Дельфис

Зрители в Дом культуры шли. Сложнее было уговорить участвовать в самодеятельности, на мероприятия же приходили с удовольствием. Наблюдая жизнь села, видели резкое расслоение местных жителей. В ком-то при всех трудностях сельского труда развивался высокий духовный потенциал, в ком-то проявлялись почти средневековые инстинкты. К нам тянулись наиболее творческие, сильные духом, остальные – кто присматривался, кто, наверное, недолюбливал, кто просто был равнодушен. Так везде, так со всеми. Для того и существуют дома культуры, чтобы развивать, культивировать, взращивать лучшие человеческие качества в каждом.

Всё чаще, собираясь вместе, мы приходили к выводу: нужно создавать на базе музыкальной школы школу искусств и улучшать качество образования в средней школе села. В это время вышла в свет книга художника Неменского, где он предлагает ввести преподавание истории изобразительного искусства в школе, как до него это сделал относительно музыки Кабалевский. Знание нот и перспективы в рисунке – хорошо, но приобщение к сокровищам мировой музыкальной, живописной культуры, театра, хореографии – вот что развивает мир человеческих чувств, его душу, его астральное тело!

В школьных же программах – научный подход к любому предмету, даже литературе, поэзии. Наука воспитывает умение мыслить, развивает ментальное тело человека – а как же астральное тело, чувства человека? Их тоже нужно воспитывать. Мы много думали о гармоничном развитии человека, общества – это совпадало с проповедуемыми тогда идеалами коммунизма и не противоречило нашим устремлениям. Воспитывать нужно всю триаду: мысль, чувства и осмысленное движение человека к свету, к совершенствованию себя и мира вокруг себя. Значит, наука, искусство и философия – основы воспитания человека. В то время доступ к изучению наук, искусств был свободным. А вот философия была одна: диалектический материализм. История религий, сами религиозные тексты были под запретом для широкого читателя даже в центральных библиотеках страны.

 Со мной приключилась забавная история. Руководство совхоза предложило вступить в коммунистическую партию, так как Дом культуры – учреждение идеологическое, и потому… дело это непростое. Два члена КПСС должны за тебя поручиться, и два года ты, будучи кандидатом, должен выполнять ряд поручений. Мне, например, было поручено добиться проведения водопровода на одну из улиц села, затем закончить университет марксизма-ленинизма, вести лекторий на базе ДК и ещё что-то. Так вот, отнеслась серьёзно к изучению марксистско-ленинской теории, прочла предлагаемую литературу и пришла к выводу: как часто люди говорят об одном и том же, но придумывают разные термины! Спорят, предполагая, что говорят о разных вещах, а по сути своей имеют в виду одно и то же. Скажите, разве коммуна, община, кооператив, колхоз (коллективное хозяйство), корпорация не предполагают в своей основе одни и те же ценности: единство цели, взаимопонимание, содружество, взаимопомощь? Разве не одни и те же заповеди, моральные кодексы лежат в основе самых разных, казалось бы, религиозных и нерелигиозных учений? Работа на Общее Благо лежит в основе христианской общины, и в предполагаемом коммунистическом обществе, и в основе Живой Этики.

С отличием закончила университет в Горно-Алтайске, выполнила все поручения и… не была принята в ряды компартии. Формулировка: «Мы её недостаточно изучили». Тогда испытала состояние шока. Но зато теперь глубже понимаю строки поэта В.Сидорова: «А то, что называешь неудачей, оно, быть может, помощь и укрытье. И в должный миг удачей обернётся всё то, что неудачей называешь». Сейчас по-прежнему сочувствую компартии, но рада, что благодаря этому, достаточно болезненному, опыту в 90-е годы могла воспринимать ситуацию крушения компартии в стране несколько отстранённо.

Вернусь к нашим раздумьям о школе, о том, чего не хватает в ней для гармоничного воспитания человека. Первое и очевидное – приобщение к мировой сокровищнице искусств. Начальная база для этого была: музыкальная школа, Дом культуры. Есть небольшой штат, помещения. Следующий шаг – на базе музыкальной школы открыть школу искусств с отделениями хореографии, живописи, драмы, и тогда появятся дополнительные штатные единицы. Общеобразовательная школа в Чендеке не очень многочисленна, а значит, небольшой коллектив педагогов школы искусств может охватить весь контингент учащихся. Нужны квалифицированные кадры. Во-вторых (а может быть, и во-первых), важно воспитание правильных ориентиров в жизни. Правильных, если хотите, философии, жизненной позиции, моральных установок. Владимир Петров был ближе всего к проблемам школы, он был внутри неё и видел гораздо больше пробелов в системе образования. Энергичный, жизнерадостный, требовательный, жило в нём неистребимое желание совершенствовать методики преподавания в школе. В первые же летние каникулы Владимир отправился к передовым учителям-новаторам тогдашней России и вернулся с книгами Щетинина, Шаталова, Сухомлинского, обогащённый их опытом. После увиденных им новых, уже существующих в России школ можете представить себе силу его желания применить и развить опыт лучших учителей страны. Анна тем же летом, по дороге в Крым к родителям, заехала в Москву и сделала отбор литературы для Чендека в Центральной библиотеке имени Ленина. Посылки из Москвы значительно пополнили фонды художественной и детской литературы.

Тем же летом 1982 года в Москве состоялась моя встреча со Святославом Николаевичем Рерихом и его женой Девикой Рани. Встречу подарил Его величество случай. Во время отпуска мы с сыном и матерью приехали в Москву к родственникам. Мне очень хотелось попасть в Музей Востока, посмотреть кабинет Н.К.Рериха, собранную там коллекцию картин. Приехала в выходной для музея день. Сидела огорчённая на лавочке у входа. Вдруг ко мне подошла с объятьями Татьяна Калугина, журналист. Она была у нас когда-то ещё в Мультинском ДК, потом в Чендеке на Алтае. Узнав, что мне хотелось посетить музей, да приехала не вовремя, заявила: очень вовремя, так как с минуты на минуту сюда приедут Святослав и Девика, для них музей откроют, а я могу пройти вместе с ними. Так и случилось. Меня представили как «девушку с Алтая» и после встречи с О.В.Румянцевой (заведующей мемориальным кабинетом Н.К.Рериха при Музее Востока), просмотра экспозиции меня пригласили на встречу в гостиницу «Советская», где поселились Рерихи. Встреча должна была состояться на следующий день.

