Дельфис

Встреча с пустыней

В Москве пронизывающие холода. Ртутный столбик опустился до 30°С ниже ноля. Ночами стоит морозная седая мгла. А здесь, в далёкой Туркмении зима похожа на нашу весну. Очень тепло. Днём можно ходить просто в ковбойке и брюках. Ласково светит солнце. Местами уже показалась молодая трава, и песок барханов совсем тёплый.

Но самое удивительное, что довелось увидеть в Туркмении, — это пустыня. Раньше при этом слове возникало представление о чём-то безнадёжно безжизненном. Потому и пустыня: ни зверей, ни птиц — одни сыпучие пески...

^{Туркменская пустыня}

Но пустыни, оказывается, бывают разные. Одни — это бесконечные холмистые просторы, сплошь покрытые кустарником и травой. Так и хочется их назвать «кустынями». Песок там весь покрыт норками, норами и норищами. В задумчивые предвечерние часы всюду кипит жизнь: снуют туда-сюда пустынные грызуны, песчанки, желтовато-белые и рыже-жёлтые. Греются на солнце толстые любопытные суслики. Когда экспедиционная машина, громко фырча, подъезжает слишком близко, они вдруг вспоминают, что надо спасаться бегством, и кидаются кто куда, и лишь мелькают в чёрных отверстиях нор, тут и там, их жёлтые задики. Другие пустыни — это бесконечные ряды барханов с редкими кустами, травами и деревцами саксаула. Бесконечные и прекрасные!

Впервые встретилась с барханами ранним розовым утром. Над песками только всходило солнце, и саксауловые рощи ещё спали в серебряном тумане. Торжественная тишина обнимала барханы за плечи. В молчании поднялась на первый высокий бархан. Вокруг, сколько мог охватить глаз, плавно горбились пески. Их струистые песчаные бока изукрасил иней. Голубые тени словно подтекли под корни саксаулов. А песок! Нетронутый, ребристый, он раскрылся перед нами занимательной книгой, где каждое существо будто расписалось следами.

Вот взбежала на бархан лиса, отпечатки её лап не больше, чем у кошки. Слева протрусил пустын-ный заяц — толай. Здесь пробежалась саксаульная сойка, оставив крестики следов. Всюду песок хранит следы песчанок — изящные цепочки нежных ямок. А вот, переваливаясь через канавки и ямы песчаных борозд, спешит по своим жучиным делам чернотелка. За ней, под кустами, скрывается след тонкопалого суслика. У подножий барханов петляет, мудрит, крадущийся след самого хищного зверя — барханного кота. Недаром говорят — «страшнее кошки зверя нет».

Пройдёт,день, и ветер сотрёт эти росчерки, приготовив песок для записей ночи. И лишь стемнеет, как на барханы выйдут тысячи существ, начнётся жизнь — «глазастая», «ушастая», полная погонь, бесчисленных сражений и жертв. А к утру пески откроют свои новые страницы.

Колодцы

В пустыне вода — самая большая ценность. Без неё нет жизни ни растению, ни животному, ни человеку. Но растение запускает свои корни на много метров вглубь земли и настигает водоносные слои. Животное пустыни может долго обходиться без живительной влаги, получая её либо с растениями, либо с мясом других животных (или находя солоноватые или горько-солёные источники). Человеку нужна пресная вода, к солёной он не привык.

Как отрадно, пробираясь среди песчаных гряд, вдруг увидеть сероватую бетонную кладку. Это колодец. В Туркмении колодцы бетонируют, чтобы края не осыпались и не заносило песком, а вода сохранялась для многих поколений.

Порой колодцы кажутся бездонными. Оборвётся с края камешек, а когда достигнет воды, то даже не слышно всплеска. Так далеко она, за 130 и более метров от поверхности. Гулкий мрачный колодец уходит, кажется, к самому сердцу Земли.

На небольших уступах внутри колодцев находят приют голуби и воробьи. Спугнёшь их, и взорвётся гулкая пустота шумом трепещущих крыльев. Поднимется над отверстием колодца голубовато-серый столб птиц и рассыплется во все стороны.К вечеру снова соберутся птицы на ночлег в спасительное убежище. Лишь ядовитая змея, гюрза, рискует тревожить их в этом недоступном месте.

По степям бадхызского заповедника

Долгий путь привёл нас в Кушку — самый южный город бывшего Союза. Городок небольшой, чистенький, уютный, с каменными аккуратными домами. Из Кушки отправились в Бадхызский заповедник, что лежит на границе с Афганистаном.

