Дельфис

^{Н.К. Рерих. Июнь, 1929 г.}

 

Сегодня для меня знаменательный день – обсуждение творческого наследия Николая Константиновича, моего отца. Многое мне хотелось бы вам сказать. Многим хотелось бы с вами поделиться.

Как вы сами знаете, многогранность личности Николая Константиновича требует очень пристального, очень близкого изучения. Пройдёт ещё много лет, прежде чем всесторонне будет оценён личный вклад Николая Константиновича в сокровищницу культуры человечества и его глубокое провидение в будущее. Его книги заключают в себе самые замечательные и объединяющие мысли, а также чаяния народов всех стран. Но всё это ещё дело будущего.

Я очень счастлив, что сегодня именно здесь, в Академии художеств Советского Союза, мы начинаем изучение его замечательной деятельности. И постараемся описать и запечатлеть хотя бы некоторые стороны его личности. Для начала я хочу вам прочесть несколько слов из моей статьи, опубликованной в Америке. Это общедоступная статья о Николае Константиновиче, с которой может быть, вам будет интересно познакомиться. А затем мы перейдём к обсуждению некоторых этапов его жизни, которые, Владимир Семенович Кеменов ¹ говорил, представляют особый интерес, так как малоизвестны.

^{Фото на память: Д. Рани и С.Н. Рерих с вице-президентом Академии художеств СССР В.С. Кеменовым}

 

 

«Как описать обычными словами эту поистине необычную жизнь, как охарактеризовать её и как воздать ей должное? Когда я думаю о своём отце и вспоминаю своё длительное близкое общение с ним, я вижу, как над всеми его изумительными достижениями и его вкладом в нашу культуру возвышается сама личность художника, его неповторимая индивидуальность.

Добрый и терпеливый, никогда не терявший попусту ни секунды времени, гармонично сочетавший состояние напряжённости и ощущения благожелательства, всегда приносивший пользу людям и всегда думавший о благоденствии окружавших его людей, он как личность являет собой совершенный образец человека, для которого жизнь стала великим подвигом, высоким служением. Всю свою жизнь он щедро дарил свой огромный талант людям, и лишь в отдалённом будущем может быть полностью оценено по-настоящему и понято сделанное им.

Когда я думаю о своём отце, меня переполняет невыразимое чувство любви и уважения к нему за всё то, что он дал и без конца продолжает давать нам. Он был истинным патриотом и горячо любил свою Родину, но он также принадлежал всему миру. Весь мир был полем его деятельности. Всё человечество было для него собратьями. Каждая страна представляла особый интерес и особое значение. Каждая философия, каждое учение жизни были для него только путём к совершенствованию, и жизнь для него была великими вратами в Будущее. Его прекрасная картина "Клад захоронённый" – это, возможно, глубокий символ огромных достижений и необыкновенной жизни. Он во всём стремился к отображению прекрасного, и мысли его мастерски воплощены в живописи, в литературном творчестве и всей его жизни.

Вторая половина его жизни была тесно связана с Гималаями. На этом дивном фоне он раскрыл нам духовные устремления бесчисленных искателей, которые приходили к этим могучим горам в поисках истины. Гималаи были для него источником постоянной творческой радости. Ни один художник не писал горы так, как мой отец. Его Гималаи излучают на нас всё своё несравненное богатство света, красочности, невыразимое величие, высокие мысли, которые символизирует само слово "Гималаи". Он действительно заслужил звание "Мастера гор".

^{Долина Кулу}

 

 

Через все его полотна и литературные произведения проходит неразрывной нитью великий зов Учителя, призывающего учеников бороться за новую, лучшую жизнь – жизнь, исполненную красоты и совершенства.

Он являлся для меня воплощением слова и дела, как говорил Платон: "От прекрасных образов мы перейдём к красивым мыслям, и от красивых мыслей, мы перейдём к красивой жизни, и от красивой жизни к абсолютной красоте".

Мой отец и моя мать были наделены несравненной гармонией двух понимающих друг друга людей, которые имели высокие идеалы жизни и прошли по жизненному пути как совершенный образец взаимного понимания. С огромным трудом можно найти примеры, когда великий художник оказывается ещё более великим человеком. Мне выпало счастье видеть этот живой пример в лице моих отца и матери. Их светлые образы навсегда останутся для меня источником величайшего вдохновения и величайшего счастья.