 Это был очередной визит Святослава Николаевича с целью выяснить у советского правительства, готово ли государство принять завещанную отцом коммунистической партии (так было сказано в завещании) коллекцию картин, научных трудов Рерихов из института Урусвати в Кулу. Для этого требовалось выполнить лишь один пункт завещания Н.К.Рериха: предоставить место для хранения и работы с наследием. Десятилетиями длились переговоры С.Н.Рериха с Советским Союзом на тему передачи ценнейших материалов на Родину. Переговоры велись со всеми правителями. Безуспешно. Только благодаря Раисе Максимовне Горбачёвой наконец-то, было найдено здание, и Л.В.Шапошникова ввезла материалы и коллекцию в Россию. А тогда, в 1982-м, переговоры не дали результата. В статье Т.Калугиной, о которой я писала, почти со стенографической точностью воспроизведена беседа в гостинице «Советская». Думаю, многим будут интересны мысли С.Н. Прошу лишь учесть: обстановка, в которой шла беседа, была непростой. В самой просторной комнате номера, где остановились Рерихи, расположились кинодокументалисты из Болгарии. Они снимали фильм о Святославе Николаевиче. Осветительные приборы, микрофоны были включены, как только они с Девикой вошли в помещение, где собрались разные люди. На встрече присутствовали П.Беликов, гости из Риги, что занимались (тогда нелегальным) изданием книг Живой Этики, представители новосибирского Рериховского общества. У них, конечно, были вопросы к Святославу Николаевичу, но не для широкой публики, а говорить нужно было с учётом сегодняшнего мировоззрения общества. Перечитывая интервью, каждый раз удивляюсь мудрости, его умению о сложном говорить просто и многослойно – для любого уровня сознания.

Встреча с С.Н.Рерихом, его мысли утвердили в правильности выбранного направления: «Мы должны именно жить полноценной жизнью, не только читать об этом»., «Начинать нужно с чего-то малого, именно – с окружения, в котором мы сами принимаем участие…».

Во всём Усть-Коксинском районе, да и во всей Горно-Алтайской области не хватало работников в сфере культуры. Ни Барнаул, ни отдел культуры Горно-Алтайска не могли помочь. Не хотели люди ехать в село. Обратилась в Москве к комитету комсомола Института культуры, там посмеялись: «Куда? В такую тьмутаракань кто поедет?».

Помогла статья Т.Калугиной. Привлекла внимание к нам, к Чендеку. Правда, как это всегда бывает в жизни, у медали две стороны: светлая и не очень… В статье чёрным по белому были написаны название села, мои имя и фамилия, место работы. Газета читалась всей страной. Следовательно, вся страна узнала о чендекском Доме культуры на Алтае. К нам пошёл поток гостей, паломников, путешественников, людей, влюблённых в Алтай, вдохновлённых идеями Рерихов, готовых нам чем-нибудь помочь. В некоторых рождалось желание жить и работать в Чендеке. Если это были нужные специалисты, мы делали всё, зависящее от нас, чтобы помочь человеку устроиться на работу, получить жильё. Вместе с этим светлым потоком к нашему порогу приходили и люди, мягко говоря, странные, иногда с нарушениями в психике. Мы этого не ожидали. В каждом отдельном случае нужно было разобраться. Понять человека, его систему взглядов, устремления или заблуждения – это непросто. Сама жизнь, посылая нам самые разные встречи, заставляла много читать, думать, анализировать.

За два-три года мы познакомились со многими из тех, кто стоял у истоков Рериховского движения в стране: Л.Митусова, Б.А.Смирнов-Русецкий, Н.Д.Спирина, Г.Ф.Лукин, Р.А.Григорьева, Л.Богданова. Старшее поколение рериховцев вызывало глубочайшее уважение. Через всю жизнь, несмотря на гонения, непонимание, пронесли они твёрдую убеждённость в правильности выбранного пути. Шли сами и вели за собой многие молодые сознания. Книги Живой Этики достать было сложно. Их издавали в довоенной Риге. Издательством руководили В.Шибаев, затем врач – Феликс Лукин, люди, тесно связанные знакомством, личной перепиской с Н.К. и Е.И. Рерихами. После войны Рига стала советской, книги попали в список запрещённых, но издательство продолжило работу нелегально под руководством Гарольда Лукина.

Книг Живой Этики было мало, зачастую они перепечатывались, переписывались от руки. Их распространение могло быть опасно. Отсюда некоторая «закрытость» обществ, желание проверить истинность стремлений к знаниям вновь пришедших.

У нас побывали представители многих рериховских обществ страны. Стало понятно, что внутри Рериховского движения нет единства. Этому способствовали взаимные претензии, разное толкование одних и тех же истин, плюс очень большие требования, предъявляемые друг к другу. Если, мол, читаем одни книги, то и думать и поступать должны одинаково. Трудно приходило понимание, что, каким бы знанием человек ни обладал, он имеет свой уровень развития и свои кармические задачи.

Терпимость и любовь друг к другу лежат в основе единства. Именно так, не договариваясь, просто осознавая эту истину, мы и относились ко всем приезжающим к нам.