Через пять часов пути мы добрались до места. Вокруг, до самого горизонта — полузелёные степные просторы. Здесь и там, словно седая щетина, торчат могучие, утолщённые к корню, стебли высохшей ферулы (это зонтичное растение), отбелённые солнцем и ветром. Плавные увалы разворачиваются, словно в бесконечном хороводе. Печёт солнце. Встречный ветер освежает лицо. Над нами, в белёсой синеве, кружат хищные птицы: грифы, стервятники и сарычи.

Вдруг шофёр резко затормозил машину.

— Смотрите, куланы!

С непривычки не могли сразу заметить среди стеблей ферулы диких лошадей — куланов. Их оказалось около сорока. Какие красивые! Крепкие сбитые тела с коричневыми полосами по светлой короткой шерсти. Туловище короткое, от этого голова кажется крупной. А какие резвые! Говорят, что они могут бегать быстрее гепарда, одного из лучших бегунов животного царства.

Вот куланы забеспокоились, и вся их живая масса словно потекла по степи. Красивый лёгкий, свободный бег! Только мелькает частокол светлых ног, да облачко пыли вьётся за табуном.

На другой день нам снова повезло, наша машина, неожиданно выскочив на увал, спугнула двух джейранов, изящных газелей пустыни. У самца хорошо заметны были небольшие рожки. Животные пустились наутёк, подняв короткие хвостики. Казахи джейранов называют— «кара-куйрюк», что значит «чёрный хвостик».

Ночью, пробираясь среди незнакомых холмов, увалов и горушек, мы не раз замечали, как при свете фар вспыхивали зловещим светом чьи-то глаза. Холодным пристальным взглядом провожали они нас, и на душе становилось неприятно и зябко от живых недобрых огоньков.

Заколдованное озеро

В один из жарких дней января мы собрались к солёному озеру. По-туркменски оно называется Ер-Ойландуз. Над степью висела пыльная мгла. Из-за сильного ветра пришли в движение мириады песчинок, от этого весь горизонт был как в тумане. Песок скрипел на зубах, попадал в нос, уши, глаза. Проехав километров двадцать, мы стали спускаться с крутого склона в долину.

За одним из поворотов спугнули стайку джейранов, они бросились от нас и словно растаяли среди жёлто-коричневых обрывов. Ещё несколько поворотов и машину вынесло в долину. Жара приняла нас в свои душные объятия. Ртутный столбик поднялся до 30°С. Жёлтое марево растеклось по долине и скрыло от наших глаз высокие обрывы — чинки и обратную дорогу. Прямо перед нами лежало озеро, белое, неподвижное.

Но что это? По нему бежит табун джейранов. Бежит по воде?! Да, именно так оно и было. Озеро Ер-Ойландуз оказалось настолько засолено, что воды в нём почти не осталось, а вся озёрная впадина до краёв заполнена твёрдой, как камень, солью. Издали кажется, что это самое обычное озеро, с живительной влагой, которой так недостаёт в пустыне.

^{Причуды пустыни}

К вечеру ветер улёгся, песчаное марево рассеялось, и мы ахнули от изумления и восторга. Озеро-то заколдованное! К нему, словно на водопой, сошлись со всех сторон диковинные горы. Ни одна не похожа на другую, все разные. Вот гора, похожая на ощетинившегося динозавра, ископаемого чудовища далёкого прошлого Земли. Он крепко расставил лапы, напружинил могучий хребет, откинул хвост с двумя грозными рогами, окунул свою несуразную голову в застывшую гладь.

Вот в небо устремился острый жёлтый пик, а рядом — мрачный вулкан со срезанной вершиной. А там, вдали, к озеру приткнулась горка со странными фигурами на каменных плечах. Правее — морской змей горбатит спину. Подъехали поближе. Солнце уже бросало закатные лучи на фантастический пейзаж. Торопимся засветло подняться на ближайшую вершину. Что это? Видим профиль на камне — гордый, с горбинкой нос, рядом ещё и ещё. Дальше лепится к склону гигантская морская черепаха, ещё дальше—пучеглазый филин со смешным птенцом.

По узким осыпающимся щелям мы выбрались наверх. Под нами озеро, оно как на ладони. Где найти слова, чтобы описать всю красоту, открывшуюся нам? Застывший лунный хаос гор, над ним — мятежное оранжевое небо. Мы у рубежа безмолвной вечности, среди окаменевших древних исполинов. Какой злой дух их околдовал? Наверное, тут кроется большая тайна...

Фото автора