Дельфис

Человек с мясистым, надменным, сумрачным лицом смотрел на них с верхней ступеньки крыльца. Ступеней было всего три, но человек этот упирался головой в небо, а вся земля простиралась вокруг его недосягаемых позолоченных подошв, и на земле стояли заброшенные бурей иноземцы. Елена выдержала долгий, мрачный, палящий взгляд — и вдруг поняла, что этого человека бояться не надо. Она взглянула на него снизу вверх и чуть улыбнулась. Надменное лицо не дрогнуло, но в глазах мелькнуло одобрение, как будто ей кивком ответили на приветствие.

— Это, наверно, их царь, — сказала она Менелаю.

Менелай начал говорить, но человек, стоящий наверху, его прервал.

— Так вы из Греции? — произнёс он, выговаривая слова медленно, но довольно правильно. — Зачем вы здесь?

Менелай стал объяснять, но он протянул вперёд ладонь — подожди! — и что-то негромко сказал, обернувшись в проём двери. Появился человек с синими волосами, лежащими на плечах, склонился перед хозяином. Тот кивнул Менелаю:

— Теперь говори.

Человек с синими волосами стал быстро повторять слова Менелая на своём языке. Елена слушала его сухой щебет и вглядывалась в круглое, уже не мрачное, а только равнодушное лицо хозяина дома. Он что-то спросил у переводчика, и тот повторил ровным голосом, без интонации:

— Господин спрашивает царя Спарты, почему его жена оказалась вместе с ним в походе. Разве греки берут своих жён на войну? Менелай сглотнул и ответил:

— Я везу Елену домой. Её похитили троянцы. Это и было причиной похода. Теперь Троя разрушена, а моя жена Елена со мной.

Господин, полуприкрыв глаза, выслушал переводчика и тихо проговорил по-гречески:

— Вы можете войти в мой дом.

Переводчик не растерялся и повторил за ним торжественно:

— Господин номарх Хи-Ор, великодушный и премудрый, разрешает чужеземцам войти в его дом. — Покосился на хозяина и добавил:

— Да не коснётся зло его порога.

* * *

<...> В Египте они оказались как дети в сказочном лесу. Война, Троя, Парис, Агамемнон — всё это стало далёким, как сон. Здесь, наяву, было слепящее солнце, прохлада и сумрак дворца, в котором они жили; были причудливые росписи стен, странные боги с птичьими и звериными головами... Вместо вина здесь пили горьковатое, пенистое пиво, вместо мяса ели... она так и не научилась узнавать кушанья, которые подавали за столом, так хитро они были приготовлены. Однажды ей сказали, что они ели рыбу, и она поморщилась: «Фу, рыба!., мокрая, холодная, в чешуе!..» — но признала блюдо вкусным. Нравились ей сладости — приготовленные в виде цветов, раковин или птиц, отдающие ароматами роз и фиалок, они таяли на языке...

Женщин в доме Хи-Ора не было, кроме служанок, но те знатные гостьи, которых он иногда приглашал, поражали её невиданным цветом волос и нарисованными лицами. Даже критским модницам не снились такие изогнутые брови, убегающие к самым ушам, зелёные линии вдоль век, золотистые, коричневые, лиловые губы!.. Эти разноцветные росписи делали лица похожими, и Елене казалось, что и говорят они неестественными голосами, и двигаются, как механические куклы, что делал мастер Дедал. Но когда она увидела мужчин, разукрашенных таким же образом, она перестала удивляться. Безволосые груди, искусственные волосы и бороды, подведённые глаза и подрумяненные щёки, тесная, должно быть, очень неудобная одежда, мелкая походка... ну что ж, на то он и Египет, страна чудес!

Первые дни они мылись и отсыпались в отведённых им покоях. Потом их посетил хозяин дома и поинтересовался, хорошо ли они отдохнули. Менелай поблагодарил и в свою очередь спросил, где его люди, доставленные вместе с ним во дворец.

— Мне представляется уместным, если бы ты подарил мне своих рабов, — произнес Гиор (так Елена стала выговаривать его свистящее, отрывистое имя).

— Это не рабы, — сказал Менелай, — и я не могу их подарить. Это мои друзья, они воевали вместе со мной десять лет.