Хотя сейчас мы празднуем первое столетие со дня рождения Николая Константиновича, я чувствую, что со временем каждые сто лет будут отмечены ещё бóльшим признанием и признательностью народов. Сейчас мы возжигаем лишь первый огонёк той дани, которую мы воздаём великой жизни. Но за ним в отдалённом будущем разгорится яркое пламя благодарности и признания».

Теперь я хотел бы осветить некоторые периоды из его жизни, о которых упомянул В.С. Кеминов и которые он счёл интересными и важными в жизни Николая Константиновича, так как о них сравнительно мало известно. Это период с 1916 по 1923 год, то есть период, когда Николай Константинович оказался за границей и так или иначе был оторван от России.

В 1916 году Николай Константинович заболел воспалением лёгких. И так как болезнь эта затянулась, то доктора, которые его лечили, после долгих консультаций решили, что ему нужно уехать из Петербурга и поехать туда, где более сухой, более здоровый климат. После совещания было решено, что подходящим будет климат Сердоболя (Сортавалы) на севере Ладожского озера. И тогда мы вошли в контакт с ректором университета в Сердоболе профессором Реландером, который очень любезно предоставил Николаю Константиновичу своё имение «Пюхенгам» около Сердоболя.

^{Карл Адольф Оскар Реландер}

 

 

Мы приехали туда только на время, чтобы переменить климат и дать возможность Николаю Константиновичу избавиться от так называемой пневмонии. Климат там действительно был очень здоровый, сухой, и, конечно, на чистом воздухе здоровье Николая Константиновича стало быстро поправляться.

^{Залив Юхинлахти. Вид на имение Реландера}

 

 

Ладога дала ему новое устремление идей. Там он начал писать этюды ладожских шхер, Валаам. Картина «Святой остров» написана тогда. И в это время, как вы знаете, события Первой мировой войны отрезали нашу семью от Петербурга, от России. Германский фронт проходил через Выборг, и германское командование хотело захватить всю эту территорию для десантов и операций против Петербурга.

^{Н.К. Рерих. Святой остров}

 

 

Жизнь в Сердоболе значительно осложнилась. Стало трудно получать припасы. Всё стало другим. И, конечно, Николай Константинович, матушка должны были принять какое-то решение, чтобы выйти из создавшегося трудного положения. Всегда полный энергии Николай Константинович немедленно решил, что лучше всего будет поехать в Скандинавские страны.

Так случилось, что в 1914 году в г. Мальме состоялась большая выставка русского искусства, и там осталось много картин Николая Константиновича. Так что организовали выставку в Швеции, в Дании и попутно в Гельсингфорсе (ныне Хельсинки. –– Ред.). Таким образом мы переехали из Финляндии в Швецию, оттуда в Норвегию, где пробыли недолго. Выставка прошла с большим успехом. Многие картины были приобретены музеями, частными коллекционерами и наиболее насущные проблемы решены.

Следующим этапом была Англия. Сергей Павлович Дягилев ², который был тогда в Англии, очень хотел, чтобы Николай Константинович приехал в Лондон, чтобы начать там новый русский сезон в Ковент-Гардене. Мы приехали в Англию. Там Николай Константинович организовал свою выставку, которая прошла с очень большим успехом, и Ковент-Гарден заказал ему серию декораций и костюмов к постановке русских опер.

Так начался новый период деятельности Николая Константиновича. Он всегда и во всем, как вы видите, работал именно «на русской ниве». Все оперы были русскими: «Снегурочка», «Князь Игорь», «Царь Салтан» и другие постановки. Они шли с большим успехом в Англии, а также выставки Николая Константиновича в других её городах пользовались очень большим успехом. Жизнь Николая Константиновича как художника, как общественного деятеля, как большого деятеля культуры, конечно, нашла там новое претворение. К нему тянулись очень многие – люди разных течений. И опять забила вокруг него кипучая художественная жизнь.

