Дельфис

Начало III тысячелетия по Р.Х. обозначилось поисками новой научной картины мира. Но, спрашивается, так ли она важна для простого человека в его земной жизни, с его частными проблемами? Какая ему разница, в каком пространстве он живёт – трёхмерном, четырёхмерном или даже двухмерном: «Что он Гекубе, что ему Гекуба?».

Но оказывается, жизнь человека, его судьба находятся в непосредственной связи с парадигмой мира. Стоит оглянуться назад, к традициям древности, и обнаружится неразрывная связь макрокосмоса и микрокосмоса, выраженная в космогонических мифах. Но что они такое, если не порождения психики, целостного сознания человека, в котором пласты бессознательного создавали фантастические образы мира внешнего как проекции внутреннего? Этот внешний физический мир, постигаемый человеком посредством органов чувств, мифологическое сознание не копировало, но творчески обрабатывало. Человек мифологического мышления видел внешнее, словно находясь в центре. Интровертная установка его сознания, для которой важен не столько объект, сколько сам субъект, переносит на внешний мир фантазийные внутренние образы, одухотворяя материально-чувственный мир всем многообразием архетипов коллективного бессознательного – этого творца мифов, сказок, философских идей.

Парадигма мира затрагивает все сферы жизни и культуры, а утрата, разрушение целостной картины мира смертоносна как для общества, так и для индивида. В своих исследованиях, посвящённых архетипу Самости – целостной психике, включающей сознание и бессознательное, – К.Г.Юнг обращался к материалам сравнительной мифологии, обнаруживая в них архетипические образы и мотивы, которые проявляются в изменённых состояниях сознания современного человека – спонтанных фантазиях, галлюцинациях, трансах, видениях и сновидениях. Таковы древнейшие, унаследованные от всех предшествующих поколений человечества слои психики, о которых человек может и не знать. Двойственность сознания и бесознательного получает смысл в единстве противоположностей, которое раскрывается, разворачивается, становясь реальностью. Этот мотив, выраженный на образно-символическом языке, отразился, в частности, в древнеегипетской картине мира. Целостный, единый Египет представляет собой союз двух частей – дельты и долины Нила, двух богинь-покровительниц Нижнего и Верхнего Египта – Уаджет и Нехбет, именованных Небти в царской титулатуре. Этому же паттерну соответствуют названия Египта: tаwy – две земли, ibdwy – два берега Нила. Все эти термины выписаны в двойственном числе (есть такой род множественного числа в египетском языке).

Так, в Гелиопольской космогонии бог-творец Атум, символизирующий Солнце, воплощался в обличии свернувшегося змея-Уробороса, буквально тождественном Самости. Бог, его символы и атрибуты изображались в центре круглой или квадратной композиции, но также охватывали пространство воплощённого в актах творения мироздания. Числа и геометрические фигуры – круг, квадрат, крест, их сочетания, представленные в фигуративных композициях, – относятся к важнейшим архетипическим символам. Все они обладают глубокими содержаниями, связанными с парадигмами мира. «Главные символические фигуры любой религии, – отмечал К.Г.Юнг, – всегда выражают определённую моральную и интеллектуальную установку» [1]. Символика круга, четверицы, дифференцированного на четыре части круга, связана с важнейшим архетипом – Самостью.

Солнце и Нил – вот две природные доминанты, из которых мифологическое сознание сотворило совершенную картину мира, проецируя на явления внешнего, физического, материально-чувственного мира феномены мира внутреннего, духовно-психического. Солнце и Нил – не просто неодушевлённые объекты, а амбивалентные (противоположные) по своей сути сверхъестественные силы, управляющие жизнью и смертью; они выступают как безначальные, вечные космические силы, которые создали мир и всё в нём сущее. Эти рождённые психикой древнего человека образы представлены в древнеегипетской культуре. Мифопоэтическое сознание изъясняется на образно-символическом языке, включающем природные и рукотворные объекты, составлявшие сложные семантические конструкции.