— Если это воины, пусть они служат в царском войске, — сказал Гиор. — Иноземцам это разрешается.

— Мы твои пленники? — спросил Менелай. Гиор рассмеялся:

— Вы у меня в гостях. И ты, и твои люди, и твоя жена — все вы вернётесь домой, как только пожелаете. Но я не советую вам спешить. Ваши мудрецы готовы претерпеть любые опасности, чтобы попасть в Египет и прикоснуться к тайнам высшей мудрости, — а вас боги привели прямо в мой дом. Поживёте здесь — станете умнее. Разве не в этом счастье человеческой жизни?

Слуга мерно покачивал над его головой опахалом из пушистых перьев. Комнату пересекла белая кошка, подошла и села у ног жреца. (Здесь было много маленьких ручных кошек, они бродили по двору и по залам дворца, их можно было погладить — они урчали и выгибали спину. Их считали священными.) Менелай помолчал, потом поднял голову.

— Счастье... — начал было он и пожал плечами. — Ты поможешь нам отплыть на родину, когда я тебя попрошу?

— Помогу, — сказал Гиор. — Если не будут препятствовать боги и звёзды.

— Хотелось бы и мне в этом убедиться, — вздохнул Менелай.

Гиор служил какой-то страшной богине-львице. Она насылала на людей чуму, войну и раскалённый вихрь пустыни. У неё был муж, вполне мирный и разумный бог Пта, который создал богов и людей, построил города. Была ещё богиня- корова, бог-ибис, бог-шакал, богиня-кошка... Но больше всего было богов солнца. Было божество утреннего солнца и божество вечернего солнца, был бог солнечного диска, был древний бог-сокол, был бог-крокодил, был бог Атум в Оне, и бог Амон в Фивах и, наконец, самый главный — бог Ра, египетский Гелиос, плывущий по небу в золотой ладье. Это, наверно, оттого, что в этой стране было столько солнца: на рассвете оно занимало полнебосвода, растопленным серебром лилось во всю ширину Нила, к полудню накаляло небо, как огромную медеплавильную печь, а к вечеру розовым сиянием выступало из пор земли и камня. И кожа у египтян была такого же, красноватого, медного цвета вечернего солнца.

Хозяин показывал им свой дворец, сад, именье. Обычно он говорил сам, лишь изредка, в затруднительных случаях, обращаясь к переводчику. Так, он не мог понять Менелая, когда тот спросил, часто ли бывает у них наводнение и много ли приносит убытку.

— Наводнение? — повторил Гиор, нахмурившись, посмотрел на далеко залитые водой земли и ответил:

— Каждый год.

— Как же вы справляетесь с таким бедствием? Гиор пожал плечами, кивнул переводчику и, наконец, объяснил Менелаю, что то, что он видит, — не наводнение, а разлив Нила, что затопленные земли для того и предназначены, и с них, когда вода отступает, снимают три урожая. Он ещё рассказал Менелаю, какие плоды выращивают в его имении, сколько ячменя и пшеницы, масла и вина (оказывается, они всё-таки пьют вино!) получает от него царь каждый год и как ему удалось расширить сеть каналов и оживить самые высокие, засушливые земли.

Менелай слушал, задавал вопросы, покачивал головой... как будто он собирался в Спарте рыть каналы и задерживать воды Эврота! Елена усмехнулась и откинулась в кресле (их всех несли рабы на носилках), а Гиор сказал:

— Мы утомили Елену разговорами о хозяйстве. У вас женщины не занимаются хозяйством?

— У нас не бывает разливов Нила, — сказала Елена. — Просто иногда идут дожди. И вообще, всё по-другому.

— Это я знаю, — Гиор знаком велел рабам идти дальше. — Наша земля — дар Нила. У нас особое государство — ему тысяча лет.

— Тысяча? — повторила Елена.

Гиор кивнул, глядя вниз, на лодки, снующие между островами.

— Как можно знать, что было тысячу лет назад? — спросил Менелай.

— Нуда, у вас только копни — глядишь, там Хаос и мать-Гея, породившая титанов!.. А наши цари уже оставили памятники о своих победах. И сама смерть служит их вечной славе — вы увидите эти пирамиды, их гробницы.

— У нас тоже строят и дворцы, и гробницы, очень красивые! — сказала Елена. — А для вечной славы есть певцы — от них мы и узнаем, что было раньше.