Не всегда удавалось найти полное взаимопонимание. Так, например, было грустно слышать, что строители музея Рериха в Верхнем Уймоне считают работающих в Нижнем Уймоне с центральной усадьбой в Чендеке силой противостоящей. Долгие десятилетия пыталась понять, на чём были основаны такие умозаключения. Из-за названий населённых пунктов? Из-за того, что мы принимали всех приезжающих, а строителям приходилось быть более избирательными? К Сергею Смирнову, единственному постоянно живущему в Верхнем Уймоне строителю музея, у нас было сердечное отношение. Понимали, как трудно ему даётся строительство. Поэтому мы не отягощали его вопросами и беседами ещё и с нами. Иногда, разговаривая между собой, пытались разгадать, какими будут направленность, наполнение строящегося двухэтажного красавца. Приходили к мнению, что, скорее всего, это будет научный центр по изучению тонких энергий. Тем более что инициатива строительства исходила от академика А.П.Окладникова из новосибирского Академгородка. Курировал после Окладникова строительство кандидат наук А.Дмитриев. Мы не очень разбирались в музейном деле, но понимали, что художественный музей потребует определённых условий хранения картин, доступности для посетителей. Потому и склонялись к тому, что это будет аналог института Урусвати в Кулу (Индия). Говорили и думали об этом редко, предполагая, что те, кто строит, знают, для чего идёт строительство и что там будет. Только сравнительно недавно попалась в Интернете статья А.Смирнова о строительстве, из которой узнала, что и он, строя, предполагал, что его функция – лишь строительство здания, а чем будет наполнен центр, знает кто-то из его руководителей. В конечном итоге разбираться пришлось ему и в музейном деле тоже, не только в деревянном зодчестве. Огромное уважение к человеческому подвигу Сергея Смирнова – строителю, основателю Рериховского центра на Алтае, нашедшему в себе силы остаться верным до конца начатому делу, – в моём сердце. Чтобы закончить тему «музейного соревнования» Чендек – Верхний Уймон, скажу, что до сих пор думаю: краеведческие экспозиции истории и быта должны быть при каждом Доме культуры. В Чендеке мы начали формировать небольшой фонд экспонатов по краеведению. К этому нас сподвигла сама жизнь. В селе были старообрядцы, но за 60 лет атеизма их дети и внуки давно утратили уважение к священным книгам и иконам. В некоторых домах, где были живы старики, хранились за занавесочками культовые предметы. В домах, где уже не было верующих, иконы и книги выносили на чердак, сжигали, просто выбрасывали. Тогда мы и решили, что нужно иметь экспозицию по краеведению и небольшую коллекцию художественных работ в Доме культуры. Прививать детям, молодёжи уважение к исторической, художественной ценности этих реликвий. Объявили, что собираем предметы старины.

Нам принесли старинной печати библию, пару икон. Нашёлся у кого-то на чердаке под крышей выброшенный эскиз руки Айвазовского. Приносили также утюги, стиральные доски и прочие предметы быта. Подарили несколько оригинальных работ молодые художники Риги, они приезжали на практику. Так понемногу собралась небольшая коллекция в одной из комнат ДК, которую мы гордо называли музейчиком. Потом, работая на Урале, мне приходилось видеть в сёлах, районных центрах довольно большие музеи. Они тоже начинались с небольших коллекций, чаще всего собранных школьниками под руководством педагога и выросших до настоящих музеев в школах, домах культуры. Со временем такие разросшиеся коллекции получают статус народных музеев, им дают отдельные помещения. Неудивительно, что в Чендеке после нашего отъезда всё нами собранное пылилось где-то в углу. Должен прийти человек, понимающий, как важно знать свою историю жителям села. Уверена, будет такой человек в Чендеке. Всему своё время.

Тогда благодаря потоку путешественников, заходивших в двери Дома культуры Чендека, мы узнали, сколько молодых, светлых, устремлённых к знаниям и ищущих себе применение молодых людей было в нашей стране! Не могу не вспомнить молодёжную театральную труппу из Горно-Алтайска. Ребята вместе закончили Институт культуры Челябинска и всем курсом приехали в Горно-Алтайск, чтобы на пустом месте организовать свой театр. К сожалению, театр просуществовал недолго. Через десятилетия вновь встретилась с одним из них, тогда режиссёром труппы, Олегом Павловым. Он по-прежнему горит идеями творчества, красоты, создаёт новые спектакли, воспитывает детей, пишет стихи – теперь на Урале. Леонид и Марина Андреевы из Московского научно-исследовательского института проблем передачи информации поняли, приняли, разделили наши заботы каждого дня. Собрали в своём коллективе и пополнили нашу сельскую библиотеку детскими книгами, мы посылали детские рисунки сельчан в обмен на выставку их деток. Благодаря Леониду и Марине мы познакомились с Гарольдом Феликсовичем Лукиным. Собирали, сушили и отправляли ему алтайские травы для его лечебных препаратов. До сегодняшнего дня храню альбом с чёрно-белыми фоторепродукциями работ Н.К.Рериха. Фотографии делал Гарольд Феликсович сам, не признавая цвета, который исказит подлинные краски, тогда как обычная фотография, пусть оттенками серого, точно передаст нюансы подлинника, считал он. Таких альбомов девять. В каждом – разный набор фоторепродукций. Девять кожаных обложек представляют собой отдельную репродукцию работы художника с тиснением по коже и в цвете. На моей обложке – копия работы «Держательница мира».

Наша встреча на Алтае с кинорежиссёром Ренитой Андреевной Григорьевой запомнилась её фразой: «Радуйтесь, что вы всё делаете на голом энтузиазме, преодолевая столько трудностей. Это само по себе отбирает людей искренне служащих идеалам. Так было с обществом защиты памятников культуры и истории. Когда же появились те, кто за эту защиту получает чины и ставки, сообщество стало другим».

Самой частой темой обсуждения в те годы была борьба тёмных сил со Светом. Почти во всех беседах приезжающие её затрагивали. И как-то так получалось, что собеседник, конечно, принадлежал к силам Света, а его оппоненты (зачастую тоже рериховцы) оказывались в лагере тёмных. Причём через некоторое время его оппоненты в разговоре с нами утверждали обратное. Цитирования из книг Живой Этики утверждений, что тьма – это невежество, отсутствие знаний, а, значит, тем важнее просвещение, и лучше не ставить на человека клеймо, а пытаться высветить спорную проблему, редко достигали успеха. В свой адрес, в адрес всей нашей группы тоже летели обвинения. Никогда не воспринимала их всерьёз, не бросала таких обвинений сама. Не могла человека убедить в своей правоте – верила: Великий Учитель – Жизнь всё расставит на места. С её помощью или я, или мой собеседник поймём, кто из нас был неправ.

