Дельфис

Мне хотелось бы, чтобы это был не доклад, а некие размышления вслух, может быть, провоцирующие на какое-то обсуждение. Я сразу хочу предупредить, что в нашем разговоре буду исходить из того, что есть как бы два термина в русском языке: один – «наследие», а другой – «наследство». Так вот, о наследстве, об имуществе, о том, кому картины, кому деньги на нью-йоркском счёте, кому ещё что-то – мы, надеюсь, сегодня говорить не будем, а будем говорить о наследии. Но прежде я хотел бы поздравить Ольгу Владимировну Румянцеву, потому что уже имел возможность осмотреть выставку картин Н.К. и С.Н. Рерихов, и она произвела на меня огромное впечатление не только картинами, но и тем, что она сделана с большой любовью и высочайшим профессионализмом. Размещена она в 15 залах очень хорошо. Они небольшие, но позволяют, с одной стороны, отойти на нужное расстояние и воспринять картину, а с другой – не создают некой площадности. Поэтому хочу поздравить всех нас с тем, что такая выставка существует. Кстати, обратите внимание на необыкновенно интересное сочетание работ отца и сына. Они действительно очень разные и тем не менее находятся в гармонии.

^{Р.Б. Рыбаков}

Грустно, что Святослав Николаевич не встретил своё 90-летие. Но стены эти хранят его голос, его облик. Сейчас, когда его уже нет, мне кажется, мы должны с особой ответственностью отнестись к теме наследия Рерихов.
Семья Рерихов была своего рода соединителем прошлого и будущего. Мне кажется, что при всём величии и фантастической наполненности звучания темы гор у Николая Константиновича – сейчас мы должны вспомнить именно русский период его творчества. У нас есть замечательные исторические живописцы – Васнецов, Рябушкин, изображавший мимолётные картины Москвы XVI–XV1I веков. Историческая живопись Николая Константиновича Рериха другая. Это соединение глубочайшего прошлого, истоков человечества («Город строят», «Задумывают одежду») с будущим. Это поразительное умение действительно увидеть зарю человечества. В этой связи можно вспомнить такое «хобби» Николая Константиновича, как археология и собирание древних предметов. Он обладал той культурой коллекционирования, которая, кстати, характеризует и этот музей. Она сейчас почти утрачена не потому, что денег не хватает, а потому, что не хватает культуры. И в этом «хобби» опять проявляется его умение увидеть почти непонятную одинаковость истоков человечества. И вот это глубочайшее прошлое Рерихи соединяют с космическим видением. Я думаю, представить себе, что картины Рериха устареют, – невозможно. Они всегда новые, они живут, и чем выше поднимаемся мы, тем всё более горние высоты открываются нам в них. Они меняют того, кто на них смотрит, и тем самым как бы изменяются на наших глазах.
Однажды в 1960 году Святослав Николаевич сказал такую фразу: «Придёт время, и поймут: то, что сделал Николаи Константинович, – это больше того, что сделали импрессионисты». Фраза очень интересная. Я сказал, что Рерихи – соединители прачеловечества и человечества космического. Николай Константинович Рерих – именно он в первую очередь – является для нас также соединителем культуры Серебряного века и нашего сегодняшнего, а также завтрашнего дня. Обычно мы его «вырываем» из этой культуры, из этой среды. А ведь её составляли люди, пересекавшиеся судьбами, встречавшиеся, и их творчество во многом переплеталось. Нам надо восстановить мост с той культурой.
Восстановление моста с культурой до 1917 года – отнюдь не в том, чтобы надеть казачьи погоны и нацепить Георгиевский крест, на который не имеешь права. И не в том, чтобы начать писать банк Менатеп через «ять» и твёрдый знак. Всё это оперетта – иногда опасная, но, в общем-то, оперетта. Но надо окунуться в ту культуру, надо её ощутить. Те 75 лет, которые были после, во многом подпитывались той культурой. Расстрелянный в августе 1921 года Николай Гумилёв никогда не уходил из жизни русской интеллигенции, он был в ней всегда. По цитате из Гумилёва узнавали своих. Эта культура сейчас подвергается, может быть, ещё большей опасности, чем тогда, когда она замалчивалась, потому что сейчас она вынесена на торжище, сейчас она открыта, и кажется, что всё уже известно. И опять приведу цитату, на этот раз слова, принадлежащие Юрию Николаевичу Рериху, а передал мне их в своё время Борис Алексеевич Смирнов-Русецкий. Фраза очень важная для нас. Борис Алексеевич как-то в разговоре с Юрием Николаевичем сетовал на то, что Николая Константиновича не признают. «Э, главные трудности начнутся не сейчас, – сказал Юрий Николаевич, – когда не признают, а тогда, когда признают». Но без этой культуры, которую Рерих-старший воплощал в себе и которую Рерих-младший нёс всю жизнь и донёс до нас воочию, – нам не возродить Россию.
Рерихи – соединители не только прошлого и будущего, но и Востока и Запада. Сейчас мы – человечество в целом – стоим на пороге некой духовной трансформации. Грядёт новая духовность. Грядёт эра планетарного, а потом и космического сознания. Сознание человека изменится. К этому подвигнут, увы, наверное, не только и не столько хорошие и добрые книги, великие и добрые учения. К этому подвигнут такие прежде всего апокалиптические события, как Чернобыль и многое другое. Если не услышано слово, то начнёт действовать палка радиации и мировых катаклизмов. Если человечество пойдёт против космических законов – значит, оно пойдёт на самоуничтожение себя как вида.

