Дельфис

Поскольку мы действительно верим, что достойное древнее предание Восточных Церквей представляет собой неотъемлемую часть наследия Церкви Христовой, то для католиков изначально необходимо познание его с тем, чтобы питаться им и содействовать, в меру возможности каждого, процессу единства. Наши братья, католики восточных обрядов, прекрасно сознают, что они вместе с православными братьями — живые носители этого предания. Необходимо, чтобы и чада Католической Церкви латинской традиции могли познать это сокровище в полноте и разделить с Папой горячее желание, дабы в Церкви и в мире было восстановлено полное выражение кафоличности Церкви, которая проявляется не в какой-либо одной из традиций и тем более не в одной только общине в противовес другой, и дабы для всех нас стало возможным наслаждаться вполне «Богооткровенным и нераздельным достоянием вселенской Церкви», сохраняющимся и преумножающимся как в жизни Церквей Востока, так и в жизни Церквей Запада. <...>

В восточной христианской традиции выработался способ восприятия, усвоения и переживания веры в Господа Иисуса. В этом смысле она чрезвычайно близка христианской традиции Запада, которая возникает из той же самой веры и питается ею. И тем не менее, она отличается от нее законным и удивительным образом, поскольку восточный христианин обладает свойственным ему чувствованием и пониманием, а следовательно, и особым, своеобразным переживанием своих отношений со Спасителем. <...>

Имеются некоторые общие черты духовной и богословской традиции у разных Церквей Востока, в которых обнаруживается особая чувствительность по отношению к формам, какие приняла проповедь Евангелия на западных землях. Второй Ватиканский Собор суммирует их следующим образом: «Всем известно также, с какой любовью восточные христиане совершают литургические священнодействия, в особенности Святую Евхаристию, источник жизни Церкви и залог будущей славы, благодаря чему верные, в единении с епископом, находят доступ к Богу Отцу через Сына Его, Слово Воплощенное, страдавшее и прославленное в излиянии Духа Святого, входя в общение с Пресвятой Троицей и становясь «причастниками Божественного естества» (2 Пт. 1, 4)».

В этих чертах вырисовывается видение восточного христианина, цель которого — соучастие в божественной природе через сопричастность тайне Пресвятой Троицы. <...> В обожении и, главным образом, в Святых Таинствах, восточное богословие приписывает совершенно особую роль Духу Святому: силою Духа, обитающего в человеке, обожение начинается уже на земле, тварь преображается, и раскрывается Царство Божие.

Учение Отцов Каппадокийцев об обожении вошло в традицию всех Восточных Церквей и является частью их общего наследия. Это можно подытожить мыслью, уже выраженной св. Иринеем в конце II столетия: Бог вочеловечился, дабы человек обожился. Это богословие обожения остается одним из особо ценных приобретений в восточной христианской мысли.

На этом пути обожения нас предваряют те, кто через Благодать и усилия в праведной жизни «уподобились» Христу, то есть мученики и святые. И среди них совершенно особое место занимает Пресвятая Дева Мария, от Которой произросла «отрасль от корня Иессеева» (Ис. II, 1). Это не только образ ожидающей нас Матери, но также образ Пречистой, Которая, будучи осуществлением множества ветхозаветных прообразов, являет Собою икону Церкви, символ и предварение преображенного благодатью человечества, пример и надежное упование для тех, кто направляет свои стопы к небесному Иерусалиму.

При всем том, что Восток особо подчеркивает троический реализм и его включенность в сакраментальную жизнь, он связывает веру в единство Божественной природы с непознаваемостью Божественной сущности. Восточные Отцы всегда утверждают, что невозможно познать то, что есть Бог, но можно лишь познать то, что Он есть, поскольку он открыл Себя в истории спасения как Отец, Сын и Дух Святой.

Это сознание неизреченной Божественной реальности отражается в богослужении, где чувство тайны сильнейшим образом воспринимается всеми верующими христианского Востока.

<...> Одна из главных великих ценностей, особо переживаемых на христианском Востоке, заключается в особом внимании к народам и их культурам, дабы Слово Божие и его прославление могли звучать на любом языке. <...> Откровение возвещается адекватно и становится полностью понятным, поскольку Христос говорит языком разных народов, которые могут читать Священное Писание и совершать богослужение на своем языке, употребляя свойственные им выражения, то есть, как бы возобновляя чудеса Пятидесятницы.

В эпоху, когда все более фундаментальным признается право каждого народа на самовыражение, в соответствии с собственным культурным наследием и мышлением, опыт отдельных Церквей Востока представляется нам, как пример успешной инкультурации.

Этот пример учит нас тому, что если мы хотим избежать возникновения партикуляризма³ и крайнего национализма, то должны понять следующее: проповедь Евангелия должна быть глубоко укорененной в специфичности культур и одновременно открытой для соединения во вселенскости, где происходит обмен, ради общего обогащения. <...>

Если Предание гарантирует нам непрерывную связь с прошлым, то эсхатологическое ожидание открывает будущее Божие. Каждая Церковь должна бороться против искушения абсолютизировать то, что она совершает и, следовательно, восхвалять саму себя или предаваться унынию. Но время принадлежит Богу, и все то, что свершается, никогда не отождествляется с полнотою Царства, всегда являющегося безвозмездным даром. <...> И если Предание учит Церкви верности тому, что их породило, то эсхатологическое ожидание побуждает их быть тем, чем они еще не стали в полноте и чем Господь желает их соделать, а следовательно, побуждает искать все новые пути верности, преодолевая пессимизм, ибо все устремляется к надежде Божией, которая не постыжает. <...>

На Востоке монашество сохранило большое единство, не познав, как на Западе, образования множества видов апостольской жизни. Различные выражения монашеской жизни от сугубо общежительного жития <...> до более строгого отшельничества <...> соответствуют скорее различным этапам духовного пути, чем выбору между разными образами жизни. <…>

Помимо того, монашество рассматривалось на Востоке не только как особый образ жизни, свойственный какой-то категории христиан, но, в частности, как отправной пункт для всех крещеных, в меру даров, предложенных Господом каждому, становясь своего рода эмблематическим синтезом христианства.

