Дельфис

Каждая первобытная культура имела свой религиозный эпицентр, который во многом определял духовную и социальную жизнь, токи из которого проникали во все сферы жизни общества. Человек воспринимал мир целостно, как некий единый космос, части которого органически взаимосвязаны и живут своей внутренней жизнью. Целостным было мировоззрение человека, дифференциация в нём отдельных явлений действительности находилась ещё в начальной стадии. Австралийский абориген в своём традиционном быту кочевника, вынужденного обходиться лишь самым необходимым, был минималистом. Но с самым драгоценным своим достоянием — идеями, верованиями, мифами — он никогда не расставался. «Представители немногих цивилизаций сравнятся с аборигенами Австралии во вкусе к познанию и умозрительному мышлению, граничащему с интеллектуальным дэндизмом, поразительным, если вспомнить, что речь идёт о людях, находящихся на рудиментарном уровне материальной жизни», — пишет Клод Леви-Строс [1]. Аборигены были поистине интеллектуалами каменного века. Но стремление первобытного человека понять и объяснить мир диктовалось не только любознательностью, в основе его лежало не только интеллектуальное, но и волевое начало — стремление овладеть миром. В активном познании мира заключалась для него власть над миром. «В деянии начало бытия», — мог бы сказать человек вслед за Фаустом.

Центральным понятием, стержнем религии является понятие священного. Человеческое сознание и сама культура расколоты на две большие сферы — сферу обыденного, или профанного, и сферу священного, или сакрального. Об этом писали Э.Дюркгейм, М.Элиаде и некоторые другие исследователи. Переступая определённую грань, человек — будь то охотник каменного века или человек современного индустриального общества — переходит из сферы обыденного в сферу священного, и в нём совершается чудесное превращение. Он начинает чувствовать и мыслить по-другому. Если в мире обыденного он жил в обыденном времени, то теперь он начинает жить в сакральном времени, которому свойственны свои законы. Одно из главных его свойств — вечное настоящее. Вступая в сакральное время, человек как бы выпадает из обыденного времени, он входит в мир явлений и событий, которые длятся бесконечно — таковы события мифологии или священной истории — и возобновляются каждый раз заново, едва он переходит из одной сферы сознания в другую. Миф оживает в священном ритуале. Участник первобытного ритуала — не актёр, в своём сознании и в сознании окружающих он превращается в само мифическое существо или, точнее, мифическое существо на время ритуала воплощается в нём. События Святой недели, воскресение Христа не просто вспоминаются, они переживаются, и чем глубже и непосредственнее вера, тем с большим ощущением реальности происходящего. Так же переживаются архаическим сознанием события мифологии, воспроизводимые в ходе ритуала. В глазах участников обряда инициации, смерть и возрождение посвящаемых имеют не символический характер, они происходят реально.

Понятие священного, возникшее в первобытном сознании, является главным признаком религии [2]. В этой идее уже с самого начала звучит мотив отделения от обыденного, повседневного. Такова этимология слова «храм», «священное пространство» (греч. teme-nos, лат. templum): индоевропейский корень tern содержит значение отделения, разделения. Реалии, вычленённые из обыденного пространства (например, бора — священное пространство, площадка для обрядов у австралийских аборигенов) или из потока времени (время сновидений, мифическая эпоха создания мира, у тех же аборигенов), — вот истоки понимания мира в его религиозном измерении.

Места культа каменного, позднее бронзового века оставались священными иногда на протяжении столетий и даже тысячелетий. Таковы святилища Британии и континентальной Европы — Стоунхендж и многие другие; на месте некоторых из них позже возводились христианские церкви. Таков на севере России остров Кижи — место христианского культа, название которого происходит от вепско-карельского «кижат» — «игрище, остров игрищ», место дохристианских религиозных обрядов. Многие другие острова и шхеры северной части Онежского озера, покрытые многочисленными неолитическими петроглифами, оставались местами культа с эпохи каменного века. Священными островами были на протяжении тысячелетий и Соловецкие острова; вехи, отмечающие их историю, — неолитические лабиринты, сейды саамов, наконец, православный монастырь. Сменялись тысячелетия, сменялось население, причём новое этнически не имело иногда ничего общего с предшествующим, а древние святилища являли собой свидетельство и символ поразительной устойчивости культурных традиций.

Без ощущения человеком присутствия священного в своей душе, а затем и в мире, нет и не может быть религии. Священное — необходимое условие религии, её метафизическое ядро.