^{Эскиз к балету «Весна священная» И.Ф. Стравинского, Николай Рерих, 1930}

 

 

Пробыли мы в Лондоне приблизительно год. Я не упомянул, что одним из главных интересов Николая Константиновича была Индия, то есть устремление к Индии. Он всегда верил и надеялся, что когда-нибудь сможет осуществить свою мечту и посетить её, познакомиться с её культурой и искусством. В Лондоне мы встретились с Тагором. Рабиндранат Тагор после получения Нобелевской премии был в Лондоне, путешествовал по Европе и Америке. Именно он дал первую оценку произведениям Николая Константиновича на индийские мотивы. Тагор был не только великим поэтом: он был замечательно богатой личностью, человеком глубокой культуры, и, конечно, его внутренняя, духовная жизнь нашла самый живой отклик у Николая Константиновича. Тагор горячо убеждал его посетить Индию. И хотя Николай Константинович тоже об этом мечтал и обдумывал, как это организовать, в то время это было трудно осуществить. Были известные затруднения, в том числе и финансовые, потому что именно в этот момент заказы, на которые Николай Константинович рассчитывал, не смогли осуществиться. Поэтому он принял приглашение доктора Харше, директора Чикагского института искусств, приехать в Америку для показа своих произведений. И вот, в 1920 году мы добрались до Америки. Там у Николая Константиновича началась кипучая и богатая творческая жизнь.

Зинаида Григорьевна Фосдик, которая сегодня у нас тут в гостях, стала первой сотрудницей Николая Константиновича в Америке. Так что вся его творческая жизнь так или иначе была связана с ней. Всю свою жизнь Зинаида Григорьевна очень высоко несла именно знамя Николая Константиновича. Она была верным стражем, следовала за всеми его начинаниями и в меру своих возможностей и сил действительно во всём помогала ему и работала с ним. Я очень счастлив именно тем, что сегодня, в юбилей Николая Константиновича, Зинаида Григорьевна с нами.

^{З.Г. Фосдик. Музей Н. Рериха. Нью-Йорк. 1940–1950 гг.}

 

 

С двадцатых годов началась кипучая активная общественная деятельность Николая Константиновича в Америке. Им была создана целая серия учреждений культуры, и Зинаида Григорьевна принимала очень большое участие во всей этой работе. Она заведовала школами Института Объединенных Искусств, которые Николай Константинович основал в Америке. Она была вице-президентом других учреждений, и большой стаж её сотрудничества с Николаем Константиновичем с 1920 по 1947 год доказывает её внутренние устремления и преданность идеалам. В этом я ей очень благодарен³.

Николай Константинович основывал эти культурные организации на новых началах. Он хотел воплотить свои идеалы, чтобы искусство вошло в жизнь, вошло широко, было доступно народу. Он хотел, чтобы осознание красоты было ведущим началом, чтобы искусство входило в повседневную жизнь человека. Он говорил, что если мы украсим жизнь, внесём искусство в наши больницы, тюрьмы, то тем самым обогатим нашу жизнь, и у нас не будет тюрем. Он хотел, чтобы именно искусство было таким ведущим началом в жизни. Поэтому наши учреждения в Нью-Йорке организовывали выставки всюду – в госпиталях, в школах и повсюду, где можно было «продвинуть» идею искусства и красоты. Впоследствии из этих культурных учреждений был основан Музей имени Николая Константиновича.

Много было сделано. Одним из таких очень больших планов Николая Константиновича было создание в дальнейшем научно-исследовательского института в Гималаях. Но до этого, в 1923 году, Николай Константинович осуществил свою мечту давних лет поехать в Индию, где начался новый замечательный период его деятельности на новых основах – его путешествия не только по Индии, но и по Центральной Азии, Тибету и его возвращение в Индию, основание Института гималайских исследований, а затем и последующая жизнь и работа на Востоке.

^{Пакт Рериха}

 

 

Одновременно прошёл его Пакт охраны памятников культуры – Пакт Рериха, о котором Владимир Семенович [Кеменов – ред.] вам говорил, и деятельность Николая Константиновича уже как бы распространилась по всему миру – не только в Америке, Европе, но уже вошла в жизнь Индии и Азии. По результатам совершённого только в эти годы вы можете судить, сколько он действительно сделал.