Космотворение отнесено к мифическим первовременам возникновения из тьмы первобытного водного хаоса светозарного начала в некий час Х (подобно космическому Большому Взрыву или рождению сознания из бессознательного), потенциально содержащего возможности самораскрытия во множественности частей. Единый, ещё сокрытый мир последовательно разворачивается и структурируется в виде дуальных полярных пар – великих космических первоэлементов. Конструкция мироздания опирается на удвоенную пару противоположностей – четверицу, которая наделяет его устойчивостью, непоколебимостью, трёхмерной объёмностью. В мифопоэтической традиции древнего Египта число было наделено содержаниями, отражавшими представления о космической целостности, полноте, предельности, а числовая иерархия выражала акты творения мироздания.

Числовой код – один из инструментов, которым пользовалось мифологическое сознание для выражения миротворения богом-демиургом. Архетипичность мотива числа отражена в высказывании философа Эрнста Кассирера: «В качестве третьего великого формального мотива, определяющего структуру мифологического мира наряду с пространством и временем, предстаёт мотив числа»( [2], с.148). Но в каждой культуре этот формальный мотив воплощается в конкретной архитектонике, актуализирующей своеобразие представлений об устройстве Вселенной как целостности, возникшей из сочетания составляющих её элементов. В бессознательном слое человеческой психики «укоренено» множество архетипов, и среди них – архетип числа как мотив, философская идея, божественный атрибут, монада [1], [3]. Число, характеризующее стороны, качества, части объектов, являлось наиболее удобным способом для формирования мифопоэтических образов в целостной картине мира, выступая в «роли связующего звена между царствами материи и психики»( [4], с.311).

В мифологическом сознании число символизировало целостность, соотношение части и целого, единства и множественности. И прежде чем стать математическим средством измерения, число было предметом поклонения в качестве «священного числа», поскольку служило средством мифологического объяснения мира( [4], с.76). Архетип числа наделял космогонии магической силой первозданного незыблемого закона, первопринципа, универсального для всего многообразия форм человеческого бытия. В целостном духовно-физическом мироздании число, явленное в символических образах, выступало в качестве некоего посредника между земным и божественным, смертным и бессмертным и «служило средством специфически-религиозного смыслообразования»( [4], с.151).

В древнейшем религиозном центре, солнцепоклонническом Иуну (библ. – Он, древнегреч. – Гелиополь) почиталась Великая Эннеада, отвечающая числу Девять. Девятка богов представляет собой божественную генеалогию. Её родоначальник бог-творец Атум (от древнеегип. tm, что означает быть целым, завершённым, всем [5]¹, проснулся, воссуществовал из тьмы первобытного океана Нуна как твердь, светящийся холм. Образ Атума отражает присущий древнейшим пластам мифологических представлений универсальный образ андрогина. Он содержит в себе пару взаимосвязанных противоположностей – мужское и женское начало. В контексте числовой символики это означает, что Единое становится реальностью при возникновении двойки. Принцип дуальности является исходным для последующего раскрытия картины мира.

^{Рис. 1. Гелиопольская Эннеада богов и сын Осириса и Исиды – Хор.}

 

Итак, андрогин Атум путём самооплодотворения создал первую близнечную пару – бога воздуха Шу и богиню небесной влаги Тефнут. От их супружеского союза родились близнецы – богиня неба Нут и бог земли Геб. Этим завершилось создание природных первоматерий универсума. Четвёртый этап творения связан с рождением двух близнечно-супружеских пар – первых божественных правителей Египта: Осириса и Исиды, Сета и Нефтиды (рис. 1). Таким образом, природные и культурные феномены оказываются объединены в парадигме мира², в его вертикальной и горизонтальной протяжённости. Это модуль мироздания в наиболее ранней, Гелиопольской космогонии, просуществовавшей до заката древнеегипетской цивилизации. Огненно-солярная первостихия организует пространство универсума, структурированного в виде удвоенной четверицы. Верхняя четвёрка составлена из природных первоэлементов (воздуха, влаги, неба и земли), а нижняя символизирует истоки мира культурного. Таким образом, девятка становится числом священным, сакральным, ибо она символизирует предельную ценность – целостный универсум. Итак, в Гелиопольской версии космогенеза число девять составлено из числовой иерархии как 1 + 2 + 2+ 4, или 1 + 4 + 4, или 1 + 8 . То есть единый, ещё не раскрытый мир в то же время является одной из частей развёрнутого дифференцированного мира. В аспекте аналитической психологии Единство, содержащее амбивалентные пары противоположностей, представляет собой Самость, целостность, духовно-психический центр личности.