Человека создал не труд, как нас долго уверяли. Его создало чувство или понятие священного, став основой религиозного сознания. О его присутствии в сознании людей раннего и среднего палеолита свидетельствуют многочисленные следы культа медведя в труднодоступных горных пещерах Швейцарии, Австрии, Германии, Франции, Югославии, Кавказа. В глубине пещеры Ре- гурду (Франция), например, в одном из каменных сооружений находились кости пяти или шести медведей, в другом — кости медведя лежали в четырёхугольной яме и были покрыты тяжёлой каменной плитой около двух метров в поперечнике, в третьем — череп медведя был покрыт облицовкой из камней. В этот «медвежий» комплекс непосредственно входило и погребение человека. В пещере Ветерника (Хорватия) найдено хранилище тридцати пяти черепов пещерного медведя, шесть из которых стояли друг за другом у стены лицевыми костями в сторону входа в пещеру, образуя группу, окружённую лопатками пещерного медведя, а в одном из очагов находился череп медведя с обгоревшей поверхностью. Вблизи от входа в пещеру, под плитой, хранился череп волка, а под другой плитой, среди костей медведя, лежали три черепа человека. Комплекс в пещере Ветерника относится к началу позднего палеолита, но продолжает традиции мустьерских пещерных комплексов, совмещающих искусственные захоронения останков животных и человека. Всё свидетельствует о том, что «медвежьи» пещеры являются скорее всего святилищами медвежьего культа, связанными с магией возрождения.

^{Рис. 1. Местоположение одного из древнейших святилищ человечества, связанного с культом медведя (пещера Драхенлох. Швейцария; указано стрелкой). Святилище расположено на вершине горы, «между землёй и небом». Такие труднодоступные пещеры люди посещали, но в них не жили}

Пещера Базуа, в Северной Италии, донесла до нас следы, возможно, древнейшего синкретического обряда, совмещающего продуцирующую обрядность, связанную с культом медведя, и инициации подростков. Пещера долгое время служила пещерному медведю естественной берлогой. Среди многочисленных отпечатков ног на её полу преобладают юношеские, а на стене пещеры обнаружены следы глиняных шаров, концентрирующиеся там, где у основания стены находится монументальный сталагмит зооморфной формы, покрытый слоем глины. Охотники, скорее всего подростки, бросали глиняные шары в сталагмит, напоминающий зверя, а шары символизировали их метательное оружие. Такая интерпретация напрашивается как бы сама собой. Не совсем ясно, правда, зачем нужно было вместо охотничьего копья пользоваться глиняными шарами. Быть может, чтобы не повредить «мишень»? Несомненно одно: пещера Базуа с её естественно-зооморфным рельефом использовалась в ритуально- магических целях, а преобладание юношеских следов указывает, вероятно, на посвятительный характер ритуала.

Но ритуал по своему содержанию выходил за пределы только инициации, связанной с охотничьей магией. Если зооморфный сталагмит, действительно, «обстреливался» глиняными шарами, символически замещающими настоящее оружие, то в этом усматривается символическое умерщвление зверя как условие его последующего возрождения. В медвежьих праздниках народов Севера и Дальнего Востока ритуальное умерщвление медведя «предшествует» его последующему возрождению. Структура медвежьего праздника как единого ритуального комплекса состоит из трёх частей: ритуального умерщвления зверя, коллективного потребления добычи и ритуального воскрешения зверя. Наличие этой схемы прослеживается и в палеолитических «медвежьих» пещерах.

^{Рис. 2. Лепные фигуры бизонов в одном из самых таинственных помещений пещеры Тюк д'Одубер, отрезанного от внешнего мира сталактитовой завесой. Здесь совершались обряды посвящения}

Если создание святилищ уже в среднем палеолите стало традицией и эта традиция продолжалась потом на протяжении всей последующей истории человечества, то свидетельства сложных синкретических ритуалов в позднем палеолите становятся всё очевиднее и многочисленнее. Предположение о совмещении посвятительных обрядов с продуцирующими, связанными с образом медведя, в пещере Базуа, подтверждает позднепалеолитическая пещера Тюк д'Одубер (Франция), с многочисленными следами опять-таки подростков у нагромождения костей медведя в глубине пещеры. Здесь же сохранились два вылепленных из глины барельефных изображения бизона, самца и преследуемой им самки, подчёркивающие связь посвятительного ритуала, который совершался здесь, с идеей плодородия. Удалённое, укрытое от непосвящённых, уединённое место, такое как пещера Тюк д'Одубер, — оптимальное место для инициации, которые ещё недавно, в Австралии, Африке, Южной Америке, Океании, проводились в глубине леса или в иной изолированной от обитаемого пространства местности. Здесь, в Тюк д'Одубер, нужно было преодолеть реку у входа в пещеру, пробираться, иногда ползком, около километра, чтобы достичь то потаённое место, где сохранились скульптуры бизонов и отпечатки ног подростков, ступавших на пятки, должно быть, исполняя ритуальный танец.