— Что певцы — певцы могут и приврать, — возразил Менелай. — Вот камень с надписью — ему я поверю.

— Бывает, что веришь камню и без надписи, — сказал Гиор. — Надо только слышать и видеть. Но этому тоже можно научиться. — Он взглянул на Елену. — Тебе это будет нетрудно.

Поначалу ей не нравились эти прогулки на носилках, казалось, что кто-то из рабов оступится и непременно её уронит, но носильщики выглядели такими сильными и были так хорошо выучены, что она привыкла, сидя в мягком кресле, плыть между рядами рослых пальм или подыматься по террасам, окружающим холмы. Однажды, во время какого-то праздника, Гиор предложил им покататься вечером на лодках с музыкантами. Они выплыли на середину реки, а им навстречу двигались десятки лодок из ближних деревень — большие, маленькие, все украшенные огнями и гирляндами. Люди на лодках смеялись, кричали, бросали в воду цветы и лакомства — подарки богу Хапи.

— Как красиво! — сказала она. — Как будто мы в небе, среди звёзд.

— Там, наверху, тоже есть свой Нил, — сказал Гиор. — И есть ещё под землёй.

Музыканты в их лодке заиграли, и люди из деревни затихли, слушая переливы флейт и щебет бубна, лишь в одной лодочке слышался смех и воркование какой-то влюблённой пары. Девушка была, должно быть, очень смешливая и очень счастливая, она заливалась и не могла остановиться. Елена невольно улыбнулась и опять прошептала: «Как красиво!»

Флейтистка кончила свою мелодию. Елена отодвинула занавеску вдоль борта лодки, полюбовалась «небесным Нилом», вдохнула лёгкий, пахнущий рекой воздух и запела. Она давно не пела — не хотелось петь, а сейчас вдруг запела про иву на берегу ручья — забытую песню, кто-то её пел, когда она была девочкой. Она с радостным удивлением слушала, как её голос парит над рекой, — и все слушали, даже смешливой девушки не стало слышно. Флейта осторожно подхватила напев тонким, жалобным голоском, и Елена, продолжая петь, как будто утешала и подбадривала флейту: «Ну что ж делать, ничего, не печалься, летим дальше... ты посмотри, как красиво!..»

Она пела, закрыв глаза, и только потом, закончив пение, увидела лица Менелая и Гиора, и ещё лицо гостя Гиора — придворного, приехавшего из столицы. Менелай напряжённо смотрел в сторону, гость, немолодой, с красивым чувственным лицом, — на неё, с жадным восторгом, а Гиора совершенно преобразила неожиданно мягкая, задумчивая, печальная улыбка. На лодках радостно кричали, шлёпали вёслами по воде и бросали в их сторону цветы.

— Им тоже понравилось, — тихо сказал Гиор.

Гость, не отрывая от неё глаз, попросил что-то, и она поняла — он просит спеть ещё, но Гиор покачал головой и велел музыкантам играть, а гребцам — плыть к дому. Менелай вздохнул с облегчением и завёл разговор о строительстве кораблей.

На другой день Гиор пришёл к ним в утренний час. Как всегда, осведомился о проведённой ночи, о цвете сновидений. Помолчав, сказал Менелаю:

— Ты хочешь построить корабль, чтобы добраться на родину? Наши суда умеют ходить только по Нилу, морские корабельщики у нас — финикийцы. Тети, мой гость из столицы, имеет с ними дело и мог бы тебе помочь.

— Я отблагодарю его, как только вернусь в Спарту!

— Не надо его благодарить, — сказал Гиор, — он может запросить слишком много. Он уже приглашает вас погостить к себе — тебя и твою жену.

Менелай молча исподлобья смотрел на жреца. Тот сел в бамбуковое кресло и сказал ему:

— Да, да, если б я не был жрецом, я бы убил тебя и взял бы Елену себе. Но это невозможно — я сочетался браком с богиней... я отдал ей свою плоть. В древности так делали все жрецы, сейчас немногие. Так что я единственный, — он улыбнулся, — кого ты можешь не опасаться.

— Я не опасался тебя, — сказал Менелай. — Ты принял нас в свой дом.

