Дельфис

Предисловие

Книги Живой Этики вошли в мою жизнь более сорока лет тому назад. Это событие стало главным в жизни. До него был поиск пути на ощупь, в густом тумане. Идеи Живой Этики (Агни Йоги) рассеяли мрак, стала ясно видна дорога, ведущая к свету. Идти по ней вдвойне радостно от сознания, что впереди, рядом, идут единомышленники. Путь не прост. У каждого своя судьба, свои заблуждения, свои открытия и достижения. Понятно, что каждый учится на своём опыте. И всё-таки не далеко бы ушла жизнь в своём развитии, не учитывай мы чужой опыт – как отрицательный, так и положительный. Поэтому решила рассказать о своём пути. О том, как в жизни каждого дня, опираясь на знания, почерпнутые из книг, строила свою жизнь, принимала решения. Если даже одному человеку это будет интересно – уже пишу не напрасно.

Есть ещё одна причина, побуждающая браться за перо. С удивлением через десятилетия встречаю (теперь уже в Интернете) статьи о группе молодых рериховцев, что жили в Уймонской долине, в Чендеке, в 80-е годы прошлого столетия. Чего только не пишут, в какой только связи не упоминают. Если пишут, значит, что-то хотят понять. Чем-то этот опыт интересен. Тогда, наверное, имеет смысл, чтобы история была поведана участником событий. Следовательно, нужно рассказать, о чём мы думали, чем руководствовались, что поняли о самих себе и времени в те восьмидесятые.

В книгах Живой Этики такая концентрация знаний, указаний новых путей развития человека и человечества, что вместить всё, а тем более претворить в жизнь не удастся никому. Но какую-то часть мы ассимилируем своей индивидуальностью и, в соответствии с усвоенным, меняем свою жизнь, влияем на окружение. Может быть, когда-нибудь появится такой жанр: «жития духа человеческого»? Полезно было бы знать, как сопутчики по Живой Этике претворяют книжные истины в буднях своей жизни, своём времени, а не только цитируют прочитанное, толкуют его, спорят…

Говорят, начни с себя. Начинаю.

Как сердцу высказать себя,

Другому – как понять тебя?

Поймёт ли он, чем ты живёшь…

Ф.И.Тютчев

Надежда быть понятым есть у каждого, кто пишет. У меня тоже.

Начало пути

Любовью жизни мы окружены,

Любовью жизни подняты над бездной...

В.Сидоров

Начну с благодарности жизни за любовь. Она сопутствовала с рождения. Легко представить, какое огромное чувство любви предшествовало моему появлению на свет. Отец и мать, едва поженившись, расстались на десять лет. Три года армии, финская война, Отечественная, японский фронт, и лишь весной 1947 года отец вернулся домой. Живым. Всю силу любви отдал жене, ждавшей его долгие годы, и появившейся в декабре дочери. Видимо, свет этой любви не дал мне увидеть послевоенные лишения. Детство запомнилось синим бархатом бескрайнего неба казахстанских степей, мерцающим сиянием звёзд и многочисленными томами книг домашней библиотеки, что любовно собирала мама. В небольшой городок, где мы жили, подписные издания приходили исправно и читались в порядке их поступления, томик за томиком: Жюль Верн и Джек Лондон, Чехов и Лесков, тридцатитомник Диккенса, трёхсоттомник всемирной литературы…

Первое испытание пришло в 15 лет. Ушёл из жизни отец. Увезли оперировать в Москву. Было поздно. Остался в столице навсегда. Именно в этот год потери отца вошли в мою жизнь, стали духовными родителями удивительные люди. Муж и жена, высланные из Москвы в годы войны. Штейнбрехт Евгений Александрович подлежал высылке за то, что в графе «национальность» значилось «немец». Неважно, что он никогда не был в Германии и даже не знал, в какие незапамятные годы его предки поселились в России. Неважно, что к тому времени он, ученик Станиславского и Мейерхольда, был ректором театрального института при Камерном театре, – в паспорте стояло «немец». Значит, подлежал высылке на поселение в Казахстан. Без права работать в театре. Разделила участь Евгения Александровича и юная актриса, недавняя выпускница театральной школы, ставшая незадолго до войны его женой, Багрова Клавдия Владимировна.

К моменту нашей встречи в 1962 году у них за плечами были почти 20 лет ссылки. Зарабатывали на хлеб тем, что она работала в школьной библиотеке, а он – бухгалтером в какой-то конторе. И все эти годы оба занимались детской театральной самодеятельностью в посёлке, где мало кто и в театре-то бывал. Учили ребят актёрскому делу, обучали и околотеатральным профессиям: оформительскому делу, бутафорскому, гримёрному, шили костюмы, доставали реквизит… Получился настоящий театр. С какой любовью они рассказывали об этом своём детище! Жалели, что пришлось уехать.

В 60-е годы прошлого столетия реабилитировали ссыльных, был снят запрет на профессиональную деятельность. Их пригласили создать и возглавить детскую редакцию телевидения в Целинограде (теперь Астана). Среди нескольких сотен просмотренных Евгением Александровичем старшеклассников города и отобранных в театральный коллектив при студии телевидения оказалась и я. Это была большая удача, повлиявшая на всю мою жизнь. Теперь, когда за спиной годы учёбы в театральном вузе при Малом театре в Москве, сравнение не в пользу последнего. С уверенностью могу сказать, что любовь к театру, искусству, основы актёрского мастерства, человеческой стойкости, нравственных устоев были заложены во мне этой удивительной супружеской парой. Какой силой любви к театру нужно было обладать, чтобы, пройдя сквозь все испытания, не растерять высокие критерии в профессии и никогда не говорить о несправедливости судьбы. За двадцать лет жизни в глухой провинции они зажгли множество молодых сердец любовью к культуре, искусству.

Их взаимоотношения были примером чистоты и верности друг другу, театру. Сколько раз мой внутренний взор в трудные минуты жизни обращался к их примеру служения. И не страшили никакие самые суровые обстоятельства, одиночество, отдалённость от больших городов – потому что знала на их примере: всё внутри человека, а не вовне. Нет, они не читали книг Живой Этики, не звучали в наших беседах имена Рерихов. Тем не менее они жили по законам этой самой этики. Не зря Елена Ивановна говорит, что крупицы знаний рассеяны в самых разных книгах, в самой жизни, а значит, доступны всем людям во все времена. Мой опыт это подтверждает. Не раз встречала таких людей. И, признаюсь, больше ценю не «книжников», а вот таких подвижников, что собрали по зёрнышку истинные знания и живут в соответствии с ними.