Второй темой, вызывавшей ожесточённые споры, было… правильное питание. У каждого имелись свои теории. Про вегетарианство было ясно сказано в книгах, хотя тоже допускались исключительные ситуации. А дальше? Сыроедение, раздельное питание, питание пророщенной пшеницей, польза голодания… Можно ли есть яйца? Нельзя есть картофель! Каждый доказывал правоту именно его теории, тем самым «спасая» своих сотоварищей от духовной деградации. Для местных же жителей само вегетарианство было непонятно, неприемлемо, чуждо. Со временем именно вычеркнутое из рациона мясо стало основой неприязни к абстрактному понятию: «йог», коим награждались все вегетарианцы.

Самое большое впечатление, удивительный пример настоящего единения продемонстрировала жизнь летом 1981 года. К нам приехали Борис Алексеевич Смирнов-Русецкий с его учениками и друзьями Олегом Матвеевым и Игорем Зенкиным. Предварительно списались, согласовав дату приезда. Это само по себе было необычно. (Чаще всего к нам приезжали внезапно, и уже одно то, что мы читаем одни и те же книги, должно было открыть двери дома.) Стало понятно, что высокие космические идеи Живой Этики не отменяют обыкновенной человеческой этики. Раньше как-то в голову не приходило. У меня с сыном были огород и полдома, а это три комнаты, кухня и веранда в деревянном доме напротив ДК. К приезду художника у нас гостили актёрская семья Лазаревых-Воскобойниковых из Новосибирска и семья Андреевых из Москвы. С нами были дети пяти, четырнадцати и семнадцати лет. Вот такая многочисленная, разновозрастная группа из 12 человек оказалась под одной крышей. Это был пример удивительного взаимоуважения, взаимопонимания, культуры ведения беседы и просто бытовой жизни в довольно непростых условиях села. О еде вообще никто не спорил. Каждый ел то, что считал для себя полезным, учитывали разные вкусовые пристрастия, благо, они не были мудрёными. С утра все занимались своими делами, собираясь лишь за столом.

В ДК был новый автобус, и мы организовывали Борису Алексеевичу поездки на высокогорье. Чем выше могли подняться по руслу речки (пересыхающей летом) вверх – тем плодотворнее шла работа у художника. Особенно удачен был день, когда с одной из вершин, что около Чендека, открылся вид на Белуху! Борис Алексеевич в тот день сделал несколько прекрасных эскизов, они легли в основу большой работы «Белуха», окончательный вариант которой он сделает уже в Москве. В 1981 году Б.А.Смирнову-Русецкому было 76 лет, а насколько энергичен, подвижен, трудоспособен он был в этом возрасте! Его тонкость, деликатность в общении непостижимым образом настраивали всех на волны гармонии, красоты самих тем, что обсуждали за столом или вечерами, когда приходили остальные члены нашего содружества. Это было бесценное время сплава музыки, поэзии, философии. Говорили обо всём на свете: каждый о своём. Но для всех. Звучала скрипка, без сопровождения. Звук её при свете звёзд был особенно чарующ. Рассказ об НЛО сменяли стихи. На вопросы находились простые, понятные, мудрые ответы. Эти две недели всегда звучат камертоном в сердце. Так должно быть в семье, в любом содружестве – это поняла раз и навсегда. Горжусь тем, что способствовала рождению алтайского цикла работ в творчестве Бориса Алексеевича, а потом, в 1987 году, – цикла «Урал». Жизнь подарит мне ещё одну встречу с художником, уже на Урале.

Написала о светлых памятных встречах, но были и забавные, и грустные… Запомнилась юная девочка, что зашла расспросить дорогу к Белухе. Шла искать вход в Шамбалу. Не было никакого туристического снаряжения, карт, запаса продуктов. Она была уверена: её чистое сердце и огромное желание помогут найти дорогу. Остановить не смогла. Ушла. Долго потом щемило сердце. Так и не знаю её дальнейшей судьбы.

Приехали на практику студенты художественного факультета Риги. Расположились в Доме культуры. Чистенькие, в походной одежде, ярких ботинках и шляпах, в общем, иностранцы. Целыми днями сидели с мольбертами по всему селу, писали сельские домики, многочисленных поросят, блаженствующих в лужах, телят, что бродят по улицам. А надо сказать, что администрация уже не раз издавала строгие указы: прекратить роспуск скота из личных подворий по территории села! Грозила штрафами. Всё было напрасно, так что живая «натура» с удовольствием позировала художникам. Первым заволновался парторг Иродов: что это они рисуют развалюхи, лужи – не вышло бы чего… Тут и мы догадались спросить: а что же красивейшие пейзажи, горы, леса, ущелья не живописуете? Показали слайды с фотографиями окрестностей, восходов-закатов. Пока шёл просмотр, аудитория ахала, ухала. Назавтра ни одного художника около луж уже не было. Даже змей не побоялись. Как выяснилось, кто-то с ними пошутил: змеями припугнул. К окончанию практики решили организовать выставку работ. Всю ночь оформляли, развешивали только что написанные работы. Утром пришли первые посетители выставки – руководство совхоза, селяне… и ахнули со всех стен, вперемежку с красотами долины смотрели очень выразительные мордахи поросят, свинок-мамаш, блаженствующих в лужах на центральной площади Чендека. Велика сила искусства! Когда привычная, а потому и незамечаемая картина «великого свинства» была увидена сторонним глазом и отзеркалена художниками – всё село заговорило о принятии строгих мер к хозяевам, выпускающим на улицу своих питомцев. Ведь именно из-за них не выживали на улицах посаженные деревья, а тем более цветы.

