Дельфис

В голодный год пришла женщина из пустыни, и мальчик с ней. Она была худа, как издыхающая львица, а он наг, и дым заката за ними. Никто из стражи не знал ее, и одежды ее были ветхи и чужды взору.

К ступеням дворца подошли они, и оставила женщина сына, и закрыла голову свою и ушла. Мальчик же остался один на алых ступенях в пылании вечера. И в руках его — узкий кувшин с водою, иссеченный из древнего диорита.

Царь увидел отрока, что он красив и горд, и спросил: «Откуда ты?» Но тот не знал языка страны. И велел царь взять его во дворец и учить мудрости и искусству войны. И дали ему имя — Таумелех, что значит: «пришел из неведомого».

Воины взяли отрока и одели его в короткую тунику и сандалии войны. И стали учить его по слову царя. И научился он управлять колесницей и переплывать на бурдюках широкие реки, и за сто гар попадать копьем в сердце раба.

Так познал Таумелех искусство войны.

И жрецы взяли его и низвели в святилище богов, и стали учить его по слову царя. И научился Таумелех письменам на священных стенах и предсказаниям по бегу света, и познал науку о мертвых и о ненависти и любви богов. И стало так.

Мужи и женщины расступались перед ним и перед его белой одеждой, и раб заплетал ремни на его ногах. Но уста его хранили безмолвие, и лик его был бесстрастен, и рок тяготел на его челе.

Жрецы совещались с ним, потому что кожа его была темна, обожжена неведомыми огнями, а бедра узки и руки нежны. И спрашивали: «Кто он? Где его земля?» И рассуждали о нем.

Вожди и гордые военачальники смотрели на него в бою, когда он сражался перед ними, и говорили: «Не сын ли ты царя?» И удивлялись ему.

Каждый вечер в пурпуре зари сидел он на пороге своего жилища и неотступными взорами смотрел вдаль. И люди, видя его, что он неподвижен как истукан, говорили: «Не из страны ли мертвых ты? Тогда пощади меня, ибо я — рахши, что значит: «грешник, грешник перед Богом». И слава его росла между людьми.

Было в стране два жреца, которые ведали тайны времени. Они пришли к отроку и сказали: «Мы смотрели на тебя, когда ты ел хлеб с каменного блюда и когда бросал пепел в воду прежде, чем пить, и следили за тобой в часы ночной стражи, когда ты спал в тени колонны. Теперь пойдем с нами, и мы тебе покажем кое-что».

И они пошли скрытыми ходами и сошли в подземелье, и он с ними.

Там, в мрачных хранилищах, озаренных лампадами полночи, указали они ему черные статуи из Лайды и сказали: «Посмотри, твой кувшин, который ты принес, не оттуда ли? И сам ты похож на них».

Он прикоснулся к мертвым камням и спросил: «Где эта земля?»

Они положили перед ним тростниковые свитки, сказав: «Вот письмена об этой земле. Большего мы не знаем». Поставили лампу на землю и скрылись. И прочел Таумелех летопись о древней земле и о гибели ее в огне среди пустыни.

То было царство Лайды, которое на западе, где солнце исходит в бездны. Двенадцать веков царствовали цари его, подобные демонам ночи, и погибли. И восстала Геатта, дочь их, и овладела страной.

О ней сказано: «Красота ее безмерна, больше, нежели может быть на земле. Мужи и юноши умирали от нее, и в исступлении сердца они молили о смерти, но, и мертвая, она продолжала губить. В те дни подземелья дымились от нечистых жертвоприношений, и женщины стали бесплодны, а люди заклинали мертвых и обручались с ними в чаду погребальных огней. И прокляло их солнце за их безумие. Горы разверзлись и исторгли лаву, и камни сорвались с мест своих и обрушились на город. На шестой год царствования Геатты пала страна, погибли сыны царства, и пепел их рассеян по земле».

Таумелех прочел письмена, и кровь выступила на уста его.

И жрецы, которые следили за ним, вошли и сказали: «Мы открыли тебе дела древности. Теперь скажи нам ты».

Он ответил: «Что испытываете вы меня?» И кровь его падала с губ его на плиты. И вышел он из подземных чертогов, и никогда не возвращался к ним.

В ту ночь стал отрок юношей, и красота его озарила его, как темно-алый венец зари. Повелители искали взоров его, и дочери царя безумствовали о нем. Но сердце его хранило безмолвие, и лик его был загадочен, как черные лики утесов запада.

Дни и ночи рыскал он в песках пустыни, как зверь, отыскивающий след добычи. Кровь устилала путь его, а когда он входил в жилища, люди закрывали лица свои.

И увидел царь, что рука его беспощадна и сердце жестоко, как огонь, и сделал его военачальником у себя.

Тогда собрал он войска, и по лицу земли прошел, как смерч пустыни. Все бежало перед ним, царства рушились на его пути, и песок засыпал ступени храмов. Земля была в огне от руки его, и люди призывали Бога.