Мифологическое сознание наводит мосты между внешним, физическим и внутренним, духовно-психическим. Этот изоморфизм актуализировался в древнеегипетской культуре путём «погружения в чисто наглядную, пластическую и архитектоническую форму вещей», за которой стоят осевые представления о смерти и возрождении в вечности( [2], с.138). Наиболее выразительно картина мира отражена в архитектуре, которая моделирует освоенное пространство по образу и подобию универсума. Подобно геометрическому моделированию, архитектура – это «символическое переживание геометрических форм, отложившееся в памяти культуры, в её кодирующих системах» [6], в мотиве пространственно-числовой иерархии.

Модель мира в виде замкнутого на себе космоса, представленная в Гелиопольской космогонии, актуализировалась в структуре населённых пунктов и архитектуре. В додинастическом Египте поселения имели форму круга, при этом? в одних случаях? их внутреннее пространство делилось на несколько зон в виде вписанных окружностей [7], в других – поселения планировались таким образом, что через центр круглого в плане населённого пункта проходили дороги, крестообразно разделявшие его пространство на четыре сектора. Пересечение их с пределами круга даёт четыре точки, отмечающие четыре стороны света.

Эта структура древних поселений в письменный период нашла отражение в иероглифическом знаке niwt, обозначавшем населённый пункт. В городах с такой планировкой в центре на пересечении дорог находился храм, маркирующий сакральную точку – место бога, что характерно и для других культур. Таким образом, уже в архаическое время прослеживается воплощение идеи о центрической модели мира с обозначением четырёх сторон света.

При возведении простых жилых построек следовали тем же принципам. Лёгкие хижины в додинастическом Египте были круглыми, в центре и по окружности устанавливались столбы. Место центра отмечалось очагом. На последних фазах додинастического Египта стали возводить и квадратные в плане, но с округлой или сферической крышей жилища и древнейшие святилища pr-wr («дом великий») и pr-nsr («дом огня»). Так что модель мира мыслилась в виде сочетания круга и квадрата, то есть той самой фигуры тетрактиса, по поводу которой ломали головы и копья античные философы.

Однако уже в древнем Египте, задолго до эпохи античной рефлексии мотив четверицы – квадрата или креста, вписанного в круг, – воплотился в образе универсума. Качественные характеристики парадигмы мира – завершённость, целостность, гармония и порядок – символизировались священными числами, к которым принадлежала и четвёрка как базовый, структурообразующий принцип мироздания. Мотив четверицы в древнеегипетской культуре весьма репрезентативен. Она вырастает из симметрической дуальности, парности, построенной по принципу зеркальной симметрии. При этом центр занимают сакральные предметы, символизирующие божество. Изобразительный материал, равно как и размещение иероглифических текстов в храмах и гробницах, манифестируют о существовании смыслового ядра во всём многообразии композиционных воплощений. Речь идёт о принципе единства и целостности мироздания и всего в нём сущего в мировосприятии носителей древнеегипетской культуры. В этих композициях заключена идея гармонии, равновесия, а также защиты.