Отдельная тема – ссыльные. Сибирь, Казахстан, Урал, Алтай духовно обогащали инакомыслящие. Их высылали туда в разные годы по разным причинам из столиц. Живя в местах, отдалённых от духовных и культурных центров, они общались с местными жителями, дарили им свои идеи, знания, оставляли память о своих делах. В Иркутске до сих пор чувствуется дыхание сосланных декабристов. В Семипалатинске – Достоевского и не известного столь широко Криц Вадима Фёдоровича. Немец по национальности, математик В.Ф.Криц был выслан в годы Великой Отечественной из Ленинграда вместе с женой-музыкантом. Его библиотека и фонотека питали в дни духовного голода интеллигенцию города. Ссылку в Казахстане отбывал художник Б.А.Смирнов-Русецкий. На мой вопрос, насколько тяжело ему было в то время, ответил: «Нет, что вы. Там было много интересных людей. Я много писал. Много видел. Знаете, мы даже спектакль ставили, я писал декорации…» Вспомнилась Наталья Сац, рассказывавшая в своей книге, как, сидя с уголовницами в одной камере, ставила с ними «Грозу» Островского. Воистину обстоятельства невластны над духом человеческим.

Вернусь к моим целиноградским учителям. Их вера в силы своих учеников и помощь при подготовке дали мне возможность поступить в театральное училище. Но главное, что они передали своим ученикам, – это Любовь. К искусству, к жизни, к людям. Благодарная память о них всегда живёт в сердце.

Школа жизни

…И потому не сетуйте на жизнь.

В любых условьях озаренье

Может коснуться вас.

В.Сидоров

Не буду долго рассказывать об учёбе в театральном вузе. Это была напряжённая двенадцатичасовая работа по овладению техникой актёрского мастерства. Учили владеть физическим телом и эмоциональным, контролировать поток мыслей. Станиславский создал гениальную систему упражнений для этого. Мои же поиски более углублённого проникновения в человеческую сущность привели к системе актёра Михаила Чехова. После пребывания в Индии он сумел ввести восточные духовные техники в актёрскую практику. Ещё до З.Фрейда он нащупал пути работы с подсознанием человека. М.Чехов создал в Америке школу, свою систему воспитания актёра и описал её в книге. Мне тогда удалось найти рукописный вариант книги, переписать для себя и пытаться следовать его указаниям.

Систематические упражнения по системе Станиславского, затем Михаила Чехова в течение более десяти лет (студия Штейнбрехта, Щепкинское училище и первые годы работы в театре) привели к тому, что удавалось проникнуть вглубь человеческого существа, понять мотивацию поведения, характера, причины, порождающие те или иные поступки человека. И когда стало ясно, что могу понять, оправдать любой поступок любого человека, встал вопрос: как отличить зло от добра? Для себя ответила: если человек, его поступки помогают жизни двигаться вперёд, эволюционировать – это добро, ему надо способствовать. Но куда движется жизнь, эволюция самого человека? Этот вопрос стал главным. Поиск ответа на него занимал меня более всего в первые годы работы в театре.

Конечно, были профессиональные поиски, события в личной жизни. Орловский и Хабаровский драматические театры с их качественным репертуаром позволили окрепнуть в профессии и понять, как важно в актёрской судьбе совпасть во взглядах на жизнь, искусство с режиссёром. Для меня, во всяком случае. Поиск единомышленников привёл нас с мужем в театр им. Ф.М.Достоевского города Семипалатинска. Туда приехала с месячным сыном и тем же нерешённым вопросом: куда движется эволюционный процесс? Диалектика тогдашнего материализма тоже подталкивала к поиску ответа. Мир, материя всё время совершенствуются, так какова же следующая ступень развития человека?

Первой ролью в репертуаре семипалатинского театра была Нина Заречная в «Чайке» А.П.Чехова. Первый акт для моей героини начинался пьесой в пьесе: молодой драматург Треплев пытается представить, каким будет мир через тысячи и тысячи лет… Теперь личный вопрос слился с профессиональным: нужно было ответить на него, чтобы играть верно.

Мне сложно найти правильные слова, чтобы рассказать о происходившем. Есть такое понятие – «озарение». Каждый его трактует по- своему. Для меня, двадцативосьмилетней, период работы над «Чайкой» стал таковым. Вопросы возникали один за другим и немедленно получали ответ. Самыми разными, порой неожиданными путями. Стали понятны законы развития человека, планеты, ступени эволюции. Время уплотнилось: вопрос – ответ, вопрос – ответ… Огромное внутреннее напряжение и днём, и ночью… В какой-то момент пришла мысль: а откуда идёт поток информации? Почему думаю, что ответы верны? Кто подтвердит? В книгах об этом не читала, никто об этом со мной не говорил – нужно остановиться. Внутренне взмолилась, обратилась не знаю к кому – хватит, пока хватит… Поток прервался. Пришли подтверждения. Книги Е.И.Рерих и Е.П.Блаватской. До того момента эти имена были мне незнакомы. Были известны только некоторые картины Н.К.Рериха и общие сведения о нём из курса истории живописи.

В театральной труппе Семипалатинска тогда служил актёр Юрий Гаев. Вегетарианец, всегда и во всех ситуациях весёлый и активный, он иногда говорил очень необычные, неожиданные вещи. Явно не ему принадлежали мысли, что он озвучивал. На мой вопрос: «Откуда ты это знаешь?» – загадочно улыбался и отвечал: «Книги Н.К.Рериха». Взяла то, что было в библиотеке, прочла. Советские издательства допускали к печати только то, что соответствовало идеологическим установкам. Поэтому вопрос остался. Вновь обратилась к Гаеву и получила следующий ответ: «Учить может только вышка, а я лишь карандаш по сравнению с ней». Пришлось написать письмо и просить передать «вышке» мою просьбу о встрече.

Через месяц Юра пригласил меня на встречу с Евгением Киселёвым. Он жил и работал в Новосибирске, а по долгу службы часто бывал в командировках под Семипалатинском. В результате разговора мне было разрешено выдать одну из книг Живой Этики, а именно книгу «Сердце», которую за неделю с восторгом прочла и переписала от руки. Многое узнала из беседы с Евгением Киселёвым. Именно он оказался «вышкой». Не знаю, как и где они познакомились с Юрой, но уверена, что в тот временной момент для меня стало ясно: ангелы принимают любую форму и через реальных людей в самое сложное для человека время приносят благую весть.