И было во дни Ксаметиха: напал Таумелех на Роава, разбил войска роавитян и предал страну пламени. Три дня губил он царство и истреблял сыновей его, и разрушал колодези их. Дочь же царя, Тааис, по обычаю времени взял к себе.

На четвертый день отпустил он войска свои в страну отцов их, и они ушли, и пыль от ног их затмила солнце. Стало тихо на полях Роава, и дым струился по пустой земле.

К вечеру дня собрал Таумелех воинов, которые остались с ним, и было их сто человек на верблюдах, и Тааис-роавитянка с ними. Он взял воду в мехах и пошел на запад солнца в пустыню. В то время было ему двадцать четыре года, но уста его не знали женщины, он был чист.

Семь дней шли они на запад, и семь раз садилось солнце перед ними, и сзади них вставал багровый месяц, и тени всадников и верблюдов переплетались на песке.

На восьмой день вечером они вошли в долину Черных Гор. Увидел Таумелех, что дальше пути нет, и солнце село в дыму над пропастями земли, и велел стать и разбить шатры. Люди не нашли воды и легли под скалами, а животные стали вместе друг около друга и опустили головы свои к земле.

И настала ночь. Огненный месяц поднялся над утесами, и утесы стали медными, и ржавчина покрыла копья стражи у шатров. Таумелех сел на камень близ лагеря, и тень пала от него на песок. И увидел он женщину, которая идет к нему под покровом ночи и колеблется. И вот — это Тааис-роавитянка. Серебряные цепочки у колен ее, и след ноги ее сияет.

Он спросил: «Что тебе?» Она же не могла говорить от волнения. И увидел он, что она красива и нежна лицом, и глаза ее — как звезды ночи.

Он сказал: «Говори. Я не сделаю тебе зла». И она сказала: «О, господин мой! Ты убил отца моего, царя, и братьев моих предал смерти. Страна моя разрушена тобой, и кровь на пороге домов сестер моих. Сама я пленница твоя, и венец мой среди твоих сокровищ. Бог да будет судьей между мной и тобой, но я люблю тебя. Теперь войди в шатер рабы твоей и отдохни со мною».

Она склонила голову свою и замолчала. И земля молчала кругом, и безмолвие долины покоилось над утесами ее.

Он ответил: «Иди. Я не пойду с тобою».

И прошептала она: «О, господин! Разве я не хороша перед лицом твоим?»

Он посмотрел на нее, озаренную любовью, он посмотрел вдаль, в ущелье Черных Гор, и сказал: «Ты красива, роавитянка. Но я люблю другую». И в голосе его был гул подземного потока, когда он сказал: «Красота ее безмерна, больше, нежели может быть на земле».

Она спросила: «Кто она?» Он ответил: «Царица».

Она спросила: «Где она?»

Он ответил: «Здесь».

Она воскликнула: «Кто же здесь, царь мой, кроме меня?»

«Не Тааис ли имя твое, — сказал он, — что значит: «дитя солнца»? Но ее имя — Геатта, что означает: «смерть».

В тот миг прилетела ночная бабочка с гор и стала порхать вокруг него. Полет ее был беззвучен, а крылья из праха и тьмы. Она кружилась вокруг него, села на руку его и стала неподвижной.

Тааис сказала: «Не отсылай меня. Позволь рабе твоей побыть с тобою». И она опустилась возле него, и обняла колени его, и затихла.

И проходила ночь. И когда земля стала, как алая раковина в алом море, Тааис подняла голову и взглянула. И вот Таумелех, как один из богов Лиады, и лицо его в огне зари. Огонь на губах его, на шатрах и утесах, и вся земля в огне. И закрыла она лицо свое от страха.

Он же сказал: «Взгляни, это моя кровь на утесах. О, Тааис, я горю!»

Черная бабочка поднялась от его руки и закружилась в пламени, и пала мертвой на землю. А пурпур лился и лился, растекаясь в безмолвии по всей земле...

Днем воины нашли воду в разрушенных цистернах, но она была темна и горька на вкус. И сказали они: «Господин! Воды нет более в мехах, и пища на исходе. Вернемся, чтобы нам не погибнуть в этой земле!»

Он ответил: «Раскройте меха, которые слуги мои хранят для меня, и напейтесь». И они сделали так.

И настала вторая ночь. В полночь Таумелех проснулся в шатре своем и спросил: «Кто зовет меня?» Сердце его сильно билось в груди его. Но никто не ответил, и была тишина. Лагерь спал, и месяц светил в высоте, и черные бабочки кружились в свете месяца.

Таумелех вошел к Тааис и спросил: «Не ты ли была у меня, и сидела и смотрела, пока я спал? Ибо кто-то был у меня в шатре и смотрел на меня».

Она ответила: «Нет, господин мой. Но останься у меня. Вот ты сам пришел ко мне. И я открою сосуды с ароматами, и умащу твое тело, и буду служить тебе».

Она встала и взяла у него копье и отстегнула застежки на его одежде. И услыхала она, что он затрепетал, и обняла его и сказала: «Царь мой!» Голос ее прерывался от любви, потому что она думала, что пришел час ее радости. И он изнемогал.