И хотя вся его общественная деятельность отнимала у него много времени, которое он мог бы уделять искусству, это не сказалось на творчестве. Где бы он ни был, в каких бы условиях он ни находился, он всегда писал картины, но не только картины – писал свои книги и свои дневники. И это было возможно только благодаря строгой самодисциплине. Николай Константинович всегда верил, что труд очищает нашу жизнь, что человек должен трудиться и через труд он разрешит свои насущные проблемы и поднимется на следующую ступень эволюции. Сам Николай Константинович был как бы олицетворением этой мысли, потому что всю свою жизнь он именно трудился. День его начинался очень рано – он вставал в пять часов утра и сразу приступал к работе над картинами и записями; если же были другие задания – включал и их в жизнь текущего дня. Интересно, что Николай Константинович, несмотря на то что столько сделал, никогда не торопился, не суетился, никогда не повторялся. Это мы видим по его картинам. Он всегда работал в размеренном темпе, я бы сказал – не в быстром. Когда он писал (у него был ясный крупный почерк), то писал медленно. Но его мысль была сгармонизирована со скоростью писания, так что он мог дать законченное выражение её без каких-либо поправок. Также, когда он писал картины, у него был определённый план, основательно разработанный, и он ему следовал, никогда не торопясь. Но в результате успевал сделать гораздо больше, чем другие, которые старались как можно больше написать или что-то сделать.

У него не было, как не было и у Елены Ивановны, так называемой светской жизни. Их это совершенно не интересовало. Они не тратили времени на пересуды. Весь день с утра до поздней ночи был занят какой-нибудь полезной работой. Днём были встречи, которые входили в орбиту общественной деятельности. Николай Константинович делал также свои записи, очень любил слушать музыку в перерывах и затем до позднего вечера продолжал свою работу. И так каждый день его был полностью занят кипучей творческой деятельностью. Когда он путешествовал в Гималаях, то, конечно, был вынужден отрываться от налаженной работы. Путешествия физически бывали очень трудными. Когда же он приезжал на какую-то стоянку, пока разбивался лагерь, он немедленно садился записывать свои впечатления. Таким образом, день вообще никогда не был потерян. И благодаря этой замечательной дисциплине он смог оставить нам такое богатое наследие.

Николай Константинович обладал совершенно изумительной памятью: если он что-то услышит или прочитает, то это навсегда оставалось при нём. Он мог вспоминать самые сложные тексты: какое-нибудь стихотворение, которому его учили в детстве, он помнил всю жизнь. Это очень помогало ему в работе. Богатая одаренность вместе с дисциплиной жизни, которую он считал необходимой для каждого человека, помогли ему подняться на высшую ступень развития. Николай Константинович всегда думал, что главная задача жизни – это самоусовершенствование. Искусство или какие-либо другие творческие достижения могут быть большими, но в центре внимания всего остаётся жизнь самого человека, его личности. Он считал, что его творческая жизнь, его искусство – это только пособники самоусовершенствования. Он всегда работал над самим собой прежде всего. Он хотел подняться над тем, чего он достиг, и закончить свою жизнь более совершенным человеком. Это было кредо его жизни. Потому что он считал, что наша главная задача в жизни – осознать самого себя. И в этом он преуспел. Он действительно стал совершенно исключительным человеком – человеком мудрости, человеком замечательных личных качеств. Я очень много встречал людей во всем мире, больших людей, но такого человека, как Николай Константинович, я ещё не встретил.

Думаю, я уже утомил вас, ведь ещё очень много нужно прослушать.

В.С. Кеминов: «Хотелось бы услышать о контактах Николая Константиновича».

- Настолько жизнь его была богата этими контактами, что описать всё это было бы трудно. Но я знаю, что в Америке он высоко чтил, например, Рокуэла Кэнта, почитал Сарджента, который часто бывал у нас. Было много молодых художников, которых Николай Константинович просто любил. Но, как я уже сказал, в Лондоне главным для него были контакты с Тагором, его семьёй. Мы тогда довольно часто встречались с ним. И после нашего отъезда в Америку он тоже там был, мы опять неоднократно встречались.

Альберт Эйнштейн был одним из членов нашего Института, а дома был нашим почётным советником. Николай Константинович с большим уважением относился к нему, потому что он был не только большим учёным, но и очень большим человеком.

^{Альберт Эйнштейн}

 

 

Кроме того, в Америке у нас были встречи с Сергеем Прокофьевым. Он тогда писал оперу «Любовь к трём апельсинам». Я живо помню эти встречи с ним. Он приходил к нам довольно часто, играл на рояле, показывал свои последние этюды. Моя матушка любила его «Бабушкины сказки» и другие произведения. И Сергей Рахманинов бывал у нас. Он был не только замечательным пианистом, может быть, самым блестящим пианистом мира, но и всесторонне одарённым музыкантом, с собственным подходом ко всему, внутренней большой музыкальностью, и, конечно, он был и прекрасным человеком. Было вообще столько встреч, что всех не упомнишь! Но вот эти особенно выделялись.