Подобной вестью стало прежде всего знание о жизни и деятельности таких подвижников, как Рерихи, Блаватская. Знание о том, что вопросы, волнующие меня, интересовали, интересуют не только меня одну. Что в Новосибирске есть люди, стремящиеся познать истину, живущие по другим духовным принципам… Говоря языком Ричарда Баха, есть Белая Стая! А Юра и Евгений – две «белые чайки», бывшие её предвестниками. Как бы ни сложились наши взаимоотношения с реальными Ю.Гаевым и Е.Киселёвым в дальнейшем, они для меня остались теми «белыми чайками».

Много раз в жизни приходилось убеждаться: правильное решение в сложных жизненных ситуациях устраняет одновременно целый комплекс проблем. У меня к 30-летию их накопилось достаточно. Болезнь сына, обусловленная (чётко это поняла) жуткой экологической обстановкой в городе, семье, театральной труппе. Кризис актрисы, не способной подчиняться воле режиссёра, если их взгляды на жизнь не совпали. Поиск другой среды, общения с другими людьми, иной литературой. Решение пришло довольно быстро. Нужно ехать на Алтай. Почему?

Соседка была родом с Алтая. Она нянчила сына, пока мы вечерами работали в театре. Бабушка с восторгом вспоминала чистоту и красоту гор, лесов, рек, силу трав Алтая. Смысл, которым наполнилось понятие Культура благодаря Н.К.Рериху, подсказывало новое направление в профессиональной деятельности – дома́ культуры. Непременно в сельской местности. О строительстве Дома-музея Н.К.Рериха на Алтае, в селе Верхний Уймон, узнала из сообщения в газете «Правда». Новосибирцы говорили, что строительство – их инициатива, их стройка. Была надежда быть ближе к людям, устремлённым к духовным вершинам, – к строителям музея.

Нужно было дождаться конца театрального сезона (а это осень), чтобы не подводить труппу. Пока же предстояли весенние гастроли, самое опасное для трёхлетнего ребёнка время. Холодные гостиницы, уже не отапливаемые клубы, дорожная распутица. Дети ездили на гастроли с нами. Мы приехали в посёлок Горняк, что на границе Казахстана и Горного Алтая. Оттуда каждый вечер отправлялись группы актёров в сёла округи со спектаклями. «Последний парад» – так символично для меня называлась комедия, что играли той весной. Хорошо помню вечер спектакля, когда окончательно было принято решение уезжать, менять профессию и весь привычный уклад жизни. Играли очень посредственную комедию в холодном клубе для горстки усталых зрителей. А с чужими людьми ждал в гостинице с высокой температурой больной сынишка. Это был последний парад.

Алтай

Ведомый сердцем не собьётся в мире.

В.Сидоров

Потом был самолёт в Горно-Алтайск, кабинет заведующего отделом культуры и просьба направить в любой сельский Дом культуры Усть-Коксинского района, где нужны кадры и есть жильё. Предложили несколько вариантов – выбрала Дом культуры села Огнёвка. Загрузила, отправила контейнер с немудрёным житейским скарбом и под недоумённые взгляды сослуживцев, не в силах объяснить, какое это было счастье – дышать полной грудью чистым воздухом Горно-Алтайска, мы с сыном отправились в Усть-Коксу. По мнению мужа, я предала театр.

Уймонская долина встретила нас весенним цветением. Мы прилетели в аэропорт Усть-Коксы на маленьком самолётике, курсировавшем между Горно-Алтайском и районным центром. Загрузились с сыном в фургон грузовика без окон и через полчаса путешествия в тёмном пространстве оказались на центральной площади Усть-Коксы. С одной стороны – Дом культуры, напротив – гостиница и здание местной администрации. Расположились в гостинице, познакомились с заведующим отделом культуры, доложили: мол, прибыли. Зашли к коллегам в Дом культуры. Утром следующего дня отправились в Огнёвку, откуда была заявка на вакансию работника культуры с обещанием жилья.

Огнёвка располагалась недалеко от районного центра. Небольшой живописный посёлок на берегу Катуни. Нам показали заброшенный Дом культуры. Наибольшее впечатление произвело помещение библиотеки с огромной грудой книг посередине. Но это не пугало – есть что делать. Подвели к строящемуся дому и сказали, что это для нас строят и к осени он будет готов! В строительстве мало что понимала, но даже мне было очевидно, что до окончания строительства пройдёт не один год. Пока стояли стены без крыши. Добрые люди подсказали: дом этот не только вам обещан. Его уже несколько семей ждут. Вернулась в Усть-Коксу, в отдел культуры, объяснилась с начальником и получила другое предложение – ехать работать в Мульту. Это дальше от райцентра, но вот стоит и готов вас взять, устроить с жильём парторг Верхне-Уймонского совхоза, а Мульта – это отделение совхоза, где есть Дом культуры, но нет заведующего. Согласилась.

Мульта

Парторг оказался очень приятным человеком, конкретным, внушающим доверие алтайцем. Привёз нас в Мульту к старикам Атамановым: мол, поживите у них до первой зарплаты, пока жильё вам подыщем. Это было очень кстати. В кармане оставался один рубль.

Мы с сыном попали в рай на земле Горного Алтая. Воздух сам заполнял лёгкие без всякого усилия на вдох. Яркие краски майской зелени, никогда не виданные доселе, казались нереальными. Дом Атамановых не был виден с улицы. Он утопал в цветущих кустарниках, деревьях. Откроешь калитку и идёшь дорожкой к мостику через горную речку. За речкой стоит небольшой дом, ближе к речке – банька. Огород, пасека, картофельное поле за домом не видны сразу. Самое большое чудо – это сами Атамановы, их взаимоотношения, отношение к миру, людям, к нам в частности.

Трудились эти пожилые люди всю неделю с рассвета до заката. И только после субботней бани всё воскресенье отдыхали – работать грех. Если бы не этот старообрядческий запрет, трудились бы без отдыха и в воскресенье. Благо мудрые законы позаботились о таких вот «трудоголиках», ведь в крестьянском труде всех дел не переделать. Атамановы придерживались всех установленных правил: соблюдали постные дни недели. Непременно была молитва перед трапезой, чистые субботы, праздничные дни по святцам, но всё без фанатизма. Отправляясь на покос с сыновьями в воскресенье, дед говорил: «А когда ещё? В остальные дни они работают, господь простит, он всё видит».