Тогда тяжелый глухой грохот прошел под землей, и шатер задрожал, и запястья Тааис зазвенели на ее руках.

Таумелех отстранил ее от себя и слушал. Он сказал: «Это голос, зовущий меня. Пусти меня, чтобы тебе не умереть со мною». И он вышел из шатра. Копье его блеснуло на уступах скал, и он скрылся. Она же упала на лицо свое и лежала до зари.

Утром, когда люди подымались ото сна, иные остались лежать. Дыханье иссякло в ноздрях их, и губы их были окровавлены. Таумелеха не было в лагере.

В полдень он сошел с гор и прошел между ними. Глаза его горели, как черные камни гунид, и сияние тьмы было над ним.

Воины сказали: «Господин! Вот, верблюды оседланы. Садись и веди нас обратно, пока ветер не замел следов наших на песке. Ибо рабы твои умирают».

Но он не слышал их и прошел в шатер. И никто не посмел войти за ним. И сказали они друг другу: «Что мы без него? Лучше умереть с ним, чем погибнуть одним в пустыне». И — остались.

И настала третья ночь. Во мраке встал Таумелех, зажег факел в руке своей и покинул лагерь. Никто не видел его, ибо стража спала, и месяца не было в небе.

Он вошел в ущелья гор и ступил на скрытую тропу, иссеченную в камнях. В середине скал кончался путь, и трещина вела внутрь горы. Черные бабочки вылетали из каменных врат и влетали обратно, а над вратами темнели знаки древних письмен. И была тишина. И месяц, роняя кровь, всходил по уступам скал.

Таумелех поднял огонь и вошел. Звук шагов его потонул в пепле. Он снял одежду и стал наг.

Ропоты вечной ночи блуждали под сводами. Тяжкий гул восходил из гортани тьмы, — и от звука его трепетало человеческое сердце.

Между колонн на цепях висела железная лампада, наполненная прахом. Поверженные глыбы камня пахли огнем, и глубокие бассейны излучали ароматы мертвых вод. То было царство, опустошенное пламенем, окутанное вздохами и снами бездн.

Таумелех вошел в храм, цепеневший над пропастью. Бабочки, разбуженные огнем, тучами поднялись от пола.

В глубине, под уступами лавы, было узкое ложе, и женщина лежала на нем. Была она нагая и темная, застывшая в стройной и пронизывающей судороге смерти. Базальтовая голова ее была приподнята от изголовья, руки застыли в воздухе и излучали мрак. Покров тонкой черной пыли лежал на ее чистых чертах. Тонкие браслеты сжимали бедра и нежными цепями тянулись к ногам. Тяжелая диадема, расплавленная огнем, чернью и золотом опаляла чело. И улыбка освещала сомкнутые уста.

Красота ее была безмерна и больше, нежели может быть на земле. И над нею в безмолвном ужасе стеною трепетали бабочки, неся на крыльях своих мерцание и мглу.

Он подошел и вдохнул от нее запах лавы. Он посмотрел в ее глаза и на губы, обугленные молниями, и больше не мог отвести очей. «Геатта», — прошептал он, что значит: «из мрака иссеченная».

Он сказал: «Царица! Вот я, чтобы умереть с тобою». Он наклонился к ней и прижался к ее граненым губам, и факел выпал из его рук.

Гром прошел под землей, и горы содрогнулись. Бабочки нахлынули из потрясенных глубин и пали на землю, дрожа и умирая в огне, и огонь заколебался, зашипел и погас. И стала тьма, и голос бездн воцарился в безмолвии.

Эта ночь была мрачна. Месяц скрылся, и громы сотрясали землю.

Среди ночи Тааис, томимая любовью, вошла в шатер Таумелеха и не нашла его. Она подняла воинов, и они зажгли факелы и пошли за нею по его стопам. Они нашли тропу между скал и вошли в подземелье, где след ноги его был отпечатан в прахе. Тьма дохнула им в лицо и снизошла в их души. В тоске сжимали они копья, внимая гулу преисподней. А Тааис вела их.

И позвала она слабым голосом: «Царь!» Но никто не ответил ей. И еще крикнула она: «Таумелех!» Но была тишина. И тогда она взяла факел и вошла под своды. И воины вошли за нею.

На черном ложе под сенью лавы лежал Таумелех и царица с ним. Тела их были слиты и уста спаяны и недвижны, как диорит. Воины подошли и склонились над ними. И вот — царь мертв, и мертва она в руках его, и они во всем подобны друг другу.

Факелы колебались, бросая огонь и мрак на тела, и рокот бездн гремел, как смертные гимны, и черные бабочки смятенно и слепо метались вокруг огней.

В четырнадцатый год царствования Ксаметиха погиб Таумелех. Никто не вернулся из пустыни, чтобы сообщить о нем царю. И велел Ксаметих призвать жрецов и открыть книгу деяний царства. И против имени Таумелех, которое значит: «пришел из неведомого», жрецы начертали по слову царя — Роамелех, что значит: «ушел в неведомое».

И закрыли книгу.

Рисунок С.Турий