По заключению антрополога А.Валлуа, отпечатки ног в пещерах Тюк д'Одубер, а также Монтеспан, Пеш Мерль в основном принадлежат подросткам в возрасте от 10 до 13 лет. Это — тот возраст возмужания, в котором подростки в первобытных охотничьих обществах проходят обряды инициации, приобщения к социально-производственной деятельности взрослых, к тайнам их религиозно-обрядовой жизни.

В наиболее труднодоступной, никогда не обитаемой человеком части пещеры Монтеспан (Франция) обнаружена, наряду с гравюрами и рисунками на стенах и полу, серия крупных глиняных фигур, в том числе скульптура лишённого головы медведя, с подлинным черепом медвежонка между его передними лапами. На поверхности изваяния сохранились следы от ударов копьями. В середине шеи глиняного медведя видно отверстие, возможно, для деревянного стержня, на который насаживалась настоящая медвежья голова. Когда стержень сгнил, голова упала к ногам глиняного медведя. Настоящая голова делала медведя живым, удары копьём убивали его. Здесь же лежали вылепленные из глины шары. Возраст памятника — начало позднего палеолита. Возникает некая традиция, ведущая нас из одной эпохи палеолита в другую, а из палеолита к «звериным праздникам» народов Севера и Дальнего Востока. Всё это явно не сводимо лишь к охотничьей магии или имитации охоты, как нередко интерпретируется этот памятник.

Глиняный медведь без головы из пещеры Монтеспан напоминает нам о каменной скульптуре животного из позднепалеолитического местонахождения в Костенках, Воронежской области. И эта фигура, подобно медведю из пещеры Монтеспан, была намеренно оставлена без головы.

В некоторых позднепалеолитических пещерах-святилищах обнаружены искусственные стены из каменных блоков и отверстия для опорных столбов. Намеренно создавалось замкнутое со всех сторон пространство, «святая святых», алтарь палеолитического храма, где скрывались живописные изображения и каменные скульптуры.

В пустыне Наска на юге Перу, между Андами и Тихим океаном, находится широко известный комплекс произведений древнего искусства. На площади более 500 кв. км на поверхности земли выложены мелкой галькой сотни гигантских геометрических фигур — треугольников, четырёхугольников и трапеций, круги и спирали, сложная сеть прямых параллельных линий, порою образующих зигзаги, а во всё это как бы вписаны стилизованные изображения животных, птиц и растений. Древность комплекса оценивается в 2-3 тыс.лет. Существует немало гипотез относительно его происхождения — от вполне фантастических до более или менее правдоподобных. Так, высказывалось предположение, что это астрономический календарь или карта звёздного неба, однако, астрономическая теория была поставлена под серьёзное сомнение после строгой проверки. Самая загадочная особенность комплекса заключается в том, что изображения, составляющие его, настолько велики, что их невозможно разглядеть как следует, находясь на поверхности земли. Очевидно и творцы этих колоссальных изображений не были в состоянии охватить их взглядом, и для них не это было главным. Но ведь и обитатели палеолитических пещер могли разглядеть рисунки в глубине своих подземных святилищ лишь при неверном свете факелов или мерцании жировых ламп. Не здесь ли лежит разгадка изображений в пустыне Наска? Очень вероятно, что геометрические символы перуанской пустыни, образующие порою сложнейшее переплетение форм и линий, с глубокой древности связывались в человеческом сознании с иным миром, куда уходят все живые существа и откуда они могут быть возвращены к жизни лишь усилиями магов и продуцирующими обрядами. Не случайно в этот лабиринт символов и линий вписаны изображения животных, птиц и растений (так бывало и в искусстве палеолита), а в одном случае спираль-лабиринт является в то же время хвостом огромной обезьяны. Изображение паука сорока шести метров длиной, как полагают исследователи, было связано с обрядами плодородия; однако в глубинах человеческого сознания паук выступает обитателем и символом иного мира.