Не настаивали на постной пище для нас, но мы с удовольствием присоединились к постным дням, вдоволь наедаясь непривычной для нас простой, но очень калорийной пищей. Понятен стал и обычай старообрядцев иметь каждому свои чашку, вилку, ложку. Гигиеничней так. Воду для мытья посуды все брали из горной речки, что текла из одного двора в другой, и в случае эпидемии вирус мгновенно распространился бы по всему селу. Добраться до ближайшей больницы в районный центр было непросто: нужно было перебраться через Катунь по мосту, что сконструировал местный умелец. Макет сделал из спичечных коробков, деньги собрали с каждого двора, а грузоподъёмность определили, загнав на мост стадо овец. Пересчитали, помножили на средний вес овцы – вот и грузоподъёмность. Но на всякий случай даже небольшие машины должны были ехать по мосту, высадив пассажиров. Те шли по мосту пешком. До больницы путь не близкий – около 40 километров.

Таким же самобытным способом строили в Мульте и клуб. Проекта не было. Шагами отмерили размеры фойе, зрительного зала, прикинули, во сколько шагов должны быть комната для библиотеки, помещение для всего остального, – и принялись строить. Знаете, неплохо получилось! Добротно так, из кедрового бруса. А территория, в глубине которой стоял клуб, просто удивительной красоты – соток 50 луга с берёзами, ивами, речкой, мостиком, живописной дорожкой, вьющейся к клубному крылечку…

Больше не буду употреблять слово «клуб», потому что Дом культуры – это более правильное название родившихся в 20-е годы общественных организмов. Напомню смысл, который вкладывали Н.К. и Е.И. Рерихи в слово «Культура»: Ур – богиня света, значит, культивирование (взращивание) лучших, светлых сторон жизни. Предложенный ими знак, которым должны быть отмечены памятники культуры, говорил о синтезе науки, искусств, философии – подсказывал, чем нужно наполнять дома культуры.

Начинать пришлось с самых прозаических вещей. Здание мультинского Дома культуры было выстроено четырнадцать лет назад, и все эти годы под его крышей жили десятки, сотни голубей. Последствия – толстый слой помёта, разлагающихся останков голубей. Всё это сыпалось с потолка в зрительный зал, воздух в здании был тяжёлым и опасным для здоровья. Три дня комсомольцы с лопатами в руках, в респираторах сбрасывали с чердака это ценнейшее удобрение в специально подогнанные тракторные тележки и вывозили на поля. Удалось поднять, организовать и руководство совхоза, и молодёжь. Потом нужно было «выбить» краску для ремонта помещений, уж больно облезлыми были пол, стены, окна. Ремонт вели втроём: новоиспечённая заведующая Домом культуры, библиотекарь – чудесная молодая женщина – и художественный руководитель, паренёк, недавно закончивший культпросветучилище. Замечательно, что библиотекарь и художественный руководитель были местными жителями. Их знание деревенских премудростей, умение красить, забивать гвозди, косить очень пригодились. Училась у них. Всему. Например, переписывать скот, что держали в личных подворьях селяне. Это было обязанностью культработников на селе. Всё может быть на пользу. Нужно было пройти по всем домам, значит, можно познакомиться со всем селом. Узнать не только, сколько коз и коров в подворьях, но и кто поёт, кто танцует, кто любит кино…

В одном из домов увидела искусного резчика: весь дом был украшен деревянным кружевом, а он оказался ещё и самородком-баянистом. Нот не знал, а вот подыграть мог с ходу! Пообещал прийти помогать организовывать концертную программу. Вскоре над крыльцом Дома культуры появились вырезанные им деревянные буквы «Мир входящему!». Это приветствие бытовало в селе с давних времён. Очень мне понравилось. Не хотелось на обтянутом красным ситцем подрамнике писать намозолившее глаза «Добро пожаловать!».

В пахнущий свежей краской Дом культуры должен был приехать первый (в мой период деятельности) гастрольный театральный коллектив. Непременные осенние выезды театров на село. Спектакль назывался «Светлая пристань». Готовила к встрече чай, деревенское молоко, хлеб из местной пекарни, другую доступную всячину, а сама очень волновалась: наверное, расплачусь, что в зале, а не на сцене… Труппа была молодая, спектакль – удивительно ясный, искренний, чистый, а вот тоска, желание возвратиться в театр не возникли. Молодая пара актёров, как водится, взяла с собой на гастроли двойняшек лет четырёх. Не с кем оставить дома. Спектакли на селе начинаются не раньше 21 часа: пока коров не подоят, зрители не придут. Когда после спектакля наконец-то были собраны костюмы и декорации, артисты и детки уселись в автобус и тронулись к районной гостинице Усть-Коксы, было уже за полночь. Ехать им было ещё около часа.

Мы же с сыном повесили замок на дверь ДК и под звёздным небом Уймонской долины через несколько минут открывали дверь своего пристанища. Оно было рядом. После месяца жизни у Атамановых мы расположились в огромной комнате бывшего интерната. Сам интернат уже закрыли, а помещение тихо приходило в негодность. Летом жить можно, просторно, а вот зимой отапливаться должно было печью, что стояла в центре комнаты, но топить её было нельзя: вышла из строя и ремонту не подлежала.

Зима была не за горами. Моя радость, что сын перестал кашлять, лимфоузлы пришли в норму, не воспалены, что он окреп и уже сам бегал со мной по всем нашим делам (первое время приходилось носить на руках), сменилась тревогой. Зимовать в неотапливаемом помещении было нельзя. Мульта – это одно из отделений верхне-уймонского совхоза, руководство располагалось в селе Верхний Уймон. Так что на центральную усадьбу приходилось ездить довольно часто, в том числе и за заработной платой.

Радостно было видеть, как строится дом – Музей Рериха. Поднималось на въезде в село ладное строение из свежеобтёсанных кедровых брёвен. Заходила к строителям, но чувствовала себя неуютно: видела, как физически тяжела была их работа, да и весь малоустроенный быт. Чем могла помочь женщина с маленьким ребёнком, только приспосабливающаяся к местным условиям, ещё и загруженная работой в Доме культуры? Скоро стало понятно, что местные жители почти ничего не знали о художнике, чьё имя должен был носить музей, не знали, почему строят его именно здесь. Но ведь это в местную администрацию, к жителям этого совхоза обращались строители за техникой или ещё какой-либо помощью. Тогда подумалось: моя задача и профессиональная обязанность рассказать о художнике Н.К.Рерихе, его семье, об их общем подвиге, пребывании на Алтае, в Верхнем Уймоне. Что и сделала.