^{С.В. Рахманинов}

 

 

В Америке были большие художники, как Беллоу, Слом, и мы входили с ними в контакты. В стране была большая культурная жизнь. Она развивалась после войны, люди горели новыми интересами и откликались на зов Николая Константиновича – зов большой и богатой творческой жизни.

Вот на этом закончу, потому что о следующем периоде жизни – жизни в Индии – мы поговорим, может быть как-нибудь в другой раз.

Дом дружбы (Москва)

Из беседы за круглым столом

27 ноября 1974 г.

В.С. Ревякин, гляциолог из Омска: Хотелось бы узнать, что побудило Николая Константиновича предпринять южный маршрут к Белухе.

- Трудно сказать, что побудило Николая Константиновича выбрать этот маршрут. Я там не был, и, думаю, это было связано с местными особенностями. Николай Константинович всегда стремился на Алтай, хотел увидеть Белуху. Он всегда очень интересовался старинными преданиями, легендами, которые жили где-то там – у вершины Белухи. И, несомненно, его экспедиция прошла наиболее удобным тогда путём.

^{М.М. Лихтман, Ю.Н. Рерих, Н.К. Рерих. Алтай. 1926 г.}

 

 

Николай Константинович всегда верил в будущее Сибири – «Великий Звенигород», который там будет, и предвидел, что это те места, которые войдут в историю как места претворения в жизнь новых мыслей, новых чаяний и новых достижений человечества. У Николая Константиновича и Елены Ивановны всегда жила вера в будущее Сибири.

^{Н.К. Рерих «Гора Белуха»}

 

 

У Белухи две вершины. У нас в Гималаях пик Гепан тоже имеет две вершины. И Николай Константинович всегда сравнивал их. С Белухой связана целая гамма его чувств и мыслей. И Николай Константинович старался выразить многое в сравнении этих вершин. Один из основных заветов Николая Константиновича, о котором мы должны постоянно помнить – это нравственное самоусовершенствование. И тема гор для этого выбрана им не случайно. Тот, кто был на вершинах, возвращается оттуда уже другим человеком.

Только человек, который жил в горах, может понимать игру красок, игру света и тени. И для художника большое счастье увидеть всё это. Николай Константинович говорил: «Алтай-Гималаи – два магнита, два равновесия, два устоя. Радостно видеть жизненность в связях индо-русских». Есть какое-то единение людей на этой основе.

И ещё Николай Константинович говорил: «Мир надо беречь. Красоту надо беречь». Вот этот его завет оставлен нам в Знамени Мира. Идеи Николая Константиновича совпадают с идеями Красного Креста и Зелёного Креста. Эти идеи жизненны и заставляют подумать о том, как нам следует относиться к миру, к людям, ко всей природе и к своему культурному наследию. Создавая Красный Крест Культуры – Пакт Рериха и Знамя Мира, Николай Константинович ставил проблему широко, всесторонне, чтобы напомнить людям об обязанности бережно относиться не только к культурным ценностям, но и к природе, чтобы люди стремились оградить от страшной угрозы гибели всё живое и создания человеческого гения.

Цивилизация – это необходимый прогресс жизни. Но надо понять, что каждое великое открытие в науке должно очень бережно вноситься в жизнь. Мы должны следить за тем, чтобы эти открытия не были использованы во вред жизни и не влекли за собой истощение природы, а, наоборот, обогащали и дополняли жизнь. В старинных писаниях многих мыслителей и даже алхимиков говорилось, что каждое большое открытие должно быть оберегаемо от злоупотребления, чтобы не могло подрывать основы жизни.

Мы видим, что теперь и природа отступает перед человеком. Мы это видим всюду и, к сожалению, имеем очень много примеров, кода природа уже невосполнима. Есть некоторые виды животных, насекомых, птиц, которые ушли или вот-вот уйдут в прошлое.