Когда же в село зашёл очень молодой «божий» человек с зачитанной библией и после долгого разговора о человеческой душе, её спасении спросил, где, в каких огородах он может найти цветущий мак, – сердце сжалось. Как защитить Уймонскую долину от таких странников?

Ответ напрашивался сам. Культура, знание, образование, воспитание – школа. Именно в небольшом селе, думали мы, небольшим штатом единомышленников можно справиться с приобщением всех детей и желающих взрослых к занятиям в разных областях искусств. Эта идея вдохновила Ольгу Андреевну Воскобойникову. Её семья (они с мужем из Новосибирска, оба актёры) приняли решение переехать в Чендек вместе с 14-летней дочерью. Ольга приняла на себя труды по организации школы искусств и преуспела в этом непростом деле. Убедила, доказала реальность идеи об открытии такой школы заведующей отделом культуры Горно-Алтайска – С.Тарбонаковой. Дальше нужны были помещения, материальная база, кадры. Руководство совхоза выделило две квартиры в трёхэтажных домах к уже имеющемуся помещению музыкальной школы, а через некоторое время директор совхоза принял решение отдать под школу искусств свой шестикомнатный коттедж. Себе достраивал деревянный дом поменьше и потеплее.

Кстати, эта идея пришла в голову после прочтения рекомендованной ему книги «Уолден, или Жизнь в лесу». В ней автор убедительно на собственном примере доказывает, как много сил и времени уходит на предметы, на самом деле человеку ненужные. И в итоге мы служим помещениям, огороду, животным, которых заводим, а не они – нам.

Вскоре при музыкальной школе Ольге удалось открыть отделения изобразительного искусства, скрипки, драмы, хореографии. Классы баяна и фортепиано уже были. Класс скрипки вела Любовь Калинина.

Она приехала из Москвы, где преподавала в музыкальной школе. Класс фортепиано имел двух преподавателей: Марину Петрову, с отличием окончившую музыкальное училище Новосибирска, и Донару Кешишян – она закончила консерваторию в Тбилиси.

Привела её к нам цепь случайностей (наверное, вполне закономерных). Донара обладала умением сделать для ребёнка скучную техническую работу по овладению инструментом радостной, желанной. Ввела свою, оригинальную оценочную систему на занятиях. При встрече с Донарой сразу было ощущение, что мы знаем друг друга давным-давно. Изобразительное искусство вела Анна Ибрагимова. Она ходила пешком на занятия из Мульты, а это 18 км, оставив двух дочерей с мужем, Александром Ибрагимовым, поэтом. Они приехали из Кемерова, купили дом в Мульте, всей писательской организацией Кемерова его ремонтировали, преобразовывали. Пришли с нами познакомиться, поддержали наши идеи и взялись помогать.

Ещё одна супружеская пара очень укрепила коллектив профессионалов-педагогов. После окончания Института культуры Москвы к нам приехали Геннадий Игнатов, баянист от Бога, с женой, заканчивавшей отделение хореографии того же института. Они ждали ребёнка, и после его рождения молодая мама уехала сдавать госэкзамены. Малышка осталась с отцом и со сменяющими друг друга няньками – членами нашего содружества, если отец был на работе. Драматическое искусство было кому вести: у нас были три специалиста в этой области. Конечно, приходилось совмещать преподавание с основными обязанностями: мне – с директорством в ДК, Ольге – с директорством в школе искусств, Володе Лазареву (муж Ольги Воскобойниковой, тоже актёр с образованием и стажем) пришлось при переезде в Чендек устроиться работать начальником отдела снабжения. Снабженцем он оказался классным, помогал школе и совхозу. Находясь в бесконечных разъездах, ещё умудрился на сцене ДК поставить большой, настоящий спектакль с самодеятельными артистами. Постановка шла с успехом.

Сама не понимаю, как удалось уговорить, убедить районное руководство выделить нам средства на приобретение очень большой уникальной фонотеки классической музыки для занятий в школе искусств. Её всю жизнь собирал сосланный в Семипалатинск из Ленинграда уже упоминавшийся мною Криц Вадим Фёдорович. Светлая ему память. Вина за брошенную на произвол судьбы при отъезде из Чендека фонотеку притупилась во мне лишь с появлением Интернета и компакт-дисков нового поколения.

Попытаюсь проанализировать причины, по которым начатое не было доведено до конца.

Первое. К тому времени стало ясно, что реорганизовать сельскую школу, тем более добиться её слияния со школой искусств не удастся. Обращалась за помощью после Горно-Алтайска в краевой барнаульский отдел культуры. Приезжала представитель отдела, посмотрела всё на месте, восхитилась и сказала: «Если бы у нас было столько работников культуры в каждом селе, мы бы уже давно коммунизм построили». Резонно. А дальше: «Может быть, вас нужно разослать в разные сёла района для поднятия уровня культуры в целом?» Мне и Анне, поработавшей в одиночку в клубах района, стало не по себе.

Поехала в Москву, в НИИ художественного воспитания, с просьбой: возьмите нас на эксперимент под своё крыло. Понимала, что иначе не получится школы, о которой мечтали. Ответ был отрицательным. Нельзя взять на эксперимент, очень далеко мы от Москвы – как проверять, отслеживать? Да и в столице лишь в некоторых школах были экспериментальные классы, в которых вводили методики по приобщению детей к мировой музыкальной, художественной культуре. Это благодаря неимоверным усилиям Кабалевского, Неменского. Все остальные направления существовали на уровне кружковой работы. Убедить целый научный институт было не под силу. Без официального разрешения на эксперимент вводить в школьную программу села занятия по разным направлениям в области искусств нам не дали бы.