На четверице богов младшего поколения завязана драматургия древнеегипетской мифопоэтической мысли о вторжении в созданный богом-творцом мир зла, смерти, страха и ужаса из-за Ока Хора. Эта тема вошла в осирический цикл мифов, в которых разворачиваются мотивы убийства и расчленения Сетом тела Осириса, оплакивания его Исидой и Нефтидой, поисков, нахождения и соединения его останков за исключением съеденного рыбой фаллоса, чудесного зачатия Исиды от мёртвого супруга и рождения Хора-младенца, Хорпократа, борьбы Хора с Сетом за египетский трон. Можно говорить, что мотив борьбы и победы солярного бога-сокола Хора над силами тьмы, низшими инстинктами, олицетворёнными Сетом [8], заключает ключевую идею древнеегипетского сознания о циклическом возрождении космоса через жертвоприношение, символическую смерть героя-спасителя, ослеплённого, лишённого своего Ока, жизненной силы, света сознания.

Архетипический образ божественного младенца как спасителя мира в древнеегипетской мифологии принадлежит Хору. Он всегда спасает мироздание от коллапса, неистово сражаясь с противниками солярного бога-творца. С младенчества его опекал бог Тот, направлявший руку победоносного бога; и кроме прочих многочисленных эпитетов, раскрывавших широту функций Тота, ему принадлежал титул «Носителя Ока Хора». В этом эпитете Тота и соответствующей иконографии отражена глубинная духовная связь этого божества и всеобщего символа жертвоприношения, несущего архетипическую идею духа жизни. Подобно Святому Духу в христианстве, Око Хора принадлежит архетипической идее духа жизни. Это нечто связующее – духовная, психологически переживаемая субстанция, объединяющая Отца и Сына³. Но этот связующий символ существует вне логических построений, вне биологического и социального аспектов. Это – манифестация, самооткровение бессознательного, символ, связанный с драмой спасения( [9], с.60–64).

 

^{Рис. 2. Бог мудрости Тот в облике ибиса. VI в. до н.э. Лувр (Париж)}

 

Бог-жрец Тот (рис. 2) являлся патроном института священства, проводником божественных, сакральных знаний в земной мир [10]. Тот олицетворял и выполнял творческую роль связующего и опосредующего звена между нуминозным и земным знанием (деланием). Подобно тому как Тот был советником бога-творца, вторым лицом в государстве являлся визирь, облечённый высоким священническим статусом. Но и сам бог Тот, согласно мифам, не покидал человеческий род после смерти первопредка-Осириса, являясь советником и наставником фараона, земного воплощения бога Хора, открывая ему тайные знания.

Трижды великому богу Тоту посвящались гимны, в которых он величался повелителем неба и земли. Ему ведомо число звёзд на небе, открыто сокровенное понимание творения( [11], с.148). Бог Тот был проводником душ умерших через мрачные и опасные чертоги мира мёртвых, где царствовал Осирис, для их восхождения к вечной жизни в светлом мире небесных богов. Ведь кому, как не ему, создателю «Книги Мёртвых», были ведомы все его тайны, опасности и ловушки, подстерегавшие души умерших на пути по ту сторону земной жизни?

Наделённый мифопоэтическим коллективным сознанием древних египтян высоким статусом советника, посланника бога-творца (Атума), Тот был его «правой рукой», неким серым кардиналом; он призывал его жестоко расправляться с богами, учинявшими смуты, угрожавшими космической стабильности, равновесию и гармонии. Говоря в терминах аналитической психологии К.Г.Юнга, это тот самый третий элемент, снимающий психическое напряжение между конфликтующими противоположностями, объединяющий их, восстанавливающий космическое равновесие (гармонию Маат, отстраивающего её). Не случайно весы были атрибутом Тота, а равно и письменные принадлежности, поскольку он почитался богом познания: мудрости, магических знаний, письменности, речи, счёта и меры. Он – бог-жрец, судья, целитель, оракул, наконец, верховное божество в Гермопольской космогонии – ещё одном центре египетской культуры.