Я думаю, что, может быть, и поздно, но, если всем сейчас объединиться на этом основании – с позиции охраны наших великих достижений и оберегать всё, что нам даёт так щедро мать-земля, может быть, мы сможем удержать кое-что из того, что начинает ускользать из нашей жизни. Невозможно представить природу без птиц, очень трудно, даже страшно, красивые луга без бабочек, без насекомых. Но это оскудение уже на лицо. Мы все должны болеть душой за сохранение природы, стараться как-то остановить разрушение жизни. Я видел неоднократно, как места, заселённые самой замечательной фауной, вдруг опустели, и было невозможно вернуть животных вместе с исчезающими лесами. С ними, естественно, уходит и жизнь. А эта жизнь составляет гармонию целого. Мы не имеем права уходить от жизни и непоправимо злоупотреблять.

В.С. Ревякин: Мы поднимаем вопрос о том, чтобы в районе Белухи создать заповедник, чтобы этот микроконтинент, как я называю свою Белуху, на века дарил людям свои искрящиеся водопады с сиянием девственных снегов.

А.Н. Зелинский, археолог, Москва: Мне выпало счастье знать Вашего брата Юрия Николаевича, и считаю себя в какой-то степени его учеником. Разговор часто заходил об Алтае, и Юрий Николаевич не только говорил о нём с большим интересом, но хотел снова туда поехать. К сожалению, по молодости я тогда ещё мало знал об Алтае. Позднее в экспедиции увидел его красоту. Расскажите, пожалуйста, что-нибудь об исторической и культурной роли Алтая и о тех нитях связи, которые идут от этих гор к ещё более великим – к Гималаям в Индии.

– Несомненно, что в древности был период очень богатый сношениями, и караванные пути проходили по всем направлениям, и между Алтаем и Гималаями были тесные связи, я думаю, очень обширные и глубокие. Даже в наше время, когда мы жили в долине Кулу, я видел передвижение караванными путями из Центральной Азии через перевалы на нашу долину Кулу и видел, как хорошо всё было поставлено, организовано на этих караванных местах, как соблюдались кодексы между караванщиками. Если, например, в одном караване был падёж животных, то все товары снимались, устанавливались в удобных местах в ожидании новых караванов, которые могли бы это довезти. И согласно с этими кодексами, ничто не исчезало, всё было неприкосновенно, всё было в полной сохранности.

Всегда жили старинные легенды о том, что ходили люди через все эти горные хребты с севера на юг и наоборот. Я лично думаю, что контакты были очень живые и богатые. Нам нужно только потрудиться и восстановить эти связи по вехам, которые расставлены в древности. И уверен, что мы найдём богатый материал, который подтвердит мысли и веру Николая Константиновича именно в то, что эти большие горы были когда-то связаны между собой. И может быть, в будущем опять найдутся какие-то новые и очень близкие пути, которые объединят все эти места.

Николай Константинович, конечно, очень хотел, мечтал съездить на Алтай. К сожалению, это ему больше не удалось. И то, что не смог сделать он, сделают другие. Вы будете там активно работать, приедете в Индию и, может быть, найдёте многие затерянные вехи. Они докажут, как близки были связи, которые иногда кажутся призрачными, но в действительности были каждодневными когда-то.

Как Вы говорите, староверы с Алтая доходили группами до границ Тибета. Но не только туда. Я думаю, что ещё и дальше доходили, и были отдельные путешественники, которые доходили до самых отдалённых долин Гималаев, и даже в этом не сомневаюсь. Для ищущего человека пути всегда открыты. Для человека устремлённого нет непреодолимых путей.

А.Н. Зелинский: Хотелось бы услышать также несколько слов о символике Знамени Мира.

– Когда Николая Константиновича спрашивали, что это означает, он говорил: «прошлое, настоящее и будущее» человек связан вечностью. То есть в нашей жизни всегда присутствуют эти три момента. Но может быть и другое объяснение.

^{Знамя Мира в руках Мадонны Орифламы}

 

 

Этот знак трёх сфер вы найдёте не только в Гималаях, по всему Тибету, но и в Монголии и дальше. Он запечатлён на скалах по всем путям, часто на перевалах и переходах. Три драгоценности – три великие истины так называемого Чинтамани. То есть драгоценный камень на белом коне счастья, который идёт по всему миру и несёт сокровенное великое внутреннее счастье озарения. Многое можно было бы сказать. Но в жизни каждого дня Николай Константинович всегда придерживался толкования именно как прошлое, настоящие и будущие достижения человечества, которые мы должны всячески оберегать. Это духовные, культурные ценности. Они принадлежат всему человечеству. Поэтому на нас лежит великая ответственность сохранить и передать их другим поколениям.