Авторская гипотеза о комплексе из Наска как святилище, посвящённом идее смерти и возрождения, как месте, где совершались обряды возвращения к новой жизни природного мира и самого человека, находит подтверждение в открытии обширных массовых погребений в непосредственной близости к некоторым группам изображений. Вот почему люди из пустыни Наска, подобно их палеолитическим предшественникам, прилагали нередко огромные усилия для создания своих шедевров. Это происходило не только потому, что организация святилищ была для тех и других делом первостепенной важности, но ещё и потому, что в обоих случаях художественное творчество, а затем созерцание и обновление произведений, само было священным актом. Этим можно объяснить и труднодоступность святилищ, и сложность их создания, и колоссальные размеры комплекса Наска.

Поиски начал, истоков в явлениях, достигших высокого развития, но восходящих к архаическому миропониманию, поиски универсалий в бесконечном многообразии явлений, приводят нас к индоевропейским мифам о сотворении мира и человека. В своей совокупности они содержат все основные структурные элементы первобытной космо- и антропогонии, материализованной в памятниках палеолита и засвидетельствованной этнографией. Общая схема процесса сотворения мира в индоевропейской мифологии имеет трёхчленный характер. В основе процесса — смерть, принесение в жертву, убийство. За смертью следует расчленение, буквальное или символическое, причём смерть и расчленение относятся к первородному существу (первому человеку, первому магу, первому мастеру), иногда — к суб- или суперчеловеческому существу (богу, демону, животному). Наконец, за смертью и расчленением следует формирование Вселенной. Происходит самовоссоздание материи и жизни: череп расчленённого первого существа становится небосводом, тело — землёй. Мёртвая плоть, став землёй, порождает новую жизнь. Аналогичные процессы совершаются на уровнях макрокосма — космоса, мезокосма — общества, микрокосма — человека [3]. Но ведь та же структура заложена и в зоофагических, в том числе медвежьих культах, о которых говорилось выше. Заложена она в продуцирующей и посвятительной обрядности, включая посвящения шаманов, сопровождаемые ритуальным расчленением тела посвящаемого. А погружаясь в глубины истории, те же фундаментальные представления о цикличности жизни и смерти, уничтожении и восстановлении природного и человеческого мы читаем в археологических памятниках среднего и позднего палеолита с их расчленёнными погребениями животных и людей. Мы читаем их в пещерах, где цикл смерти и возрождения символически воспроизводился и в инициациях подростков, и в преднамеренном уничтожении предметов искусства, связанных с ритуалом. Та же идея творения через уничтожение проходит сквозь всю этнографически засвидетельствованную религиозную обрядность.

^{Рис. 3. Следы подростков у изображений бизонов в пещере Тюк д'Одубер}

Кто же оставил эти «медвежьи» пещеры, эти святилища в глубине пещер, кто совершал в них продуцирующие и посвятительные обряды? Можно сказать только, что это были либо неандертальцы, которые населяли Европу от 230 тыс. до 28 тыс. лет тому назад, либо архаические Homo sapiens, предки людей позднего палеолита, морфологически уже не отличающихся от современных людей. Древность архаического Homo sapiens достигает, возможно, 500 тыс. лет. В свою очередь, и неандертальцы, и архаические Homo sapiens происходили от общих предков — Homo erectus, покинувшего Африку около 2 млн. лет назад, и Homo antecessor, жившего в Европе уже 800 тыс. лет назад.

В последнее время преобладает тенденция рассматривать неандертальцев как тупиковую ветвь и, тем самым, исключать их из числа предков современных людей. Теперь привлекаются результаты генетических исследований — молекулы ДНК, которая, как утверждают специалисты, у неандертальцев и у современных людей различны. Например, ДНК ребёнка-неандертальца, погребённого 28-29 тыс. лет назад и найденного недавно в пещере Межмайская на Северном Кавказе, отличается от ДНК современных людей. То же самое показывают исследования ДНК ещё нескольких неандертальцев.

Вопрос, однако, всё ещё остаётся открытым. Генетика не сказала здесь своего последнего слова, исследования продолжаются, высказываются различные точки зрения. Так, австралийский антрополог А.Торн утверждает, что люди, обитавшие на берегах озера Манго в современном Новом Южном Уэльсе 60 тыс. лет тому назад, морфологически были-таки современными людьми, хотя их ДНК уже не встречается у нынешних людей. Люди из Манго, очевидно, происходят от более древних гоминид и являются продуктом смешения их с морфологически более продвинутой ветвью предков современных людей. То же самое могло происходить и в Европе. На такую возможность указывает сделанная в 1998 году находка полного скелета 4- летнего ребёнка, жившего на территории современной Португалии 24 тыс. лет назад. Перед погребением ребёнок был обёрнут в шкуру, окрашенную красной охрой, а на дне погребальной ямы был зажжён ритуальный костёр. Особенности скелета сближают ребёнка одновременно и с неандертальцами, и с ранними представителями современных людей (ему свойственно мозаичное сочетание признаков и тех, и других). А это означает, что европейские неандертальцы не исчезли бесследно 28 тыс. лет назад: они смешались с современными людьми и оставили потомство. Любопытно, что и авторы, опубликовавшие сообщение о находке в пещере Межмайская, допускают, что скелет, найденный ими, мог принадлежать не неандертальцу, а архаическому Homo sapiens, морфологически близкому неандертальцам. Они называют его Homo sapiens neanderthalensis. И этот вывод как раз противоречит упомянутому взгляду на неандертальцев как эволюционный тупик, как боковую ветвь человеческого древа, исчезнувшую без следа, быть может уничтоженную ранними представителями современного человечества.