В фойе мультинского Дома культуры появился стенд с репродукциями картин Н.К. и С.Н. Рерихов, с рассказом об их удивительной жизни, книжная выставка. Хотелось разбудить в жителях совхоза желание помочь строительству. Наладить какой-то контакт с Сергеем Смирновым, в то время единственным постоянным строителем, не удавалось. Остальные были волонтёрами – приезжали и уезжали. А Сергею так доставалось, что понимала: ему не до разговоров. Энтузиасты были полны горячего желания помочь, но зачастую никогда прежде топора в руках не держали. Этап же строительства был таков: искали кедр нужного диаметра часто высоко в горах, потом необходимо было получить разрешение на вырубку дерева, спилить, обрубить сучья, достать транспорт, спустить кедр со склона. Когда же после стольких трудов полный энтузиазма строитель-горожанин с топором в руках «запарывал» бревно из-за своего неумения шкурить и подгонять брёвна в сруб – представляю, что делалось в душе у Сергея. Разговоры, дискуссии, так любимые всеми рериховцами, не помогали делу строительства, а отнимали время и силы. Тем более что люди ехали на Алтай самые разные, с разными личностными устремлениями.

Теперь знаю о строительстве Метримандира (храма в Ауровиле), где не стремились к завершению самой стройки, понимая, что важнее строительство взаимоотношений приезжающих, их духовного единства. Это правильно. А тогда не хотела быть обузой для строителей. Тем более что для себя задачу сформулировала, две же мои личные проблемы решились. Первая – большая внутренняя потребность в книгах Агни Йоги. Работала лишь с переписанной в Семипалатинске книгой «Сердце». Всё прошло по уже знакомой, видимо, принятой в Новосибирске схеме: «Учить может только “вышка”». Попросила встречи с Учителем. Им оказался А.Н.Дмитриев. Разговор с ним был доброжелателен. Сергею Смирнову разрешили общение со мной и открыли доступ к литературе. Так пришла в мой дом Агни Йога, часть первая. Затем книги серии Живой Этики пришли все сразу – разными путями. Через Мульту всё лето проходили люди, привлечённые на Алтай мыслями Н.К.Рериха о его первозданности, красоте, его будущем. Чувствуя мою потребность в знаниях, оставляли литературу в перепечатках, в самиздатовских вариантах. От них впервые услышала о значении, которое придавал Николай Константинович Уймонской долине, предполагая здесь возникновение города будущего. Хорошо, что узнала об этом, уже живя в долине, иначе предположила бы в себе честолюбивую цель переезда.

Второй вопрос так и остался открытым. Что станет содержанием строящегося Музея Рериха? Будет ли он художественным или мемориальным? Или это будет научный центр по продолжению работ, что вели Рерихи в Индии в институте Урусвати? Ответа на этот вопрос получить не смогла ни у Дмитриева, ни у Смирнова. Да тогда и не настаивала на ответе. Понимала, что, если новосибирцы хотят открыть лабораторию по исследованию тонких энергий, то в условиях «узколобого материализма» говорить об этом нежелательно. Последствия могут быть плачевными. Долгое время так и считала: учёные Новосибирска хотят продолжить дело Н.К.Рериха-учёного. Только значительно позже, уже в двухтысячных, прочитала в статье С.Смирнова, что и он строил музей, не предполагая, что ему же придётся задуматься, чем его наполнить, какое направление в развитии выбрать. Он предполагал, что есть люди, знающие, с какой целью строится здание, а ему доверена лишь строительная часть плана.

Вернусь к событиям своей мультинской жизни. Работа в Доме культуры радовала. Главное, к нам потянулись жители села: пели, танцевали, готовили концертные программы. В новогоднюю ночь в Дом культуры пришло всё село, чего уж давным-давно не было. В 23.45, перед самым Новым Годом, все разбежались по домам, к накрытым столам, а мы с сыном закрыли помещение и, счастливые, побрели в тишине, подставляя варежки под огромные хлопья падающего снега, в свою комнату, пока съёмную. Квартиру всё ещё обещали: вот-вот…

Сразу после встречи Нового, 1980, года прибыл посыльный из нижне-уймонского совхоза (центральная усадьба – посёлок Чендек) с ключами от квартиры и с предложением принять их Дом культуры. Доводы были убедительными. Чендек имел детский сад, среднюю и музыкальную школы. Сына нужно было воспитывать, образовывать. При Доме культуры имелся автоклуб – была машина, а также штатные единицы водителя и заведующей. Возможности для работы становились шире. Согласилась. В 40-градусный мороз загрузились сами, закинули вещи в присланный за нами грузовичок и отправились к новому месту службы.

Пояснение к главе «Чендек»

Конечно, знаю, что предисловия к главам не пишут, но это особая страница моей жизни. В трудовой книжке стоят даты: принята 7 января 1980 года на должность директора Чендекского СДК. Уволена по собственному желанию 1 сентября 1984 года. Всего четыре года и восемь месяцев, а всегда было ощущение, что бо́льшую часть жизни работала на Алтае. Такой огромный багаж знаний, опыта, судьбоносных встреч дали эти годы. Пожалуй, дальнейшая жизнь стала воплощением начатого или задуманного на Алтае. Духовные связи, возникшие с самим Алтаем, людьми, с которыми свела там судьба, остались в сердце навсегда, вне зависимости от того, общаемся мы сейчас или нет.

^{На пути к Белухе. Г.Ядревская и В.Петров. 1982 г.}

Есть несколько статей в центральной прессе о жизни, событиях, делах Чендекского содружества 80-х. Насколько по-разному сознание может преломлять события и факты!

Статья Татьяны Калугиной «Пути восхождения». Опубликована в газете «Советская культура» в 1982 году, затем в серии очерков издана брошюрой «Огонёк». В этой статье почти со стенографической точностью автор воспроизводит беседу С.Н.Рериха с директором чендекского сельского Дома культуры Галиной Ядревской. Встреча была случайной. Состоялась при посещении Государственного музея Востока в Москве. Способствовала ей Т.Калугина – тогда корреспондент газеты «Советская культура». Была у нас на Алтае, в Мульте.

Со С.Н.Рерихом Т.Калугина была знакома давно, она и представила меня ему: девушка с Алтая. Благодаря этой статье о Доме культуры Чендека узнали широкие рериховские круги страны, узнали и имя директора. Это сослужило, с одной стороны, добрую службу, с другой – осложнило жизнь нашего содружества: поток туристов, странников с самыми разными идеями и устремлениями хлынул в Чендек… и немало способствовал тому, что в 1984 году нам пришлось разъехаться.

Статья «Умный к “Гуру” не пойдёт…» Михаила Казакова вышла в газете «Советская культура» 19 августа 1987 года, то есть через три года после того, как Чендекское содружество покинуло Уймонскую долину. Вариант этой же статьи, но под другим названием – «В ожидании озарений» – того же М.Казакова был опубликован в журнале «Студенческий меридиан».