Гиор покачал головой:

— Ты всё веришь в законы своего Зевса!.. Хорошо, считай, что он тебя хранит. Тебе всё-таки придётся поехать к Тети. Он найдёт тебе хорошего мастера, ты сам объяснишь ему, какой корабль тебе нужен.

— А как же?.. — начал Менелай, Гиор прервал его:

— Поедешь один, я поговорил с ним. Как Тети ни любит женщин — он не варвар, чтоб губить царство из-за своих... прихотей. Я объяснил ему, что Елена — дочь бога и что из-за неё уже разрушена Троя. И потом, — он задумался, — был у нас когда-то случай с чужой женой... Наши-то женщины все принадлежат царю, но эта была из другого народа, они с мужем пришли из пустыни. Царь взял её себе, а их бог... странный у них бог — они не говорили, как его зовут, не знали, как он выглядит, но очень боялись!.. так их бог поразил болезнью весь царский дом, потом — город и ближние деревни... Жрецы объяснили царю, в чём дело, он вернул эту женщину мужу и стал с тех пор осторожней. Но было это давно, и каждому царю надо объяснять всё заново.

— У вас цари, наверно, не очень любят жрецов? — сказала Елена.

Она сидела на цветастом ковре и раскладывала узор из костяных палочек. Получались тревожные ломаные линии.

Гиор усмехнулся:

— Любят — не любят, они должны нас слушать. Без нас поля высохнут, народ обнищает и государство умрёт.

Он подошёл к Елене, взглянул на узор и несколькими палочками замкнул всю фигуру красивым восьмиугольником.

— Вот так должно быть, — сказал он ей и повернулся к Менелаю:

— Поэтому я не хочу, чтоб Елена появлялась у Тети или в царском доме. А ты поезжай. Ты понравишься царю, он любит рассказы о военных подвигах и морских приключениях. А я сберегу твою жену. Если хочешь, она будет посылать тебе вестников каждый день.

Конечно, Менелай поехал. Он хотел поскорее построить корабль. Он уверился, что Гиор не тронет его жену. Ему интересно было увидеть египетского царя — в Греции про них рассказывали всякие чудеса. Но главное, нельзя было сделать иначе — не так, как сказал Гиор. От него исходило странное ощущение силы. Не той силы, что была у Гектора, и даже не той, что у Ахилла...

Елена тоже пыталась понять её природу, вспоминала пугающе-огромного Аякса, Тесея с его взглядом — как клинок... Однажды Гиор вошёл к ней, когда две рабыни наряжали её к утренней прогулке. Одна расчёсывала ей косы, а вторая держала стеклянную ложечку с душистым маслом и осторожно втирала его в кожу за ушами и на затылке. Видно, она замешкалась, а Гиор спешил. Нетерпеливо потирая перстень на левой руке, он уставился на ложку с маслом мрачно горящими глазами, — и служанка вдруг вскрикнула и растерянно оглянулась. На её платье расползалось масляное пятно. Она вертела в руках ложечку, расколотую трещиной, из которой вытекали последние душистые капли.

— Я... — пролепетала служанка. — Она сама!

— Что сама? — не поняла Елена.

— Ложка... треснула.

— Я не хотел, — буркнул Гиор, опустив глаза, и вышел. Тогда она поняла, что сказки о египетских магах вовсе не сказки. Их могущество — не сила рук, не страсть, не молитва, обращённая к богам, а воля. Вот такая, невидимой стрелой разбивающая преграды. Он, видно, не успел совладать со своим нетерпением, а потом досадовал, что обнаружил силу по такому ничтожному поводу, и на другой день пытался заверить Елену, что ей все почудилось.

— Хорошо, — сказала Елена, — почудилось. Ты думаешь, я буду тебя бояться из-за этого? Мне просто интересно. Это оттого, что ты жрец, или ты всегда таким был?

— Я не помню, каким я был — сказал Гиор. — Но когда служишь богине, приходится быть сильным. Как остановить её, когда она губит урожай, например? Одни жертвоприношения тут не помогут.

— Ты можешь остановить ветер пустыни?

— Я должен убедить богиню. Это трудно, но иногда получалось.

— Она очень страшная, твоя богиня, — сказала Елена. — Почему у вас боги такие?

— Тебе не нравятся наши боги? — улыбнулся Гиор.

— У них звериные головы. Они некрасивые, их нельзя любить.