Иначе говоря, его функции охватывали важнейшие духовные феномены и коммуникативные средства в древнеегипетской культуре, которые могли существовать при космической целостности, устойчивости, порядке и гармонии между всеми элементами мироздания. И Тот олицетворял эти ключевые представления в древнеегипетском пантеоне. По существу, он являлся осевой фигурой, связующей целостность мира, противостоящей злу, нарушающему космический порядок. Разумеется, как и все боги, Тот не лишён теневой стороны, демонстрируя нарциссизм, манипулируя богами, проявляя лукавство, пуская в ход плутовство и обман, качества воришки, пользуясь своим всезнанием и авторитетом советника демиурга. Фигура эта двойственна, полярна. Он и мудрец и трикстер⁴.

Духовная природа Тота воплощалась и в разных обличиях. В образе павиана он сопровождает души умерших через царство мёртвых. В образе человека с головой ибиса Тот участвует в суде Осириса над душой новопреставленного. На виньетке к 125-му заклинанию в «Книге Мёртвых» он делает записи в сцене взвешивания на весах сердца умершего. Находится ли оно в равновесии с изображением богини справедливости, правды и гармонии Маат (её символом – пёрышком) или, наполненное грехами, перевешивает её? От этого зависит посмертная судьба умершего. Увидит ли его душа божественный свет или будет уничтожена? Тот часто встаёт на сторону умершего и говорит его устами, спасая его от наказания умелыми ответами, как бы вводя в заблуждение присутствующих на суде богов. В образе птицы душа покойного возносится на небеса, где и пребывает после смерти человека, всё же навещая погребённое тело, проникая в гробницу через специальное отверстие для души.

Духовная природа образа Тота восходит к глубинным слоям архаического сознания, ассоциирующего качественно близкие ему представления о дыхании как жизненном принципе, дуновении ветра, движении воздуха и свободно летящей птице. В «Текстах Пирамид» Тот в образе ибиса переносит на своём крыле душу почившего царя в восточную часть неба, где восходит солнце. В архаическом ассоциативном мышлении птица, дыхание и дух сопрягались в семантической цепочке, ибо дух «всегда является воплощением активной, крылатой и подвижной сущности – тем, кто оживляет, возбуждает, зажигает и вдохновляет»( [12], с.290). Это высказывание К.Г.Юнга имеет непосредственное отношение к природе бога Тота, который олицетворял представления о вездесущем духе жизни. Под словом "дух", – продолжает К.Г.Юнг, – понимается имматериальная субстанция, или экзистенция, которая на высшем и наиболее универсальном уровне называется Богом. Эта имматериальная субстанция является также носителем психики и даже самой жизни»( [12], с.288). «Дух» есть психический фактор; духи манифестируют бессознательные комплексы [13]. При этом К.Г.Юнг обращается к алхимической традиции, в которой дух рассматривался как связка души и тела, а позднее как «дух жизни»( [12], с.288). Эти представления приводят к изначальному значению слова «пневма», связанному с движением воздуха и ветра( [12], с.289). Эти этимологические исследования о близости понятий души, духа, дыхания в греческом, латинском и арабском языках [14] соответствуют и древнеегипетским представлениям.

Архетипическая идея дыхания-духа, дающего жизнь, отразилась в одном пассаже из «Текстов Саркофагов». Бог Атум, ещё пребывавший в первобытном океане Нуне, был полностью недвижим, но его сын, бог воздуха Шу( [11], с.30), находившийся в Атуме, пробудил его дух, оживил его сердце и соединил его недвижимые члены. Чтобы мир воссуществовал, Атуму необходимо было отделить от себя находившихся в нём бога Шу, названного им Жизнью, и богиню порядка Маат, выдохнув их из себя и сделав выдох им в ноздри. В этом отрывке, построенном в виде диалога Атума с Нуном, раскрываются представления о возникновении Жизни как спонтанно начавшемся божественном дыхании. Вместе с тем в нём содержится мысль о сыне Атума Шу как субстанции творящей уже изнутри бога-демиурга, оживившей отца. Собственно, словесно-диалогическая форма латентно содержит идею возникновения сознания.

