Дельфис

«Хронология жизни и последовательность духовных прозрений не всегда идут в ногу…» Такими словами начинается книга «Рерих. Опыт духовной биографии», которую Павел Федорович Беликов писал в последние годы жизни.

Было бы странным в повествовании о жизненном пути крупнейшего последователя идей Живой Этики, исследователя творческого пути Рерихов, не учитывать его уроки постижения явных и малозаметных фактов биографии. Убеждённость классика рериховедения в том, что «нет и не должно быть такой «эзотерики», которая не имела бы своего «экзотерического» аспекта», даёт нам в руки ключ к пониманию тех или иных его действий, даже если они, на первый взгляд, кажутся случайными или необъяснимыми.

Павел Федорович Беликов пишет: «Порой Озарение приходит очень рано, иногда — только на склоне лет. Очевидно, это зависит от характера Поручений, успешное выполнение которых требует соответствующей подготовки и приспособления к существующим условиям жизни…»

«НУЖНО БЫТЬ ТВОРЦОМ ЖИЗНИ...»

…Прибалтика. Эстонская республика, возникшая на территории, которая много лет была частью Российской империи. Общественную жизнь Эстонии середины тридцатых годов прошлого века  отличало переплетение традиций и духовных влияний бывшей империи и  возрождающихся к новой жизни национальных устремлений. Во главе недавно образованного эстонского государства — достаточно разумный политик Константин Пятс, поддерживаемый национальным героем — борцом за независимость Эстонии генералом Йоханом Лайдонером. На арене общественной жизни — сложный конгломерат представителей «старой» России, «новой» эстонской буржуазии,  интеллигенции и влиятельного  восточного соседа, строящего социализм.

Мировой экономический кризис конца двадцатых — начала тридцатых годов ощутимо ударил по экономике больших и малых государств,  материальному положению населения. Несмотря на знания и опыт коммерческой деятельности, Павел Беликов —  молодой человек двадцати с небольшим лет — занят утомительной монотонной работой ткача на таллинской фабрике. Работа на износ, часто по восемнадцать часов в сутки. При его не богатырском здоровье (особенно много беспокойства доставляют слабые легкие), при отсутствии перспективы роста и невозможности использовать знания, полученные во время обучения на Высших коммерческих курсах, — работа не могла приносить ему удовлетворения.

После смерти отца в конце лета 1935 года Павел Беликов оказался старшим в семье, включавшей его мать — Марию Матвеевну и младшего брата — Александра, работавшего вместе с ним на той же фабрике «Эстонский шёлк». На Павла легла ответственность за устройство материального благополучия своих близких в непростых условиях небольшой прибалтийской страны.

Но он не отчаивается, не погружается в трясину повседневности, в погоню за финансовым процветанием. Да, бытиё определяет сознание. Но личное сознание молодого Беликова является духовным двигателем его бытия. Реальная жизнь, с которой он связан повседневными делами, даёт ему «горючее» для продвижения по пути духовных исканий.

 «Мудрец, погружая бадью в колодец печали, черпает из него чистую влагу радости», — гласит древняя мудрость. Заканчивается на фабрике рабочий день или ночная смена, истекают сверхурочные часы, и он спешит раскрыть книги, поучаствовать в собраниях Русского литературного кружка, побывать в театре («Сегодня отправился “Марицу” слушать. Женские роли — туда-сюда. Мильви Лайд иногда даже хороша бывает, но мужские роли — тихий ужас…»), послушать выступления знаменитостей, заезжающих в бывший Ревель проездом «из Лондона в Париж»…

Есть и особенные часы жизни, когда он усаживается за свой стол: «У меня теперь — громадный стол, и на нём в порядке (по мнению моей мамаши, впрочем,  — в беспорядке) расположены всякие мои записки и книги. И, кажется, здесь за своим столом, лучше всего я себя чувствую…»

За этим столом, чаще всего глубокой ночью, иногда до рассвета, он пишет письма, которые подписывает: «Павлик». Он влюблён в девушку, которую встретил впервые ещё семнадцатилетним в Сыренце, когда жил там, помогая отцу в его коммерческой деятельности. Девушка — Галина Махова — учится в Тартуском университете на факультете сельского хозяйства по агрономической специальности. Иногда они встречаются. В разлуке он пишет ей письма, полные надежды на духовное понимание, письма, в которых ярко отражаются его стремления к поискам высшего смысла существования, уверенность, что она поймёт и разделит его мысли о предназначении человека. Это получается не всегда. Тогда он разъясняет вновь и вновь:

«Помню, что я Вам писал как-то о правильном месте философии в жизни, но не помню, в каком аспекте я это делал. Ведь жизнь слишком многообразна, и одного правила на все случаи не придумать. Вы выбрали один из таких случаев, а правило к нему применили из другого. Вы написали: “Сытее ли наш ближний от нашего самоусовершенствования? Нет, он много сытее от полученной работы на фабрике злостного буржуя и эгоиста”. Правильно, Галя. Спорить не буду. Но Вы забыли, что “пища духовная” от пищи физической несколько различается… “Хлеб насущный” — это условия, в которые мы поставлены, и, не выходя из которых, мы должны развиваться, но это не цель нашего развития и, конечно, не цель философии…»

Продолжая эту мысль, молодой Беликов замечает: «Я меньше жалею тех, кто умирает от холода и голода, чем тех, кто, в довольстве живя, не носит в себе ни одной мысли, выходящей за пределы “насущного хлеба”. “Хлеб насущный” — это не больше, чем почва, на которой должны развиваться лучшие человеческие духовные силы…» И понимая, что под «злостным буржуем» подразумевается владелец фабрики, где он работает, заключает: «Может быть, во мне недостаточно сильно развито чувство благодарности, и поэтому только я более благодарен Рериху, который многое дал моему уму и сердцу, чем Лапшину из “Eestii Siid'a”, который три года кормил меня, предоставляя на своей фабрике работу? Я все-таки считаю себя правым. А как Вы думаете, Галя?»

Не случаен вопросительный характер последнего предложения. Между молодыми людьми идёт обмен мнениями по самым различным вопросам. Надо полагать, получательница писем согласилась с этим и другими  доводами Павла Беликова, поскольку в 1938 году стала женой и верной спутницей до конца его земных дней.

Немного нарушу хронологию повествования. Моя первая встреча с  прекрасной супружеской парой  Беликовых состоялась в окружении картин Николая Константиновича Рериха на выставке в новосибирском Академгородке. Это была середина семидесятых годов прошлого века. Мы тогда впервые увидели картины Мастера, привезённые из Индии Святославом Николаевичем Рерихом. Картин было много, они создавали непередаваемое волнующее чувство великой красочной мозаики. «У меня свой способ погружения в картины Рериха, — сказала мне, тогдашнему студенту-историку  университета, Галина Васильевна. — Попробуйте. Не замыкайтесь воображением в этом зале. Мысленно перенесите картину, которую вы хотите лучше рассмотреть, в близкое вам по жизни пространство — в вашем доме, в вашем кабинете на работе, может быть, в вашей комнате в общежитии. И наоборот, попробуйте вообразить эту картину на фоне ночного неба, излучины реки, в окружении берёз или сосен. Это даст вам неожиданные грани, которые что-то прибавят к вашему восприятию картин Рериха».

 С нашей первой встречи её образ — хрупкой доброжелательной прибалтийки с белым венчиком седых волос — вошёл в моё сознание неразделимым с образом её мужа, олицетворяющего в их союзе мужскую основательность и непоколебимость духа.

 Процитированные  выше строки из письма Галины Маховой о проблеме «сытости ближних» могут создать впечатление, что якобы молодой философ Беликов ищет высший смысл существования, а любимая девушка в ответ — только о «земной сытости», о материальной основе существования. Нет ничего более далекого от реальной действительности их отношений в  тот период, когда они шли к созданию семейного союза.  «Я очень ценю в Вас способность мучиться некоторыми вопросами, — писал Павел Беликов в Тарту, — ценю жажду правды, которая в Вас имеется, ценю ту веру в людей, которую умею из-под “предосторожности” видеть, ценю ту борьбу с самой собою, которою Вы часто ведёте, нисколько не боюсь “показаться Вам смешным”. Вы слишком близкий мне по духу человек, и не много их на Божьем Свете имеется, чтобы совсем равнодушно к их судьбам я относился бы…»

Вспоминая мысль о «характере Поручения», о тех условиях, в которых оно происходит, нужно с несомненностью признать неслучайность в хронологическом совпадении начала постижения Павлом Беликовым Агни Йоги с годами, когда он переживал волнующий период романтических отношений с Галиной Маховой. В их разговорах и письмах  шёл духовный диалог двух светлых душой и мыслями  молодых людей. Они вместе постигали живую этику человеческих взаимотношений на высоких образцах, счастливо встретившихся   в начале их совместного  жизненного пути…