— А ваши прекрасные боги разве не превращались в зверей? Помнишь, когда-то они бежали от Тифона и спрятались у нас, в Египте. Тогда Зевс стал бараном, Гера — коровой, Гермес — ибисом, а та богиня, на которую ты так похожа, — рыбой.

Елена смотрела на него с удивлением.

— Откуда ты знаешь, на кого я похожа?

— Афродиту узнают все, — сказал он.

— Но ты служишь другой богине, — прошептала она.

Он молча кивнул и улыбнулся как тогда, когда она пела ночью на лодке. Его лицо стало печальным и прекрасным.

— Великая Мать, — сказал он, — являет нам свои лики. Мы зовем её Изидой, Деметрой, Кибелой, Иштар, Небесной Коровой, Львицей, Луной. Она красива? Она добра или зла? Как можно судить Матерь Мира? Можно лишь верить ей и служить.

— А мне что делать? — вдруг крикнула она.

Он стоял у дверей, расписанных кудрявыми цветами и разноцветными угловатыми животными, и казался пастырем какого-то сказочного стада.

— Тебе? — сказал он. — Проснуться.

— Я всю жизнь спала?

Гиор пожал плечами:

— Все люди спят. И только умерев, понимают это. Ты хочешь, чтоб я тебе всё объяснил?

Елена села на ковёр, обхватив колени, и взглянула на него — снизу вверх.

— Что мне делать? — повторила она.

— Когда-то — я слышал это от ваших певцов — люди не задавали подобных вопросов. Они ели, спали, рожали детей, старились, любили или убивали друг друга — и были счастливы. Как птицы, как волки или муравьи. И тогда бог Прометей — пожалел он их или позавидовал? — дал им искру божьего огня. Знаешь, что было потом?

— Прометея наказали за измену.

— Прометея наказали, а люди... — он улыбнулся, — стали бессмертны.

— Как бессмертны?

— У человека есть тело, — сказал Гиор. — Есть имя. Есть душа — то есть вы её называете душой, а мы называем Ка, она очень похожа на человека, только невидима.

— Откуда же вы про неё знаете?

Гиор развёл руками:

— Разве обязательно потрогать, чтобы убедиться? И потом — некоторые её видят. Она имеет цвет, она может расти и уменьшаться. Она хочет, она радуется, она ненавидит, она чувствует голод, испытывает страсти, наслаждается и завидует... она боится смерти.

— Она попадает в аид?

— Она очень страдает, лишившись тела. Поэтому мы не сжигаем умерших, а сохраняем их оболочку, чтобы Ка не чувствовала себя бездомной. Ну, и учим её, как себя вести в царстве мёртвых. Хотя вообще-то Ка — всего лишь тень и не стоит таких забот.

— Но она бессмертна?

— Бессмертна Ба, та божественная искра, которой наградил пас Прометей. Она — как птица в клетке, и когда мы умираем, она, как птица, вылетает на волю. И возвращается в небо.

— А что она делает, пока мы живы?

— Спроси её!

Елена помолчала.

— Она хочет любить, — проговорила она. — Или... нет, не знаю.

* * *

Менелай долго гостил в столице — он в самом деле понравился царю, получил от него много дорогих подарков, несколько рабов и помощь в строительстве корабля. Корабль строился в устье Нила, и он целые недели проводил там, сам следил за работами, а когда возвращался, говорил о Спарте. Елена ни о чём не расспрашивала — боялась, да он и сам не знал, что там произошло за годы, что он провёл под Троей. Он вспоминал, как простился с дочкой — она спала; вспоминал игры и колесничные бега, вспоминал Тиндарея, вспоминал брата и жалел, что расстался с ним в ссоре.

— Гермиона уже большая... — прошептала она.

— Выдадим её замуж за Ореста! — сказал Менелай. — За старшего сына твоей сестры.

Она улыбнулась: свадьба дочери... вот, о чём приходится думать!..

— Только пусть они останутся в Спарте. Думаешь, Агамемнон согласится?

— Я могу его уговорить. Ты знаешь, он любит, чтоб его слушались, но на самом деле он мне никогда не отказывает. Мы росли в изгнании, я был маленький, он привык меня защищать... и даже баловал... Как-то они доплыли до дома?