^{С.Н. Рерих (слева) и Р.Б. Рыбаков}

Представляется, что космическое сознание человека соединится с тем видом духовности, которая идёт к нам из Индии. В последнее столетие уход в леса, уход из жизни не поощряется даже с философской точки зрения, а вменяется в обязанность другое – отдать себя людям, работать ради других, нести что-то конструктивное. При этом, конечно, нельзя забывать, что существуют организованные религии. Безусловно, они будут трансформироваться, будут приспосабливаться к новым изменившимся условиям. Но я думаю, что всё-таки идёт на смену другая духовность. Религиозные догматы будут насыщены мировоззрением уже космическим, где не существует противоречий между религиями, между религией и наукой. Традиционные религии, так или иначе привязанные к сельскохозяйственному циклу, связанные с космосом через повторяемость сезонных сельскохозяйственных работ, постепенно будут видоизменяться. В этой связи я хочу привести одно произвольное, богословски неправильное толкование Троицы. Она в этом случае трактуется как последовательность трёх великих эпох восприятия человеком идеи Высшего. Бог-отец – Зевс, Рудра, Индра, повелитель молний – отцовское начало. Бог-сын – христианство, буддизм, основатели новых религий, приходившие во плоти в этот мир. Третий этап – духовность Святого Духа, она наверняка и ждёт нас в будущем, если мы сумеем к этому будущему прийти.
Кончается период разделения Востока и Запада, начинается новая эпоха – единение человечества. Вновь и вновь повторю великий призыв индийских мудрецов: «Единство в многообразии». К нему мы сейчас идём. Конечно, в значительной степени индийская мысль питает мировую культуру. В этой связи интересно отметить, что Николай Константинович имел прекрасную возможность поселиться в Америке. Были бы здания музеев, выставочные залы, и, может быть, его влияние на мир было бы больше. Не захотел он поселиться и в Китае, хотя это страна тысячелетней культуры. Он поселился в Индии, в горах, ибо там он был ближе всего к Космосу, к Небу, к Духу.
Так вот, наследие Рериха – и в его понимании прачеловеческой истории, и в его понимании русской истории, и в его понимании Востока, и в его понимании Космоса. Наследие Рерихов надо осваивать прежде всего нам, здесь. Путь наш даже в чём-то облегчён – тем, что уже сделано до нас нашими соотечественниками. Но в чём-то он и затруднён, потому что нам надо с очень многим бороться.
Я отношусь весьма сдержанно к часто звучащим сейчас упованиям: «Эра Водолея», «Россия всем покажет», «Мы самые духовные», «Мы столько страдали, что можем теперь всех учить». То, что мы страдали, – это ещё не значит, что мы можем быть духовными учителями. <...>.
Значит ли это, что мы должны смотреть на будущее пессимистически? Ни в коем случае. Если мы вспомним всех наших праведников и подвижников, если мы вспомним, какой свет ежедневно несли дающие нам жизнь женщины России, то мы поймём, что есть светлые начала, которые непременно должны победить всё тёмное, но в этом им тоже надо помочь – прежде всего тем, что сами мы должны от очень многого избавиться.
Чтобы учить других, надо уничтожить многие черты, в течение десятилетий определявшие наш образ жизни: чувство страха, зависти, уверенности в своей исключительности и массу других вещей. Откуда же они к нам пришли? <...> Это идея нетерпимости к своим, это идея некоего единого Писания, вера в полную непогрешимость одного-единственного пути. Вот с чем надо бороться. К сожалению, люди читают газеты и часто говорят: «А, это рериховцы опять наследство делят!»
Мы должны ходить в музеи и смотреть картины, читать труды Рерихов. Кончается период освоения азбучных истин Агни Йоги. Теперь нужно претворять их в жизнь. Если дел не будет – то для чего нам тогда Агни Йога?
Я совершенно убеждён, что с момента ухода из жизни Святослава Николаевича и Девики Рани вся ответственность за то, что будет с наследием Рерихов, лежит на всех нас. При одной из последних встреч Святослав Николаевич сказал: «Ну вот, теперь что сделаете – то и сделается». Эта фраза обращена ко всем нам. От нас зависит, будет ли работать на нас, на весь мир наследие Рерихов или рядом с их именем мы всегда будем вспоминать слово «наследство».
1994 г.