Манифестация бессознательного о духовном единстве Отца и Сына, спасительной роли последнего, проявленная в этом пассаже из «Текстов Саркофагов», посвящённом рождению космоса, симметрична отношениям Осириса и Хора в осирическом цикле, связанном с погребальным обрядом и представлениями о загробном воскресении. Это – присущая древнеегипетским представлениям симметрия идеи рождения и посмертия как формах жизни – от спонтанно возникшего космического дыхания жизни до его символического посмертного восстановления в погребальном обряде. Она включает смерть как необходимый элемент в этой триаде, отражая основополагающую концепцию цикличности возрождения космоса на высшем уровне и загробного существования.

^{Рис. 3. Око Хора как математическая целостность. Части ока служили египтянам математическими дробями.}

 

Каноническая идея посмертия передаётся через символику Ока Хора (Рис.3). Основной момент мифа о борьбе Хора и Сета связан с деструктивностью, разрушением изначальной целостности, что характерно для ритуала, направленного на восстановление как космического, так и духовно-психологического равновесия. В данном контексте идея смерти бога-героя Хора символизирована разрушением Ока Хора на шесть дробных частей: 1/2, 1/4, 1/8/, 1/16, 1/32, 1/64. Магическими средствами Око Хора было восстановлено до 63/64, и по логике мифа 1/64 часть была отдана Тоту за его помощь⁵.

Центральный образ древнеегипетской мифологии – Солнце. Это сам бог-творец, небесное око, уподобленное глазу человеческому, на который, в свою очередь, проецировались свойства солнца. В результате взаимных переносов смежных по значению объектов сложились многочисленные семантические цепочки, в целостной культуре актуализирующиеся в виде рядов пар противоположностей. Так, на присущем древнеегипетской культуре принципе дуальности сложились важнейшие амбивалентные мифические образы. С одной стороны – это тьма, смерть, слепота, расчленение, разрушенное Око Хора; с другой – жизнь, свет, зрение, целый, полный, здоровый глаз бога Хора, загробное возрождение, зелёный цвет, магическая защита, достигаемая обычаем обведения глаз зелёной краской. Одной из трактовок глаз Хора являются Солнце и Луна! Летая по небу вместе с Солнцем Хор-Сокол поворачивается к Земле то одним своим глазом (днём), то другим (ночью). Ночной глаз, Луна, только частично принадлежит миру живых, погружённых в это время суток в сон и роднящих их с умершими.

 

^{Рис. 4. Озеро огня у каждого угла которого сидит павиан. Виньетка к 126 главе египетской «Книги мёртвых». Египетский музей, Турин (Италия)}

 

Создавая картину мира, мифологическое сознание проецирует психические процессы на внешний мир, конструируя его в формах и образах видимого мира, раскрывающегося в противоположностях, которые осмысляются как части некоей целостности. Психологический аспект феномена создания космогонических мифов и их символов отражён у К.Г.Юнга: «Сущность сознания состоит в способности различения; оно должно, если будет осознавать вещи, разделять противоположности… В природе противоположности сходятся… и то же самое наличествует в бессознательном и, в частности, в архетипе единства, Самости. Здесь, как в божестве, противоположности снимаются. Но как только бессознательное начинает проявлять себя, они расходятся врозь, как при Творении, потому что каждый акт пробуждающегося сознания является творческим, и именно из этого психологического переживания выведены все космогонические символы»( [15], с.42).