— Одиссей остался с ним — всё должно быть благополучно.

Но чем дальше, тем больше он волновался и вздыхал о брате. Гиор, однажды услышав это, сказал, что о судьбе брата можно узнать.

— Ты знаешь, что с Агамемноном? — вскинулся Менелай. — Приплыл он в Грецию, скажи!

— Я ничего не знаю. Я сказал, что можно узнать. Но сначала мне надо побывать в пустыне. Хочешь поехать со мной?

Менелай отказался. Сказал, что он видел пустыню, когда гостил в столице, и что не хочет надолго покидать строительство — в его присутствии работы идут быстрее.

— Хорошо, — согласился Гиор. — Тогда Елена поедет вместе со мной. Не оставаться же ей одной в доме.

Они ехали несколько дней, не спеша, в очень удобной повозке. В дороге Гиор учил её понимать египетские письмена, и она выучила некоторые слова и значки, обозначающие числа. Ей нравилось число миллион — в виде сидящего на корточках человечка с воздетыми руками, должно быть, от удивления перед таким количеством.

— Миллион — это сколько? — спросила она. Гиор улыбнулся:

— Много.

— Как звёзд на небе?

— Много, — повторил он. — Ты сейчас увидишь пирамиды — им много лет. Очень много. Но перед ними — Сфинкс. Он замолчал, а она удивилась:

— У вас тоже есть Сфинкс? И она такая же страшная? Мы к ней идём?

Гиор посмотрел на неё с недоумением, потом кивнул:

— Ах да, у вас же есть свои Фивы и там какое- то кровожадное чудовище... Ты говоришь — она? Сфинкс-женщина?

— Она задавала вопросы. И кто не мог на них ответить — тех душила в объятиях, — Елена показала, как Сфинкс душила в объятиях, и Гиор хмыкнул:

— Все женщины так и делают. А потом, небось, нашелся один, кто всё разгадал, и она пошла за него замуж?

— Нет. Она бросилась со скалы.

— И так бывает, — Гиор вздохнул. — Нет, этот Сфинкс другой. Ты всё увидишь.

Они прибыли на место в самый зной. Воздух дрожал над раскалённым песком. Возле колодца разбили шатры, Гиор сразу же ушёл в свой шатёр и сидел там один, молча, в священной позе жрецов, как их изображали на древних барельефах.

Когда солнце стало большим и оранжевым, а тени удлинились, Гиор вышел из шатра.

— Сейчас мы пойдём пешком, — сказал он ей. — Одни.

Шли молча. Песок был плотным и в лучах заката казался золотистым. Заходящее солнце слепило глаза, и были видны только тёмные силуэты большого плоского холма и за ним — трёх островерхих. Холм надвигался всё ближе, и, наконец, она увидела голову, плечи и лапы огромного существа.

Елена остановилась. Каменный зверь лежал, вытянув лапы и чутко подняв голову, как кошка.

— Не бойся, — сказал Гиор. — Подойди.

Она подошла, прикоснулась к горячему камню и отдернула руку. Лежащая лапа зверя приходилась выше её плеча. Она закинула голову — над ней нависало круглое лицо, затенённое каменным чепцом-платком.

— Сейчас сядет солнце, и, пока не стемнеет, ты увидишь его лицо, — сказал Гиор. — Пойдём к пирамидам.

Они подошли к каменной горе. Было странно, что она вырастала на плоском месте — и от этого казалась ещё огромней. Елена проследила её взглядом от подошвы до вершины, вонзающейся в тёмно-синее небо, и оглянулась на Гиора.

— Страшно. Кто её построил?

— Древний царь. Ху-Фу. Отчего тебе страшно?

— Она... нечеловеческая! К ней не подступишься! У вас все храмы такие — нечеловеческие! Огромные... в них никто не живёт.

— Это не храм, — сказал Гиор. — Это гробница. Ка царя Ху-Фу пожелала для себя вот такое жилище. Елена взяла его за руку:

— Вернёмся. Солнце почти село.

Они обходили Сфинкса со спины, потом, замедляя шаги, шли вдоль бока. От огненного диска на краю пустыни осталось меньше половины; небо вокруг него ещё оставалось золотым, а в вышине бледнело, розовело, переходило в сиреневый цвет, дальше — в голубой и на востоке уже было серым. Они остановились у плеча Сфинкса. Елена опять закинула голову — и еле выговорила:

— Ох... какой он!