Второе. Обстановка вокруг нас обострялась. К власти в стране пришёл Андропов и партийное руководство села, помня, что он возглавлял КГБ, попросту испугалось: как бы не допустить какой-нибудь идеологической ошибки. Дело доходило до смешного. В национальном алтайском орнаменте, которым художник обрамил в ДК вывеску, парторг Иродов заметил контур свечи. Это если выделить только бордовый сегмент орнамента. Притащила книжку с орнаментом и исступлённо доказывала, что вот, мол, откуда взяли орнамент, и вдруг услышала за спиной тихий голос Любы Калининой: «Галя, а если свечка, то что?». Тут и подумала: похоже, сама начинаю сходить с ума…

Ещё одна показательная история того периода. Сашу Ибрагимова односельчане на сходе судили за тунеядство: на что живёт? Не ходит на работу! Суд шёл именно тогда, когда у него вышел третий поэтический сборник и его приняли в Союз писателей.

Третье. Появились недоверие, настороженность по отношению к приезжим. Многое было непонятно. Почему все стремятся жить в городе, а эти интеллигенты едут в село? Что находят в классической (заунывной с точки зрения многих) музыке, непонятной поэзии? И т.д. Поэтому, когда Саша Ибрагимов написал чудесную, эмоционально сильную поэму к юбилею Победы в Великой Отечественной войне, нам захотелось, чтобы его творчество поняли и полюбили. «Матерь-Родина простоволосая» – так называлась поэма. Не все понимают метафорическую образность. Родину в поэме олицетворяла русская женщина, что держит в руках плат: «…с одного края ромашками вышитый, с другого края поля колосились, и мужчины и женщины за руки взялись в хороводе труда…» – писал Саша. У ДК шла подготовка к празднованию Дня Победы, и мы взяли эту поэму как основу для большого сценического действа. Это был мой первый опыт по синтезу, одновременному звучанию разных видов искусств. Чтение текста поэмы от лица русской женщины-матери, соответствующие содержанию поэмы кадры на экране, пластическое выражение тех же чувств хореографией, музыка, вокал – всё разом. Становилось предельно ясным содержание поэмы. Даже маленькие дети, что всегда приходят на концерты с родителями и бегают по проходам, сидели затаив дыхание. Тишина после окончания поэмы, слёзы на глазах зрителей были свидетельством того, что мы сумели сделать поэму понятной для всех. Была организована сдача программы комиссии. В её состав вошли представители парткома и администрации. После просмотра, смахнув слезинку с глаз, парторг сказал, что это не дело – заставлять грустить, надо радоваться: это же ПОБЕДА!

Позже узнала, что с такой же формулировкой несколько лет песня «День Победы» не допускалась к эфиру. Строки самой популярной теперь песни: «Это праздник со слезами на глазах» – становились препятствием. Мы ждать разрешения годами не могли. Дело было накануне 9 мая. За ночь пришлось дописать поэму, которая заканчивалась такими строками: «…И тогда настал День Победы! И вспыхнула майская сирень, как салют над столицей! И майский гром, как главнокомандующий, прогремел на параде Победы, И женщины дарили свои поцелуи всем мужчинам, И дети всем вернувшимся кричали “папка!”. И мужчины бросили свои ордена на чашу жизни, и она перетянула! И плакали, и смеялись живые. И радовались, что живыми остались! Но кончился этот миг. И открыла глаза ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ наша!»

Так вот, пришлось дописать в том же стиле и размере, как восстановили хозяйство в стране, как подняли целину и как замечательно живём сейчас. Даже вставили частушки, чтоб радостно было. На премьеру пришёл из Мульты автор поэмы, Александр Ибрагимов. Больше всего боялась его гневных слов за эдакое «соавторство». По окончании начала объяснять: мол, это вызвано… До сих пор помню своё удивление – всё понял с полуслова и не обиделся. Чудесный человек. Александр вернулся в Кемерово, член Союза писателей, редактор поэтического журнала. Стихи и проза его признаны, печатаются и сегодня. Как мы ни старались объяснить мотивы своих действий, всё равно напряжение в отношении нас со стороны местного населения росло. Особенно вызывал непонимание и неприятие факт неупотребления в пищу мяса. Хотя не все приехавшие были вегетарианцами, наши дети ходили в детский сад и ели всё, что и остальные, всё равно было много разговоров вокруг этой темы. Что нас объединяет, кто приезжает в гости, почему переезжают… И начались домыслы, сельское мифотворчество. Мы были молоды и веселы. Иногда сами подливали масла в огонь.

Однажды мне пришла телеграмма: «Ансним должен быть раскрыт». А надо вам сказать, что телеграммы добирались к нам через телефонисток, телеграфа не было. Паника. Вызывает парторг: что за шифровка? Кто должен быть раскрыт? Сама не пойму, про что и от кого телеграмма? Наконец-то вспомнила: на нас написана была анонимка. Даже не помню, о чём. Поделилась этим фактом с друзьями в Москве. Они решили посоветовать, почему-то телеграммой: «Аноним должен быть раскрыт». Аноним превратился в Анснима. Мы посмеялись и, провожая Гену Игнатова в Москву в отпуск, просили не слать «шифровок». Через несколько дней получаем от него телеграмму: «Шлите апельсины бочками». Конечно, юмор юмором, но, пожалуй, тяжелейшим аспектом возникших проблем было непонимание, неприятие людей, для которых мы работали искренне и с полной отдачей.

Становилось очевидно: работать и развиваться нам будет невозможно. У каждого были личные обстоятельства, приведшие в Чендек, у каждого появились и свои причины его покинуть. Михаил Петров поступил в пединститут, уехал в Иркутск учиться. У Донары Кешишян скончался отец, и она уехала в Тбилиси. У Анны Морозовой были сугубо личные мотивы, не позволявшие ей оставаться в селе. Ольга Воскобойникова и Владимир Лазарев вернулись в Новосибирск. Их дочь-старшеклассница так отстала от своих сверстников, учившихся в городских школах, что пару лет её «вытаскивали» с репетиторами, готовили к поступлению в институт. Мне тоже нужно было, учитывая их опыт, думать о растущем и требующем хорошего школьного и музыкального образования сыне.