Слова Галины Васильевны о постижении картин Рериха, может быть,  берут своим истоком строки, адресованные ей ещё в мае 1935 года: «Ограниченность мышления — главный наш враг, — пишет  Павел Беликов. — Вот находитесь Вы сейчас в Юрьеве (прежнее русское название Тарту — А. А.), а можете думать о Сыренце. Попробуйте, взглянув вечером на звёздное небо, подумать о всём Космосе, представьте, что все звёзды могут для Вас быть так же доступны, так же знакомы, как Сыренец. Мы считаем своим домом то место под крышей, где находимся, иногда город, где живём, в редком случае своё государство, почти никогда — земной шар, и абсурдом считаем думать о всей Вселенной как о Великом Здании, жителями которого являемся…»

Наверное, при встрече он приводит ей любимые слова Рериха: «Если простота выражения, ясность желания будут соответствовать неизмеримости величия Космоса, то это путь истинный. И этот Космос — не тот недосягаемый Космос, перед которым только морщат лоб профессоры, но тот, великий и простой, входящий во всю нашу жизнь, творящий горы, зажигающий миры-звёзды на всех неисчислимых планах…»

А из книги Рериха «Твердыня Пламенная» он выписывает для Галины   прекрасный Завет Сутр: «Учение подобно пламени светоча, который возжигает огни многие. Они могут послужить для приготовления пищи или для рассеяния тьмы. Но пламя светоча остаётся неизменно сияющим».

«Каждый человек сам, — добавляет Павел Беликов, — своим разумом, силой, волей должен выбраться из кухмистерской жизни и не только для себя лично, но помогая всем другим, как Христос… Как ты сам, так и все другие должны совершенствоваться по формуле “ногою человеческою и рукою человеческою” не в монастырях и пустынях, а среди жизни, утверждая знание и культуру. Вот истина, выше которой нет ни одной религии, но зёрнышки этой истины заложены во всех религиях…»

В письмах к Галине Маховой впервые под пером Павла Беликова  появляется так много значащее для него имя — Рерих: «Вы, вероятно, слышали имя художника — Рерих. Это большой художник, учёный и философ; если Вы мало о нём знаете, я напишу Вам и пошлю репродукции с его картин… В Нью-Йорке есть Музей имени Рериха, при нём имеются научные лаборатории, где ведут работу лучшие учёные мира. По всему свету разбросаны общества имени Рериха, которые поддерживают между собою тесную связь. Сам Рерих живёт сейчас в Азии, в Гималаях, там находится его Институт…»

^{Галина и Павел Беликов, 1936 г. (из архива семьи П.Ф.Беликова)}

…Однажды в книжном магазине он встретил книгу в мягком коричневом переплёте. На обложке прочитал имя известного — знал по книгам из истории искусства — художника: Николай Рерих. Книга называлась «Пути Благословения». На титульном листе были указаны города — Нью-Йорк, Париж, Рига, Харбин. Он обратил внимание на надпись на обороте: «Печатано в типографии Мюллера. Рига. Гердерова площадь № 1». Рига! Это так близко!

В книге был помещён портрет: высокий лоб мыслителя, взгляд под прикрытыми веками уходит вглубь, усы, раздвоенная бородка. Облик восточного мудреца.

В предисловии «От издательства» задели за сердце строки: «Н. К. Рерих через бури разрушения, через тьму непонимания и через стены вражеских препятствий проносит в Будущее нерасплесканною чашу Красоты и Мудрости. И тем самым он становится одним из величайших духовных вождей современности, к голосу которого с особой чуткостью должны прислушиваться  молодые поколения.

Именно к молодым и новым людям направлены благия мысли автора  Путей Благословения. Убедительно и бодро, к истинному пониманию красоты, к подвигу зовёт Рерих…»

Он перелистал книгу — статьи «Неотпитая чаша», «Пламя», «Одеяние Духа», «Новая Эра», «Звезда Матери Мира»… В конце книги — сведения о международных учреждениях в Нью-Йорке — «Мастер-Институт», «Корона Мунди», Музей Рериха…

Вернулся к предисловию. Оно заканчивалось словами, которые  пророчески определили его судьбу: «Если в мире существуют силы духа разрушения, то как же нам не верить, что на арене жизни должны явиться и силы созидающие? Мы верим, что книга Рериха явится одной из первых стрел всепобеждающего Света, исцеляющего дух и пробуждающего в людях дремлющее Благо…» Стрела Света была с воодушевлением принята на вооружение…