Елена размышляла: он смотрит вперёд, прямо в наступающую ночь, бесстрастный и бесстрашный. Стемнеет, а он всё равно будет смотреть вперёд. Погибнет царство, города занесёт песками — а он не сойдёт с места и не опустит взгляда, будет смотреть туда, за край земли.

Она прикоснулась к плечу Сфинкса ладонью, потом щекой. Почувствовала, как исходит от него тепло и сила. Прошептала:

— Он живой...

— Идём, — сказал Гиор, повел её вперёд и поставил между лапами Сфинкса. — Теперь смотри.

Она смотрела. Она видела это лицо совсем рядом с собой, она глядела ему в глаза. Он улыбался! Он не был женщиной, он не был мужчиной, он улыбался, как мать, как любимый муж... как Гиор. Он понимал всё. Она никого так не любила. Стояла, уронив руки, закинув голову, и благодарила его за что-то шёпотом. Она заметила, что наступила ночь, загорелись — совсем близко — звёзды, заметила, что Гиора нет рядом с ней, но не чувствовала страха. Он, этот каменный бог, такой великий и сильный, такой вечный, он держал её в своих лапах посреди звёздного неба, и с нею, и с миром ничего не могло случиться плохого. Было чувство великого покоя и вместе с тем — небывалого напряжения, потому что вдруг она так устала, что рухнула на песок и, наверно, заснула. Когда она очнулась, рядом стоял Гиор и освещал её лицо факелом — он горел странным, ровным, голубоватым огнём.

Она встала, оглянулась на Сфинкса, погладила каменный коготь, зарывшийся в песок. Они пошли обратно.

— Ты поняла, что он живой. Что всё — живое. Никто не умирает.

— Все возвращаются к нему? Если б люди это знали, никто бы не боялся смерти!

Гиор остановился, посмотрел на неё с улыбкой, и она поняла, что они говорили, но не произносили вслух ни слова.

— Это не совсем так, — отвечал он, по-прежнему молча.

Она не поняла.

— Смерть — это не совсем то, что ты сейчас испытала, — сказал он вслух. — Хотя очень близко. Не совсем так и не у всех так.

— Можно будет ещё сюда прийти? — спросила Елена.

— Не знаю, — сказал Гиор.

* * *

Корабль был построен, и Менелай ждёт попутного ветра, — сообщил вестник с побережья, — и велел Елене готовиться к отплытию. Гиор передал Менелаю с тем же вестником, чтобы он возвращался обратно, до отплытия ещё много времени. Спустя две недели, Менелай приехал — ветра не было, и не было никаких признаков, что погода скоро изменится.

— Если б ты спросил меня, — сказал ему Гиор, — я бы тебе сказал, что в эту пору ветры, если и дуют, то с севера. Вам придётся подождать до Нового года.

— Попроси свою богиню! — умоляюще сказал Менелай. — Скажи, что я принесу ей гекатомбу, если она позволит нам отплыть! Помнишь, ты обещал нам помочь.

— А когда наступит новый год? — спросила Елена.

— Когда взойдёт звезда, предвещающая подъём воды. Боюсь, она меня не послушает, даже если я пообещаю ей гекатомбу, — Гиор развёл руками. — Это так, Менелай. Тебе надо отдохнуть после постройки корабля, отдохнуть перед трудной дорогой, подготовиться к новым заботам... и испытаниям.

— Что в Спарте? — быстро спросил Менелай. — Какие ещё испытания?

— В Спарте — мир и порядок, насколько это возможно в доме без хозяина.

— Тебе сказал оракул?

— Нет, — сказал Гиор. — Просто мне так кажется. С оракулом я буду говорить позднее.

За несколько дней до нового года Гиор покинул именье — он должен был быть в храме. Вскоре пришла радостная весть, Что вода в реке прибывает, и начались празднества. По вечерам в саду звучала музыка, вспыхивали огни — это веселились многочисленные домочадцы и слуги, а утром одна из рабынь поднесла Елене целую горсть маленьких фигурок — человечков, лошадей, птиц, — вылепленных из теста.

Их надо отдать Хапи, — объясняла она, — это ему подарок, чтобы год был сытым и счастливым.