Когда Бог полностью призывает, как в случае монашеской жизни, тогда человек может достичь больших высот — в той степени, в какой чувствительность, культура и духовность это позволяют. Это, в особенности, относится к Восточным Церквам, в которых монашество образует некий существенный опыт и где еще и сегодня продолжается его расцвет, как только был положен конец преследованиям и сердца смогли свободно возвыситься к небесам. Монастырь — это пророческое место, где само творение превращается в хвалу Богу и заповедь милосердной любви, претворяемой в жизнь, становится идеалом человеческого сожительства и где человек ищет Бога без каких-либо ограничений и препятствий, становясь ориентиром для всех, неся их в сердце и помогая им в поисках Бога.

Я хотел бы напомнить также о ярком свидетельстве монахинь христианского Востока. Их пример позволил дать высокую оценку особой роли женщины в Церкви, даже если для этого пришлось преодолевать умонастроение эпохи. Во времена преследований, охвативших все страны Восточной Европы, когда многие мужские монастыри были насильственно закрыты, женское монашество сохраняло возжженным светильник монашеской жизни. Харизма монахини с ее специфическими особенностями, видимо, отражает материнскую любовь Божию, на которую часто ссылается Священное Писание. <...>

Обычно путь монаха не отмечен только его личными усилиями, но связан с духовником, которому он доверяется как сын в уверенности, что в нем проявляется заботливое и требовательное отцовство Бога. Образ духовника придает восточному монашеству исключительную гибкость: в самом деле, благодаря его воздействию путь каждого монаха становится очень индивидуальным в том, что касается времени, ритма, способов искания Бога. Именно потому, что духовный отец согласовывает и соединяет все делание, в монашестве проявляется большое разнообразие выражений общежительного и отшельнического характера. Монашество на Востоке смогло, таким образом, ответить на чаяния каждой Церкви в различные периоды ее истории.

В этих поисках Восток особо учит, что Дух наделил некоторых братьев и сестер даром духовного водительства, в силу чего они стали драгоценными примерами, ибо взирают любвеобильным взором, каким Бог смотрит на нас. Речь идет не о том, чтобы отказаться от собственной свободы и быть управляемым другим, а о том, чтобы извлечь пользу из познания сердцем, представляющего собой истинную харизму, дабы с мягкостью и твердостью ведомым оказывалась помощь в поисках истины. Наш мир крайне нуждается в таких отцах. Часто их отвергали, ибо они казались внушающими мало доверия, или же их пример представлялся уже превзойденным и мало привлекательным для современного мироощущения. Тем не менее, миру не удается найти нового, и поэтому он страдает в страхе и неуверенности, не имея примеров и образцов. Тот, кто есть наставник в Духе Святом, если он действительно таков, — а народ Божий всегда умел различать его, — тот не будет уподоблять себе всех, но поможет найти пугь к Царству. <...>

Я считаю важным, что возрастание во взаимопонимании и единстве состоит именно в улучшении нашего познания друг друга. Чадам Католической Церкви уже известны пути, указанные Святейшим Престолом для достижения этой цели: знакомство с богослужением Восточных Церквей; углубление познания духовной традиции Отцов и Учителей Церкви христианского Востока; подражание Восточным Церквам в инкультурации евангельского послания; ослабление напряженности между христианами латинского и восточных обрядов и поощрение диалога между католиками и православными; подготовка в специализированных институтах для христианского Востока богословов, историков и канонистов, которые могли бы распространять, в свою очередь, знание о Восточных Церквах; предложение в семинариях и на богословских факультетах адекватного обучения этим предметам, главным образом, для будущих священников. <...>

Помимо взаимопознания, я считаю очень важными взаимные посещения. Я бы желал, чтобы эту особую работу выполняли монастыри, именно в силу того специфического места, какое занимает монашеская жизнь в лоне Церквей, и благодаря многим общим чертам, объединяющим монашеский опыт и, следовательно, духовное восприятие как на Востоке, так и на Западе. <...>

Да сократит Господь время и пространство. Скоро, очень скоро, да сподобит нас Христос, Свет Востока, осознать, что в действительности, несмотря на вековую отдаленность, мы были крайне близки, ибо совместно, быть может, не зная о том, шли навстречу Единому Господу и, следовательно, друг ко другу!

Да возрадуется этому открытию человек третьего тысячелетия, которого, наконец, достигнет согласное слово, а потому вполне убедительное, провозглашенное братьями, любящими и благодарящими друг друга за взаимно даруемые богатства! Итак, мы предстанем пред Богом с чистыми руками примирения, и люди мира сего обретут еще одно твердое основание для веры и надежды.

С такими пожеланиями преподаю всем мое благочестие. Из Ватикана, Второго мая, вдень памяти св. Афанасия, Епископа и Учителя Церкви, в год 1995, семнадцатый моего понтификата.

loannes Paulus II