«На столе сейчас прекрасная книга лежит, — делится он радостью, — “Пути Благословения” Рериха. Вот кого я могу читать и перечитывать. Если в любой книге Рериха наугад открыть какую-нибудь страницу, всегда найдёшь близкие и разуму, и сердцу слова. Многие ли писатели таким качеством могут похвастаться? Вот Вам сразу и пример. Открыл книгу и читаю: “А ведь каждую минуту кто-то может быть научен и обрадован. Обрадован не деньгами, но радостью познания новых далей. Ведь если бы весь мир возрадовался хотя бы на одну минуту, то все иерихонские стены тьмы пали бы немедленно”. Правда, Галя, почему мы так мало и так редко радуемся… Вот ещё две строчки из Рериха: “Одна мать, держа на руках своего младенца, спрашивала, что есть чудо? <...> Держа в руках чудо, она спрашивала, что есть чудо?” Не поступаем ли и мы таким образом, когда говорим — нам нечему радоваться… Чтобы радоваться, надо лишь небольшое усилие сделать. Надо лишь прозреть, захотеть увидеть дальше сегодняшнего дня, и кто научится смотреть вдаль, к тому радость обязательно придёт…»

 Потому что «радость — есть особая мудрость», — заключает он.

Именно в письмах к любимой девушке появляются первые попытки Беликова передать другому человеку своё понимание творчества и деятельности знаменитого русского художника и мыслителя.

20 января 1935 года он пишет из Таллина тартуской студентке письмо, в котором  предлагает понемногу знакомить её с той философией, которую он исповедует. «Я сам  ещё маленький ученик в ней, — искренне признаётся он, — мне бесконечно много надо учиться, так много, что я не постигну того, что мною намечено, за всю свою жизнь. Но это меня нисколько не запугивает и не отталкивает… “Кто знает, что лучше — обладание ли возможным или стремление к невозможному?”» И поясняет: «Я выбрал последнее». Невозможное сегодня рано или поздно становится достижимо, если к этому стремиться…

И он стремится. Мы видим воодушевлённое светлыми чувствами стремление молодого человека к познанию смысла существования,  к высочайшим вершинам человеческой мысли и духовного прозрения. Плодотворные поиски в разных направлениях приводят его к громадному многогранному  явлению — он встречается с  «Державой Рериха». «Всё придёт постепенно само по себе, если есть сильное желание знать, — пишет Павел Беликов своей возлюбленной. — В индийских священных книгах записано: “Если захочешь учиться, Учитель придет!” И поверьте,  что это правда, я испытал её сам на себе. Сейчас я имею возможность получать сведения почти из первых рук, меня знакомят с письмами самого Рериха…»

В Русском литературном кружке в Таллине одним из самых уважаемых участников был Владимир Ефимович Гущик. Известный русский писатель, в возрасте слегка за сорок, придерживавшийся евразийских взглядов,  имел обширные связи в кругах интеллигенции, пользовался авторитетом среди литераторов-эмигрантов. Читал лекции и делал копии с репродукций картин Н. К. Рериха. На этой основе возникла его переписка с Индией. «Показывал, — как писал Н. К. Рерих Рихарду Рудзитису, — большие знаки преданности». Ещё в августе 1933 года он вместе с полковником Бадендиным организовал в Таллине при спортивном и культурно-просветительском Обществе «Витязь» Отдел имени профессора Н. К. Рериха. Затем оставил руководство и занялся организацией самостоятельного Рериховского общества. Он и познакомил молодого участника Русского литературного кружка Павла Беликова с книгами Агни Йоги, а впоследствии читал ему выдержки из писем, приходивших из Кулу.

 «Сведения» эти падали на благодатную «почву» мировоззрения, богатого многими знаниями и нуждающегося в оформлении в стройную,  открытую новым плодотворным влияниям, систему. Систему, приводящую в равновесие  дух, сознание и чувства. Можно было бы сказать, что духовные поиски нашли своё завершение. Душа его жаждала встречи с всеобъемлющим объяснением вечных вопросов, которые встают перед человеком на его жизненном пути. «Руда» размышлений и действий Беликова подверглась духовному обогащению.

«Помните, — пишет он Галине Маховой 26 июля 1936 года, за три дня до того, как ему исполнилось двадцать пять лет, — я Вам читал из маленькой книжки (Листы Сада М. Озарение): “Взгляните на небо, как бы в первый раз”. Так и требуется на себя и на всё окружающее как бы в первый раз взглянуть, позабыв все теории, все этикетки, пришпиленные услужливыми, но неумелыми руками к каждому предмету… В Агни Йоге я черпаю, главным образом, сведения для своего миросозерцания и должен сказать, что никакие философские и научные теории не могут столько дать, сколько даёт она, если к ней умело и с надлежащей подготовкой подойти…»

Для него раздвинулись горизонты, открылись новые  возможности, начался новый виток спирали восхождения. «Нужно быть творцом жизни, а не арендатором готовых идей, убеждений и обычаев», — уверен Павел Беликов.

(Продолжение следует)

г. Абакан