В религиозно-ритуальной сфере, в погребальном обряде действа с предметами и словесные тексты участников обрядов повторяются дважды и представлены парами объектов. Но ещё чаще эти действа воспроизводились четырежды, как и изображения четвёрки богов в различных композициях, где они занимают позиции по углам прямоугольного объекта. Это – четыре фигуры бога Тота в обличии павиана, расположенные по углам огненного озера в загробном мире, две пары антропоморфного Тота с головой ибиса, стоящие перед дверьми, закрывающими восточный вход на небеса, изображения четырёх сыновей Хора⁶, четыре канопы с извлекавшимися во время мумификации внутренними органами покойного и т.д. и т.п. (Рис. 4, 5, 6). Эти и другие многочисленные примеры свидетельствуют о базовых представлениях, связанных с четверицей в культуре древнего Египта. В заупокойном культе, произнесение молитв и заклинаний, принесение жертв (пищей и изделиями ремёсел) также в количестве четырёх идентичных объектов (смысловых синонимов символа всеобщего жертвопринощения – Ока Хора), – всё это примеры актуализации в ритуале идеи космической целостности⁷.

^{Рис. 5. Виньетка «Книги мёртвых Хунефера» на которой перед сидящим Осирисом представлены четыре сына Хора, стоящих на цветке лотоса. Папирус. 1200 г. до н. э. Британский музей (Лондон).}

По Э.Кассиреру, истоки числового мира исходят из своеобразия мифологических представлений о пространстве, времени и чувстве Я. Четвёрка, четырёхчастное деление, маркирующее систему координат пространства, становится подлинным «священным числом», поскольку в нём отражена связь всякого частного бытия с основной формой – моделью мира. «Для мышления мифа здесь происходит не только опосредованный перенос – оно усматривает, поддержанное наглядным свидетельством, присутствие одного в другом, оно нащупывает в каждом частном случае четырёхчленности универсальную форму космического четырёхчленного устройства»( [2], с.154). Эта универсальность сливает макромир и микромир, земное и божественное, телесное и духовное, физическое и психическое, связывая их «внутренними магическими узами»( [2], с.152).

Итак, и четверица, в древнеегипетской культуре структурировавшая целостностый космос, и круг, крестообразно дифференцированный на четыре части, созвучны юнгианскому архетипу Самости – целостностному человеческому сознанию с четырьмя его психическими функциями (мышление, чувство, интуиция, ощущения). Вкладывали ли подобный смысл в этот знак древние египтяне – неизвестно. Но, отражающий структуру внешнего организованного пространства, он был создан коллективным бессознательным как бы под его диктовку, проецируя на внешний мир образ мира внутреннего, психического. Юнгианское учение о целостной четырёхчастной психике, бесконечных творческих возможностях бессознательного открывало путь к научным поискам единого психофизического пространства всех явлений жизни, всеединой реальности, собственно – новой научной картины мира.

 

^{Рис. 6. Комплект каноп в виде четырёх сыновей Хора (слева направо): Имсети – с головой человека, Хапи – с головой павиана, Кебехсенуфа – с головой сокола и Дуамутефа – с головой шакала.}

 

Исследования Э.Кассирера и К.Г.Юнга о духовной природе священных чисел в мифологическом и альтернативных состояниях сознания у современного человека «перекликаются» с данными древнеегипетских космогоний, оперирующих натуральными числами и геометрическими фигурами. Акцентирование внимания на исследованиях круга и четверицы позволяет говорить об архетипности базовых фигур и чисел, на основе которых выстраивался парадигматический универсум в египетских космогониях как максимальных ценностях культуры, объясняющих мир на образно-символическом языке мифа.

Важен и ещё один аспект. Число 6 – это удвоенная 3; две триады, состоящие из пар противоположностей Хора – Осириса (живого-мёртвого) и Хора – Сета (света-тьмы, жизни-смерти), включают Око Хора как символ духа жизни. Именно это удвоение охватывает полный цикл: жизнь – смерть – возрождение. Око Хора выступает в качестве символа, переживаемого в погребальном ритуале. Как символ жертвоприношения Око Хора должно быть передано Хором Осирису. В погребальном обряде, детально описанном в «Текстах Пирамид», Оком Хора называются все предметы, манипуляции ими, причастные к процессу символического оживления покойного, его трансформации в этом важнейшем переходном обряде. Око Хора играет роль третьего элемента, связующей, трансформирующей, преобразующей духовной субстанции [16]. Ритуальные действа, связанные с символическим оживлением жизненно важных органов чувств (зрения, дыхания, слуха, осязания и вкуса) синхронистичны духовно-психологической реальности в образе Ока Хора, символизирующего возрождение. Процесс перехода из одного состояния в другое, происходящий в пространстве-времени внешнего, предметного, физического мира, осмыслялся на уровне содержаний внутреннего, духовного, психического мира. Одна реальность не существует без другой, как дух и материя. Око Хора выступает как живой символ веры в воскресение. В ключевой идее древнеегипетских религиозно-мифологических представлений о космической целостности архетип духа жизни Око Хора и бог Тот олицетворяли осознанные манифестации бессознательных слоёв психики как в макромире, так и микромире.