В декабре 1987 года о тех же самых событиях появилась статья журналиста М.Казаринова. Возмущённые глупейшими измышлениями Казакова, мы собрались в Москве и обратились в редакции «Студенческого меридиана» и «Советской культуры», настаивая на опровержении статей М.Казакова. И тогда редакция поручила М.Казаринову разобраться в ситуации. Это был честный и талантливый журналист. Он не пожалел времени и сил, поговорил со всеми участниками содружества, и в декабре 1987 года в том же «Студенческом меридиане» появилась его статья «Майский иней». Через некоторое время очерк о Чендекском содружестве был напечатан в сборнике очерков «Зеркало». Поверьте, это было очень важно в те годы. Мы уже почти три года работали в разных городах и в разных областях культуры и образования. Обвинение же в сектантстве (даже в прошлом) не только противоречило истине, но и ставило под угрозу нашу работу в настоящем и будущем.

Ещё одна статья – «Рериховцы» Александра Мидлера – была опубликована в журнале «Молодой коммунист» (№ 9 за тот же 1987 год). В своё время он был на Алтае, в нашем Доме культуры, и сам был свидетелем наших трудов. К нему обращалась за помощью после первой публикации Казакова. Александр обещал написать статью и сдержал слово.

Казалось бы, зачем мне ещё раз писать о Чендекском содружестве? Да потому что время выхода вышеобозначенных статей – 1987 год. Время не располагало к рассказу журналистами о той духовной основе, что объединяла нас. Это было время, когда признавались лишь партийные установки. С ними нужно было считаться, не всё можно было сказать корреспондентам официальных изданий.

Сегодня имеет смысл проанализировать те не видимые глазом нити, причины и связи, лежащие на духовном плане событий. Тем более что Алтай, Уймонская долина по-прежнему являются магнитом. Приезжают новые люди, слышат много разного о том, что было до них.

Вставная главка от редакции

Г.Н.Ядревская передала нам перечисленные статьи. Однако публиковать их все в журнале (из-за общего их объёма) невозможно. Мы их представим на нашем сайте. Однако фрагмент статьи В.Казарина «Майский иней» в «Студенческом меридиане» мы решили привести. А вот совершенно обличительную статью М.Казакова, по существу, росчерком пера загубившую деятельность на благо культуры чендекской группы, уловив в ней флюиды религиозной мистики, цитировать не захотелось.

Итак, в те далёкие 80-е годы В.Казаринов писал: «Галина Николаевна сидит у себя в огромном кабинете, сжавши ладонями виски, слушает грохот неожиданного тяжёлого ливня за окном и не понимает – как теперь жить… Не в “районке” статья и даже не в областной газете, а в центральной, так-то, а для провинции печатное слово центра порой страшную убойную силу в себе несёт.

Я напротив сижу и не знаю, чем помочь.

– Я побаиваюсь.

– Меня?

– Ты ж работник печати…

Это понятно. В силу принадлежности к этому сословию пришлось сегодня натерпеться всякого.

– Знаете, мы её ценим, она очень много сделала, ну а если и было что-то на прежнем месте работы, так это уже несколько лет назад, а во-вторых, надо всё-таки разобраться…

Это – в горкоме партии.

О том же разговор с зампредом горисполкома, о том же – с секретарём парткома завода, которому принадлежит Дворец культуры, где теперь Галина Николаевна Ядревская работает директором. И о том же – с председателем профкома…

По части “очень много сделала” в горкоме партии, кстати, и документ есть, справочка, в ней “культурное приращение” за время пребывания товарища Ядревской в должности директора Дворца культуры подробно скалькулировано – впору пальцы загибать. Большой – ремонт и реставрация. Указательный – приобретения. Всякая аппаратура, усилители, осветительная техника, магнитофоны, куча музыкальных инструментов и даже “Блютнер”. Средний – за три года получили звание “народный” три коллектива ДК: хор русской песни, вокально-инструментальный ансамбль “Ты и я”, татаро-башкирский ансамбль “Молодая гвардия”. К тому же зачтём вот что: готовятся к званию “образцовых” детская духовная студия, цирковой коллектив, киностудия “Пламя”. Безымянный – тематических вечеров до Галины Николаевны было 99, а стало 324 в год, театрализованных праздников – 15, стало 27, молодёжных вечеров – 105, стало 174, кружков самодеятельности было 37, а стало 56… Ну а мизинец пусть зачтёт новые формы работы, которых масса, и перечислять их нет смысла.

Нудное занятие – ковыряться в статистике, однако сложились пальцы в кулачок, и выглядит он вполне серьёзно.

– И это всё за три года?!

– Да, за три, три!

Это Галина Арсентьевна Казанцева, председатель комиссии по культурно-массовой работе. В выражениях Галина Арсентьевна не стесняется, обложила меня всяческими энергичными словами, как говорится, от носков ботинок до макушки, а потом, утомившись, негромко и уже спокойно поинтересовалась:

– За что вы человека убиваете?

– Убиваем?

– Убиваете, убиваете!..

В самом деле, за что?

Весь последний год у Галины Николаевны проходит в ожидании напастей. Некто доброжелательный, пока шум вокруг заметки не утих, застрочил во все концы “обличительные” письма, и ринулись во Дворец комиссии.

Считали, проверяли, анализировали – и никакого криминала не находили. Уезжала одна – наведывалась другая. Вымотали до предела…»

Чендек

Нет неудач. А есть ступени духа,

По коим ты, карабкаясь, идёшь.

В.Сидоров

С душевным трепетом приступаю к рассказу об этом периоде жизни. Всё чаще сегодня говорят о закономерности случайных событий. Скажу больше, обстоятельства нашей жизни, неожиданные события, встречи формируют будущее, мудро руководят, направляют наш дух в эволюционное русло. Через «Его Величество случай» приходит указание дальнейшего Пути. Так, во всяком случае, это происходит в моей жизни. Можно, конечно, ждать реального Учителя, его указаний. Но сказано в книгах Живой Этики что: «Никто тебе не друг, никто тебе не враг, но всякий человек тебе учитель…» и «Главный Учитель – это сама Жизнь». Итак, обстоятельства диктовали переезд в Чендек.