— Их надо отнести в храм? — спросила Елена.

— Нет, прямо отдать Хапи. В реку! — сказала рабыня. — Так все делают.

Менелай спустился к реке вместе с ней. Толстый, блестящий лист магнолии поплыл по воде, унося подарок Хапи на север, к морю.

— Это вы хорошо сделали!

Гиор, в праздничной одежде, в позолоченном парике, со скрещёнными на груди руками, сжимавшими садукей, — точь-в-точь бог Осирис! — стоял у них за спиной.

— Ты приехал! — воскликнула Елена.

— Приехал, чтобы вас проводить. Завтра мы поплывём к морю. Думаю, что Хапи будет к вам милостив.

К морю плыли на двух больших ладьях — на второй помещались припасы, рабы и подарки, полученные от египетского царя. Гиор прибавил к ним несколько драгоценных безделушек и картин, сундук с нарядами и ларец с целебными травами и камнями.

Построенный корабль стоял у выхода из бухты, возле скалистого островка. Ладью с припасами послали вперёд, к островку, а сами остались ночевать на берегу реки, в летнем домике.

— Ты не должен жалеть, Менелай, что провёл у нас столько времени, — сказал Гиор.

— Я не жалею! Ты был прав, ваша страна — источник разума и сокровищница тайн...

— Ты не должен жалеть ни о чём, — повторил Гиор, — такова судьба. Не говори, что она несправедлива — это не так. — Он взглянул на Елену. — И ты слушай меня. Вы должны знать...

Они сидели на раскладных стульях перед хижиной. Вечер был тёплый — костёр разожгли просто так, чтобы разогнать темноту. Кто-то зашуршал по камышовой крыше, Елена опасливо обернулась.

— Это змея, — сказал Гиор, не отрывая взгляда от огня, — не бойся. Из тех, кого вы покинули в Трое, не все вернулись домой. Многие погибли в буре. Несколько кораблей потонули в самом конце пути — разбились о скалы у берега. Но твой брат прибыл домой.

— Слава богам... — выдохнул Менелай.

— Он был убит в Микенах.

— Что?!

Гиор молчал.

— Кто его убил? На Микены напали враги? мессенцы? или из Аттики? Да не может этого быть! Кто его убил, Гиор? Ты это знаешь?

Гиор молчал. Менелай обхватил голову руками и замер, всхлипывая.

— Один из твоих друзей считается погибшим, но он вернётся через несколько лет. Жена его дождётся.

— Кто это? — спросила Елена.

— Я не знаю имени. — Он наклонился к ней и сказал тихо: — Ты будешь помнить Сфинкса? И то, что Ба— бессмертна...

— Зачем ты сказал ему про брата? — сказала она. — Узнал бы об этом позже.

— Он царь. Он должен вернуться домой со смирённым и твёрдым духом.

— Зачем? — прошептал Менелай, оторвал ладони от лица и приподнял голову:

— Я не верю тебе! Скажи тогда имя убийцы! Я отомщу!

Гиор вздохнул и опять склонился к Елене:

— Тебя тоже ждут испытания, — он снял с руки медный браслет и протянул ей, — когда захочешь услышать меня — надень.

Медленно поднялся, постоял, глядя поверх костра в темноту.

— Мне жаль отпускать вас. Жаль.

И ушёл в хижину.

Через день они были на острове. Дул попутный ветер, корабль, натягивая канаты, качался на волнах, рвался на волю. Елена обняла Гиора на прощанье — тот стоял неподвижно, уронив руки. Менелай, печальный, но уже со смирённым духом, тоже обнимал его и благодарил. На корабле развернули парус, отвязали канаты, обмотанные вокруг старых деревьев.

— Плывём! — крикнул Менелай.

Елена помахала рукой, потом достала из платка медный браслет, хотела надеть... весело блеснув на солнце, он упал в море. Она ахнула, наклонилась над водой.

Гиор рассмеялся. Потом поднял руки над головой, обратив ладони к уходящему кораблю, и стоял так, пока можно было различить людей на его борту.

Остров удалялся, превращаясь в серый камешек с яркими пятнами зелени.

— Мы плывём! — повторил Менелай и обнял жену. Она поцеловала мужа в лоб. Ей до слёз захотелось вернуться.