В одном из древнеегипетских дидактических произведений «Беседа разочарованного со своим духом», написанном в конце III тыс. до н.э. в период социальных смут (в пограничье между Древним и Средним царствами), раскрывается картина внутренней жизни простого человека, переживавшего безнадёжность существования и отчаяние – братья злы, друзья ненадёжны, вокруг жестокость, воровство, насилие, грабёж, сердца людей черствы. Оставшись в полном одиночестве, человек обращается к своему духу, человеку внутреннему, с мольбой позволить переступить черту, совершив самоубийство, и уйти в загробный мир: «Смерть стоит передо мной сегодня подобно выздоровлению, подобно выходу после болезни» [17].

Это – внутренний диалог человека, утратившего смысл жизни, почву под ногами после разрушения привычного существования. События, происходившие в реальной действительности, имели такое разрушительное воздействие на психику, что в его сознании сместились полюса. Жизнь воспринимается им как смерть, смерть же наделяется положительным значением. Он стремится к ней, чтобы снять психическое напряжение даже ценой греховного самоубийства. И что же советует ему его собственный дух, автономный комплекс в архетипическом образе трижды великого Тота, направившего его в лиминальное свободное плавание? – «Проводи весёлый день, забудь печаль». Неизвестно, чем закончилась эта история. Человек находился в состоянии выбора. Скорее всего, учитывая поучительный характер произведения, человек пережил кризис, прошёл через символическую смерть. Боги вновь повернулись к Египту, который и мыслился как упорядоченный мир. Око Хора стало полным, целым, здоровым. Целостная картина мира восстановилась, всё встало на свои места … по крайней мере до наступления следующего кризиса.

Гарантией существования мироздания является равновесие, гармония между всеми его элементами, всем в нём сущем, между миром видимым, земным, и невидимым, божественным. Для обновления космоса, установления духовно-психического равновесия в Древнем Египте проводились ритуалы, мистерии, переходные обряды, во время которых снималось психическое напряжение, сгущались переживания психической реальности непосредственной близости живых богов. На высшем уровне религиозно-мифологических представлений восстанавливался космический порядок, происходило то, что К.Г.Юнг называл «пограничной ситуацией», когда устанавливалось равновесие между космическими силами( [12], с.119). Всякое нарушение гармонии, порядка угрожает мирозданию разрушением, о чём хорошо было известно древним египтянам.

В контексте целого ряда высказываний К.Г.Юнга о нарушениях равновесия – и в отношении структуры психики современного человека, и при анализе мифологического материала – исследование древнеегипетских источников находит твёрдую почву в его концепции способности архетипа объединять противоположности, служить посредником между бессознательным и сознанием⁸. В мифотворчестве архетипические представления воплощались в образах богов и символах, наиболее адекватно передающих идею равновесия при воссоединении полярных противоположностей в целостном мироздании. Присущий мифологическому сознанию принцип мировосприятия через непосредственный эмпирический, чувственный, духовный опыт наделял предметностью основополагающие для описания универсума пространство, время и число в символических, фантастических образах, что не мешало ему, а, наоборот, помогало выполнять позитивную социальную функцию – объединять членов социума и сообщать каждому из них смысл жизни.