Уезжала из Мульты с грустью в сердце. Привыкла, привязалась к сотрудникам Дома культуры, жителям села. Чувствовала их ответное тепло. Многому училась у них: чуткости, немногословной доброте, искренности. Огромная благодарность была к этим местам за то, что сын окреп. Конечно, желание поделиться, обменяться информацией о получаемых знаниях из книг Живой Этики с жителями села реализовать было невозможно. Только летом появлялись проходившие маршрутами Рериха люди, с которыми можно было говорить на эти темы, да и то не со всеми. Уезжая в Чендек, думала, что в плане общения с «единокнижниками» обрекаю себя на одиночество. Село было в стороне от маршрутов на Белуху, Мультинские озёра, Верхний Уймон.

В Чендеке меня окружили теплом и поддержкой руководители Нижне-Уймонского совхоза. Не переставала удивляться красоте и силе председателя сельского совета Людмилы Васильевны Кудрявцевой. Молодая женщина, чуть старше меня, она не знала усталости. Воспитывала двух сыновей, имела множество домашних обязанностей: как все в селе, держала кур, свиней, коз, баранов, корову, обрабатывала большой сад-огород, картофельное поле. На работе тоже не знала ни выходных, ни отдыха от служебных дел в вечерние часы. Обладала сильным, красивым голосом, пела на сцене ДК, ездила с нашей агитбригадой по отделениям. Не только дома, но и в сельском совете можно было полюбоваться расписанными ею печами. Само помещение сельского совета строилось под её руководством и при непосредственном участии. Мы дружили. До самого моего отъезда чувствовала её поддержку, несмотря на изменившееся ко мне со временем отношение администрации совхоза и партийной организации.

Директор совхоза Весёлков не мог быть равнодушен к работе Дома культуры. Его жена закончила хореографическое отделение культпросветучилища. Она работала диспетчером в совхозе, маленькие дети не позволяли работать в ДК. Вечерами нужно было быть дома. Парторг Иродов (такая вот странная фамилия) тоже был женат на очень талантливой женщине. Ею были сделаны по нашей просьбе два дивных двухметровых панно из соломки для фойе Дома культуры. Имея высшее педагогическое образование, она работала в детском саду. Большая нагрузка в школе заставляла многих искать другую работу. Например, в библиотеке Дома культуры работала Любовь Григорьевна Герасимова, в прошлом преподаватель литературы. И уж совсем удивляла Ирина Лапшина – техничка, убиравшая ДК. Она закончила культпросветучилище, но в штат творческих сотрудников идти не хотела. По той же причине: двое маленьких детей, нужно быть дома. Вымыть пол можно за два-три часа, придя пораньше утром.

^{Выступление агитбригады. 1981 г.}

Через некоторое время в штат ДК водителем пришёл её муж Александр. Стоял на территории ДК такой ржавый, списанный в районе автобус, гордо именовавшийся автоклубом. Вместе с разбитой машиной ДК дали три ставки: водителя, заведующего автоклубом и киномеханика – правда, людей на этих ставках не было. На одну из них и взяли Александра. У Саши были золотые руки. Не зря он был одним из лучших водителей в совхозе – к нам в штат его долго не хотели отпускать – тем более человек не пьёт, не курит. Радости нашей не было предела, когда груда ржавого железа с помощью Александра заскрипела, зафыркала и автоклуб поехал!

Работы было много. И в ДК, и в музыкальной школе, не имевшей преподавателя фортепиано, и в детском садике, в котором не было музыкального работника… В такой круговерти прошли зима и весна. Дом культуры Чендека был гораздо вместительней мультинского, но тоже давно не знал ремонта. С него и пришлось начинать. Конечно, своими силами.

И тут случай прислал в помощь (да ещё какую!) Михаила Петрова. Хорошо помню первое впечатление от бородатого богатыря с добрыми глазами за стёклами очков и застенчивой детской улыбкой. Такая сила, надёжность и покой были во всей его фигуре, что невольно приходила уверенность, что всё будет как надо, – кстати, это была его любимая присказка: «Всё будет как надо». Миша пришёл в ДК спросить, нет ли работы для него. Он приехал из Иркутска. Почему в Чендек? Младшего брата Володю после окончания факультета английского языка педагогического института направили работать в школу Чендека, и Миша приехал пораньше, чтобы обустроиться, встретить брата, быть рядом. Алтай давно был для них магнитом. В сельском Доме культуры часто нужны именно мужские руки. Во время ремонта – тем более. Кроме того, выяснилось, что Михаил играет на флейте. Так появился в штате ДК новый незаменимый сотрудник.

Скоро приехал Владимир. Трудно себе представить таких разных и так взаимодополняющих друг друга братьев. Разные внешне, они ещё более разнились по складу характера. Если Михаилу достаточно было мира мысли, идей – мир материальный был для него вторичен, то вокруг Владимира быстро материализовались вещи, способствующие воплощению задуманного. Он приехал с большой библиотекой эзотерической литературы и, получив в своё владение дом, стал обзаводиться необходимым на селе инструментом, транспортом… Не соглашаясь, споря друг с другом о путях земных, братья служили одним идеалам небесного духовного развития. Это были и есть настоящие братья по духу. Жизнь на их примере давала урок нам, с ними общающимся, как должна строиться Община Духа: не из тождеств, а из индивидуальностей, дополняющих друг друга. Никогда не могла думать о них в отдельности, братья для меня всегда существовали «вместе», единой сущностью. Очень ждала приезда их матери. Женщина одна воспитала замечательных сыновей. Какая она? Оказалось – любящая сыновей безоглядно. Ничего не навязывала. Шла по выбранному сынами пути и помогала. Верила их сердцу и уму.

^{Выступление в Доме культуры с. Чендек. Слева направо: В.Петров, А.Морозова, Л.Калинина}

Через пару месяцев судьба привела в Чендек чудесную женщину, ещё одного настоящего сотрудника. Полгода назад Анна Морозова приехала в Усть-Коксинский район из Крыма, и её направили в ту самую Огнёвку, где мне и всем приезжающим специалистам обещали один и тот же дом без крыши. Когда летом на одном из семинаров в районном центре Усть-Коксы нам показали библиотеку Огнёвки как образцовую, с каталогизированным фондом, книжными выставками и интересными мероприятиями – глазам не поверила. Неужели это то самое помещение библиотеки, где несколько месяцев назад книги были свалены в одну кучу?! Узнала от Анны, что обещанный (им тоже) дом так и стоит без крыши, она снимает комнату. Рядом ужасные соседи. В чендекском ДК была библиотека с неплохим книжным фондом, но сразу становилось понятно, что работник не имеет специального образования: не было каталога, не использовались многочисленные формы работы с читателем. Удалось убедить руководство совхоза, что специалист с дипломом Киевского библиотечного института – это находка для нас. Анна с дочерью переехала в Чендек. Как радостно было узнать, что идеи семьи Рерихов были знакомы и близки ей. Анна несла в себе удивительное умение от мыслеобраза точно и быстро выйти на нужное действие. Мне по долгу службы пришлось быть посредником, согласующим работу Дома культуры с требованиями руководства совхоза, района, отдела культуры. При всех жёстких идеологических требованиях нам хотелось превратить сельский клуб в настоящий Дом культуры, сделать его соответствующим высокому пониманию слова «культура».