Тяжелее всего пришлось Владимиру Петрову. В учительском коллективе он был одинок. Если кто-то из коллег и поддерживал его, то с большой опаской. Зачастую детей настраивали против него. Учитель не может работать без доверия учеников, поддержки коллег. Владимир долго держался, пытался найти контакт, но в конечном итоге тоже уехал. Он ещё вернётся на Алтай, но это уже другая история.

Наша история будет трижды рассказана профессиональными журналистами. Мне хотелось бы изложить свою точку зрения не на внешние, а на внутренние, причины того, что привело к остановке развития Чендекского сообщества. Если первые годы у каждого из нас было достаточно времени побыть один на один с Алтаем, сгармонизировать свой организм со звучанием долины, затем постепенно, неспешно, по одному мы подходили друг к другу. Было время на взаимопристройку к каждому вновь входящему. Взаимопонимание, взаимодоверие были основой нашего единства при уже существовавшей духовной общности, основанной на почти одинаковом восприятии, понимании основ Живой Этики, любви и доверии к семье Рерихов. Энергия многократно возрастает в таком сообществе. Нам много удавалось сделать, в том числе быстро сформировать штат, привлечь сотрудников в Дом культуры и школу искусств. Но со скорым увеличением количества сотрудников не было времени на гармонизацию сознаний. У каждого вновь приходящего своя судьба, свои кармические долги. В ком-то звучало активней православие, кто-то был более авторитарен и хотел знать: кто главный? Кто-то (как, например, семья Игнатовых и приехавшая семья врачей Узун) не встречался до Алтая с книгами Живой Этики. Как и чем объединить людей, столь разных, но по-своему замечательных и нужных? Это первый вопрос, на который не было ответа.

Может быть, нужны были годы, десятилетия неспешного труда, без активного роста школы искусств, без объединения её с общеобразовательной? Второй, не менее важный, фактор, о котором мы знаем из книг Живой Этики: нужно давать человеку (и человеческому сообществу) по сознанию. Всякому делу – свои место и время. Формулировку эту знаю давным-давно, но из книжной эта фраза стала живой истиной, после того как была выстрадана и осознана десятилетиями жизненного опыта. Только теперь понимаю, что каждое начинание в определённом месте, в определённое время должно иметь свой объём, соизмеримый с тем, что нужно людям именно в это время и именно в этом месте. Для этого и развиваем чувствознание, когда же оно не развито – сама жизнь (Учитель) нас останавливает, направляет туда, где мы нужны со своими знаниями, устремлениями. Где мы сами можем развиваться и отдавать в полную силу накопленные знания, умения. Попробую проиллюстрировать примером наших жизней.

Есть убеждения, нас объединяющие: Алтай – сердце и будущее России, мира. Уймонская долина – место возникновения нового города, нового сообщества, общины новой эпохи – Звенигорода.

Михаил Петров. Для него всё вышесказанное – главная и непреложная истина. С этой идеей приехал в 80-е в Чендек. Потом был Иркутск, в 1991 году вернулся на Алтай и обосновался в Нижнем Уймоне. С этой идеей живёт там и сейчас. Всяк к нему приходящий получит тепло его сердца, будет внимательно выслушан. Сам духовно совершенствуется. Идёт через долину много путников, трудное это дело – приветить незнакомца, разобраться, чего человек хочет, с чем пришёл. Непростая у Михаила миссия. Ждёт появления Звенигорода. На Алтае. В Уймонской долине. Он у него в сердце. Адресует ему свои мысли и дела.

^{Алтай, 1991 г. Члены Чендекского содружества (слева направо): В.Петров, А.Морозова, З.Тряпишникова, М.Петрова, Г.Ядревская}

Анна Морозова. В этой общей, связывающей нас с Алтаем идее, устремление Анны к общине доминирует. Она всегда искала идеальное сообщество. Больше всех нас была готова к общинному проживанию, бескорыстному физическому и творческому труду. Живёт и работает более 15 лет в Ауровиле. С ней её дети и внуки. Она нашла на сегодня самое совершенное в мире духовное сообщество, дающее пример терпимости и совместной жизни людей разных стран, разных исповеданий, устремлённых к духовному совершенству. (Конечно, жаль, что этот город не на Алтае, видимо, не пришло время.) Анна и её дочь кроме преподавания в художественном классе помогают русскоязычным гостям Ауровиля, а их бывает немало. Принимают, знакомят с опытом города. Делятся своими духовными накоплениями. Трудно переоценить их возможности самосовершенствования и помощи людям. Несомненна их помощь в будущем появлению Нового сообщества, Нового города на Алтае.

Владимир Петров. Сейчас в Индии. Много дорог прошёл. Кроме общего устремления: «Алтай, Уймонская долина, Звенигород, Община» – считает задачей своей жизни преобразования в сфере обучения и воспитания человека Нового мира. Он и его жена, Марина Авакян, педагоги по образованию и призванию, создали методики воспитания детей начиная с пренатального периода. Опирались на опыт передовых педагогов России. Не удалось создать школу в Иркутске, достучаться до правительства России в Москве. Их труд одобрили в ЮНЕСКО, но ни Алтаю, ни родной стране пока не до системы образования. Интерес проявила Индия. Там сейчас и трудится семья Петровых. Была у них попытка основать общину на Алтае, в Нижнем Уймоне в 1991–1997 годах. Хотела написать: неудачная, да вспомнила строки Валентина Сидорова: «Нет неудач, а есть ступени духа…». Надеюсь, об этом опыте Владимир как-нибудь расскажет сам.