^{Рис. 4. Священный паук (длина его 46 м) из пустыни Наска}

В связи с этим надо сказать, что археологические памятники среднего палеолита в тех случаях, когда речь идёт не о погребениях, содержащих очевидные костные останки неандертальцев, могли принадлежать как неандертальцам, так и архаическому Homo sapiens и, возможно, их общим потомкам. И что ещё важнее, культура этих людей не исчезла вместе с ними. Корпи пришедшей ей на смену позднепалеолитической культуры уходят в почву среднего палеолита. Культура позднего палеолита — наследница предшествующей эпохи. Это хорошо видно на эволюции каменной индустрии от среднего к позднему палеолиту. Возможно, уже людьми среднего палеолита был осуществлён переход к позднепалеолитической технике изготовления ориньякских орудий — древнейшей индустрии неоантропов-кроманьонцев: возраст самых ранних останков кроманьонцев — около 32 тыс. лет, а ориньякские орудия появляются 38 тыс. лет назад.

О религии древнейших наших предков, о присущем им чувстве священного говорит многое — и их погребения, и замечательное их искусство. Недавно наши представления об искусстве людей позднего палеолита обогатились новыми выдающимися находками рисунков в пещерах Шове и Кюссак (Франция). По своему качеству они не уступают живописи на стенах лучших поздне-палеолитических картинных галерей Европы, а их возраст, достигающий 32 тыс. лет, вдвое превосходит возраст рисунков из давно известных пещер Ляско и Альтамира и делает эту живопись, по утверждению некоторых исследователей, древнейшей в мире.

Возникнув вместе с первыми проблесками человеческого разума, религия сопровождала человека па всём его историческом пути². Вот почему человек современного типа — Человек разумный, Homo sapiens, может быть с полным основанием назван Человеком религиозным, Homo religiosus. Говоря словами Владимира Соловьёва, «как внешняя природа лишь постепенно открывается уму человека и человечества, вследствие чего мы должны говорить о развитии опыта и естественной науки, так и божественное начало постепенно открывается сознанию человеческому, и мы должны говорить о развитии религиозного опыта и религиозного мышления» [4].

Что же положило начало этому во многом ещё таинственному процессу, какова природа и происхождение той искры, которая сверкнула в уме человека па заре его истории? Ответ может быть только гипотетическим. П.А.Флоренский (в одном из писем В.И.Вернадскому) высказывает предположение о существовании, помимо биосферы, области активной жизни, облекающей нашу планету, — иной, особой сферы — сферы духа, которую он предлагает называть пневматосферой [5]. Позволю себе развить мысль Флоренского, отказавшись от его понимания пневматосферы как «особой сферы вещества», вовлечённой в «круговорот духа». Если сфера духа как космическое явление существует, то, очевидно, отсюда приходит наша духовная жизнь, в том числе религиозная вера, и в неё возвращается. Она питает жизнь духа и сама обогащается ею, она хранит в себе все богатства, все достижения духовной жизни человечества. Наша духовная жизнь не исчезает вместе с нами, не исчезает вместе с материальной плотью культуры, с её материальным воплощением — она продолжает жить в сфере духа. Исчезает материальная оболочка нашей души, но дух наш, быть может, уходит туда и там остаётся вечно.

Концепцию пневматосферы не следует смешивать с концепцией ноосферы — сферы разума. Понятие ноосферы, выдвинутое П.Тейяром де Шарденом и развитое В.И.Вернадским, выражает вступление биосферы в новое эволюционное состояние, характеризуемое взаимодействием природы и человечества и направляемое разумной деятельностью человека. Здесь мысль, в её материальном воплощении, выступает фактором планетарной и космической эволюции. В предлагаемой мною концепции жизнь духа как космического явления предстаёт явлением вечным, автономным, не отягощённым непременной связью с материей.

г.Канберра (Австралия)