Мы четверо работали в ДК в штате: Михаил, Анна и я. Владимир работал в школе и принимал участие в концертных программах, участвовал в спектаклях, вёл дискотечные вечера. Он владел гитарой, пел. Кстати, впоследствии Владимир закончил музыкальное училище в Барнауле по классу гитары. К осени в Чендек приехала знакомая Петровым по Иркутску Зоя Тряпичникова. Профессиональный фотограф. Она делала чудесные слайды, без проточной воды проявляла фото- и киноплёнку, в ДК не было водопровода. Коммунистка, с партбилетом в кармане, она всем сердцем разделяла идеи Рерихов о работе на Общее Благо. Крепкая, спортивная, Зоя «дружила» с техникой. Быстро оседлала мотоцикл и успевала фотографировать рассветы и туманы в долине, оформлять выставку, делать слайды для дискотеки, для программ на сцене… Позже приехала преподавать в музыкальную школу Чендека только что с отличием закончившая музыкальное училище Новосибирска Марина Петрова. Нет, не родственница иркутянам Петровым. Однофамилица. Зоя была лет на 10 – 12 старше Марины и как-то сразу взяла над ней шефство. По-матерински заботилась, помогала освоиться с непростым сельским бытом.

Работали ли мы с книгами Живой Этики? Мы их читали. Каждый самостоятельно. Пытались, собравшись вместе, читать вслух и обсуждать прочитанное, но быстро оставили это занятие. Обсуждать было нечего. Прочитанное нами воспринималось одинаково. Позже узнала: не всегда так бывает. Иногда так по-разному можно толковать одни и те же тексты! Если нужно было что-то решить – высказывались все, и как только у кого-то возникало верное решение – все принимали его сразу. Сначала меня это удивляло, как правильное направление легко, без лишних слов становится общим. Позже пришёл такой образ: мы – антенны, и кто-то, лучше настроившись, первым улавливает сигнал, неважно кто, важно уловить! Вспомнила: Девика Рани (жена Святослава Николаевича) говорила кому-то: «Это не Девика вам говорит, это через Девику вам говорится!».

Мы обсуждали конкретные вещи. Например, пытались понять, почему старшее поколение приверженцев идей Рерихов не ладят друг с другом. К нам судьба приводила прекрасных людей из Риги, Ленинграда, Москвы, Новосибирска. Все они поддерживали нас, помогали словом и делом. От них мы узнали историю рериховских обществ. Почти всегда они возникали вокруг человека старшего поколения, имевшего книги Живой Этики и зачастую связанного личными контактами с членами семьи Рерихов. В связи с тем, что книги Живой Этики не издавались в Советском Союзе, человек, обладавший ими, как правило, старший по возрасту, становился центром группы. Разность взглядов, уровней восприятия приводила к разногласиям между самими старейшинами и их последователями. Всё это огорчало. Обсуждая проблему, пришли к выводу: единственное, что можем сделать в этой ситуации, – не занимать чью-то сторону, а с одинаковой теплотой и любовью относиться ко всем. Тем более что это действительно достойнейшие люди, их духовный путь вызывал глубочайшее уважение.

Чаще всего наши обсуждения заканчивались поисками форм работы в ДК. Например, как во время дискотек начать проводить занятия по свободному танцу, что привезла в Россию когда-то Айседора Дункан? Или лучше дать молодёжи послушать менуэт и показать несколько па из этого танца? Какую программу повезём с агитбригадой, кто поедет? Как бы нам получить новую машину для автоклуба… Жизнь сама подсказывала, направляла, помогала. Всего полгода работала в Чендеке без Анны, Миши, Володи. За год совместной деятельности развитие ДК резко пошло в гору.

Замечательно работала библиотека. Кроме систематизации и пополнения фондов, Анна умудрялась найти такие неординарные формы работы, что только оставалось удивляться её фантазии: на полках библиотеки появлялись книжки иллюстрированные, написанные вручную детьми села. Группы детского сада, взявшись за руки, дружно шли на библиотечные уроки, на формулярах детей зажигались звёзды за каждую пятую прочитанную самостоятельно книжку, а у всех специалистов совхоза на рабочих столах появлялась новая литература, переодика по их профилю.

В ДК заработали кружки художественной самодеятельности, нас стали отмечать на конкурсах и, как следствие, выделили новую машину-автоклуб. На старой, несмотря на все усилия водителя Саши Лапшина, далеко было не уехать. Тёплые воспоминания живут в сердце о семье Ирины и Саши Лапшиных – коренных местных жителях, что с полной отдачей работали в Доме культуры, помогали нам, недавним горожанам, в сельских бытовых ситуациях.

Работать приходилось много и напряжённо. Дома тоже. Много времени и сил занимало домашнее хозяйство. Дрова нужно было заготовить, нарубить, воду принести-вынести, печь зимой протопить. Летом огород требовал посадки, полива, прополки. Приготовление пищи, стирка – всё требовало больше времени и сил, чем в городе. Да и малые дети у нас с Анной ко многому обязывали. В Доме культуры работали практически без выходных и вечернего отдыха. Днём много хозяйственной, административной работы. Вечером – дискотеки, репетиции, лекции, концерты, вечера отдыха, выезды с агитбригадой. Много раз благодарила судьбу, что в театральном вузе всему учили понемногу. Были занятия хореографией, вокалом, читали курс по изобразительному искусству, теории музыки. Ещё в детстве была музыкальная школа, класс фортепиано. Теперь пригодились все навыки и знания. Чтобы подготовить концертную программу, тем более спектакль (а мы ставили «Снегурочку» Островского, «Северную сказку» на основе эпоса), нужно было найти среди односельчан одарённых людей, уговорить их прийти после работы на репетиции, а потом на концерт или спектакль; сделать с ними танцевальные, вокальные, чтецкие номера; придумать, иногда сшить костюмы. В селе была музыкальная школа. Добротный деревянный дом с четырьмя аудиториями. Были две ставки – для преподавателей фортепиано и баяна. Педагогов не хватало. Занимаясь всем понемногу, понимала, что нужны хорошие специалисты.

(Продолжение следует)