^{Алтай, 1991 г. Вверху слева направо: супруги В.Лазарев и О.Воскобойникова, А.Б.Смирнов-Русецкий, О.Матвеев, внизу: Г.Ядревская с сыном Алексеем, М.Андреева, И.Зенкин с дочерью Юлей, Е.Лазарева}

Ольга Воскобойникова и Владимир Лазарев (светлая ему память), вернувшись в Новосибирск в 90-е годы, при первой возможности открыть своё дело создали с единомышленниками типографию для издания книг серии Живой Этики и им сопутствующих. Приезжая к ним, видела квартиру, превращённую в склад, заваленный только что изданными книгами. Там были и корректорский отдел, и стол заказов и отправки, где вручную сами хозяева исправляли опечатки, встречали посланцев, приезжавшим за книгами из разных городов России… Думаю, с помощью их трудов много сердец зажглось, возникли новые сообщества в Сибири, на Дальнем Востоке, и не только.

Донара Кешишян. В 1983 году приехала жить и работать на Алтай. Всего около года жили и трудились вместе в Чендеке, но удивительно, как сразу, без слов установилось взаимопонимание. Вернулась на Алтай в 1989 году. Живёт и работает в районном центре, Усть-Коксе, более 25 лет. Её ученики получают призы на престижных конкурсах, идут учиться дальше. Образовываются ученики не только профессионально, формируются духовно. Сфера деятельности не ограничивается преподаванием: журналистская, общественно-просветительская работа, серьёзные занятия астрологией, активное участие в Рериховском движении принесли ей заслуженный авторитет. Личного контакта за эти десятилетия у нас не было. Перезвонились недавно, и как будто не было расстояния и времени. Так, во всяком случае, ощущаю.

Всегда с глубоким уважением относилась и отношусь к тем, кто принял решение остаться в 1984 году в Чендеке, не уезжать. Зоя Тряпичникова – воительница. Она не могла отступить. Приняла бой, боролась до конца. Очень рано ушла из жизни. Светлая ей память. Марина Петрова вынуждена была позже всё-таки уехать из Чендека к родителям в Бердск. Мы виделись с ней в 90-е. Всё пережитое нанесло ей глубокую рану. Чувствую свою вину перед Мариной, потому что она приехала по нашему приглашению совсем юной. Семья Игнатовых и сегодня в Чендеке. Гену привела к нам Любовь. Любовь к Алтаю – тоже. Похоже, она взаимна, и неудивительно, что православие (где Любовь в основе) стало доминирующим в его мировоззрении. Любовь Калинина живёт и трудится вместе с детьми на Алтае, в Чемальском районе. В ней православие и Агни Йога соседствуют вполне гармонично. Сегодня можно зайти на сайт «Аскат-Лукоморье» и увидеть её творческое лицо. Оно прекрасно.

О себе. Приехала на Алтай в поиске экологической и духовной чистоты. Поиск этот был обострён болезнью сына. Хотелось найти применение вновь полученным знаниям и найти «белую стаю». Когда же понятие «Культура», благодаря семье Рерихов, раскрылось передо мной в полном объёме, появилось огромное количество идей, связанных с профессиональной деятельностью, реализовать которые в то время на Алтае было невозможно. Жизнь-учитель открыла другую дверь, доверила мне руководить одним из крупнейших дворцов культуры на Урале, в Златоусте. Там была реальная возможность многое сделать.

Очень коротко написала о судьбе тех, кого считаю самыми близкими по духу. Несмотря на разные пути, разные географические точки проживания после отъезда из Чендека, всегда чувствовала нити, нас связующие. Если кто-нибудь при мне начинал рассказывать что-либо негативное о Володе, Мише, Анне, Донаре – сердце подсказывало: рассказчик искажает факты или не знает истинных мотивов их поступков. Со временем так и оказывалось. Есть внутри абсолютное доверие этим людям.

В нас было и есть то, что нас неразрывно связывает: духовное родство и желание совместной работы на Общее Благо. Пожалуй, лучше, чем сказал в одном из недавних писем Володя Петров, мне не сказать: «…Мы делали всё вместе. На одном дыхании. Как единое целое – так я воспринимал нас тогда. Уже говорил, что чендекский период для меня – самый светлый, самый творческий, самый дорогой. Тот, о котором я всегда скучал и скучаю до сих пор. До сих пор меня тянет туда, в то время, ко всем нам, к нашим мечтам, встречам, делам, проблемам. Это было для меня настоящее счастье – быть вместе, творить вместе. Я благодарен Учителю, что Он собрал нас вместе для духовного делания, жаль только, что счастье быть с вами было таким недолгим – всего 4 года. Для меня все были и остаются духовно родными. Там я испытал счастье Общины, счастье быть в Общине. Всегда привожу слова из книги “Община”: “Кто хоть однажды испытал, что такое община, тот никогда не забудет об этом”. Вот и не могу забыть это состояние – счастье быть в Общине. Пусть она была несовершенной и мы все были несовершенны, но ощущение счастья было. Когда приехал на Алтай зимой 1992 года, я хотел повторить это счастье – быть и жить в Общине. С момента отъезда с Алтая в 1984 году все эти годы, до переезда в 1992 году, жил Алтаем, творил для Алтая, зарабатывал деньги для Алтая – переезда, потому что там – моя Родина. После отъезда с Алтая в 2000 году вынужденно, потому что мечта моя – создать новую школу, воплотить идеи нового образования – вела меня все эти годы и ведёт сейчас по разным точкам планеты, я стал заложником, добровольным, этой мечты. Тело моё передвигалось по всем местам, на которые была надежда, что я смогу воплотить там свою мечту, но сердце моё было и будет на Алтае! Получается как у Роберта Бёрнса: “Моё сердце – не здесь. Моё сердце – в высоких горах!”. Видимо, моё следующее воплощение будет снова на Алтае – так глубока моя любовь к этому месту. Сейчас время от времени смотрю фото свои и фильмы – свои и других – об Алтае и тоскую по родине – Алтаю, и всё время спрашиваю Небо: когда же я снова вернусь домой? Доведётся ли в этом воплощении? Всякая весточка с Алтая, всякий живущий сейчас на Алтае – Михаил ли или кто другой – так дороги мне…».

Тем более дороги те, кто приехал во втором тысячелетии в Чендек и подхватил эстафету. Привет вам и наилучшие пожелания из 80-х прошлого столетия!

(Окончание следует)