Дельфис

С выходом «Происхождения видов» главным защитником теории Дарвина стал Томас Хаксли (Thomas Huxley), чей правнук, Джулиан, является одним из основателей ЮНЕСКО. Сохранился, со слов свидетелей, обмен репликами между Томасом Хаксли и епископом Самуэлем Уилберфорсом, ставший почти легендой. Епископ якобы спросил Хаксли, с какой стороны, отцовской или материнской, он происходит от обезьяны. Хаксли ответил, что он не испытывает стыда, зная о происхождении человека от обезьяны, но стыдился бы родства с человеком, использующим свои способности для сокрытия истины.

^{Государственный Дарвинский музей}

Объясняя теорию Дарвина, Томас Хаксли пишет, что этапы эволюции суть «ступени в великом прогрессивном шествии природы, переходные ступени от бесформенности к форме, от неорганического к органическому, от бессознательной силы к сознательному разуму и воле». «С моей стороны было бы просто трусостью не сознавать того отвращения, с каким большинство читателей, вероятно, встретит выводы, к которым привело меня самое тщательное и добросовестное изучение этого предмета. Со всех сторон поднимутся крики: “Мы люди, мужчины и женщины, а не улучшенная порода обезьян”. В то же время никто более меня не убеждён в громадности бездны, пролегающей между цивилизованным человеком и зверем». «Разве филантроп или какой-нибудь святой должен отказаться от стараний вести примерную жизнь потому только, что при простейшем изучении человеческой природы мы находим в её основании все эгоистические страсти и побуждения четвероногих?» С другой стороны, «разве материнская любовь – низкое чувство, оттого что она проявляется у курицы, или верность – подлое свойство, потому что ею отличаются собаки?» (Гексли Т. «Эволюция и этика»).

Хаксли сравнил роль Дарвина в науке с ролью Коперника, и это справедливо. Две великие научные революции, изменившие и расширившие сознание человечества, – это перевороты, совершённые Коперником и Дарвином. Первая революция закончилась и принята всеми образованными людьми, а вторая продолжается, с неизбежными признаками и событиями научной революции, к счастью, теперь не столь трагическими. Коперник умер до того, как инквизиция внесла его труд в список запрещённых книг. Его последователь Галилей был судим и лишён свободы, а Бруно – подвергнут жестокой казни. Это происходило в Италии в XVI–XVII веках. Другое дело Англия XIX века. В газетах и журналах на Дарвина рисовали карикатуры, его изображали обезьяной, с ним спорили, его критиковали, но в суд на него никто не подал, «скандальная» книга быстро раскупалась, и её автор стал знаменитым. Похоронен Дарвин на кладбище королей и знаменитостей в Вестминстерском аббатстве, рядом с могилой Исаака Ньютона.

А предтечей Дарвина был Джонатан Свифт, говоривший устами Гулливера: «Лошади – самые красивые и самые благородные из животных». В противоположность красивому существу Свифт создал образ йэху, существа безобразного, которое лижет ноги и задницу своего вожака, – зрелище отвратительное, отталкивающее. Почему так? Вот научный и философский вопрос первостепенной важности, потому что главные проблемы человечества коренятся в восприятии хорошего и плохого, красивого и безобразного. Свифт смотрит в корень: человек с испорченным разумом хуже любого животного. Его диагноз: порча (corruption) разума – вот болезнь нашего рода. В терминах науки и философии – это инволюция, это деградация. Чтобы противостоять инволюции и деградации, надо бы знать, что такое эволюция. И, значит, Дарвин был неизбежен.

Продолжим перечень аргументов, которые выдвигают биологи в пользу происхождения человека от обезьяны.

Рука человека

По форме она мало отличается от лапки лягушки или ящерицы, особенно если сравнить с лапой собаки, копытом лошади, крылом птицы или летучей мыши. Больше всего общего у неё в строении с рукой обезьяны. Понятно почему – по причине близкого родства и общих предков. Приматы, став древолазающими, сохранили древнюю форму конечностей, превратив последнюю часть в то, что мы называем рукой. Передвигаясь по дереву, они хватаются за ветки, а не карабкаются по стволам, как это делают звери с когтями; питаясь, они срывают пальцами листья и плоды, очищая, когда надо, их кожуру. Вот почему на концах пальцев у них, и по наследству у нас, ногти, а не когти. Обезьяна может взять камень и метнуть его или разбить им орех; она отламывает веточку, очищает от листьев и выуживает ею себе на завтрак муравьёв из муравейника. Обезьяний груминг – почти ритуальное взаимное обыскивание волосяного покрова – тоже неосуществим без пальцев с ногтями. Словом, лапам других животных далеко до ловкости рук обезьян. Белая кобыла в стране гуингнимов, просунувшая, по словам Гулливера, нитку в ушко иголки, – изумительная гипербола, но всё же не более чем гипербола.

Ещё Дарвин отметил, что изобретательность природы превосходит воображение человека. Одна из её хитростей, подхваченных эволюцией самого человека, состоит в «неожиданном» использовании какого-либо органа или функции совсем не для той цели, в какой они обычно используются. Биологи называют это преадаптацией. Без языка человек не был бы человеком, но язык во рту возник отнюдь не для произнесения слов, а для подталкивания пищи под жернова зубов и далее в глотку, чем он занят и до сих пор, став в результате столь быстрым и ловким, что эволюция не преминула придать ему ключевую функцию совершенно иного рода. То же самое произошло в отношении наших рук. Хватательная способность руки человека возникла совсем не для того, чтобы держать дубинку, карандаш или телефонную трубку. Она возникла вследствие лазанья приматов по деревьям и хватания за ветки.

Человек в чём-то усовершенствовал руку обезьяны, почти не изменив её формы. Она стала рукой землекопа, каменщика, музыканта, писателя, художника, скульптора, хирурга, часовщика… Пригоршней мы черпаем воду, сложив ладони, получаем сосуд для умывания. Рука – самый универсальный в мире рабочий орган. Руками с подачи головы создана и держится на плаву цивилизация. Руки всегда что-то делают. Глаза боятся, а руки делают. Рука вслед за сердцем – наш спасительный трудоголик. Когда руки опускаются, дело плохо.

Нога человека

Без рук человек не был бы человеком. А без ног – и подавно. Именно ноги дали возможность руке трудиться, а не быть просто опорой о землю, когда наши предки окончательно перешли на наземный образ жизни. Предки павианов тоже спустились с деревьев в связи с изменением климата и с наступлением саванны на тропический лес. Но павианы остались четвероногими. Почему? Интересный вопрос. Дело в том, что предки павианов не были брахиаторами, как наши обезьяньи предки. «Человекообразным обезьянам свойственен принципиально отличный способ передвижения по деревьям: вместо бега по веткам на всех четырёх конечностях они преимущественно передвигаются на руках, под ветками. Такой способ передвижения называется брахиацией; приспособление к нему вызвало ряд анатомических изменений: более гибкие и длинные руки, подвижный плечевой сустав, уплощённую спереди грудную клетку» (Википедия).

Человекообразные, в отличие от других обезьян, и при жизни на деревьях гораздо больше находятся в вертикальном положении тела и более приспособлены к нему. Именно это помогло древолазающим предкам человека начать и освоить прямохождение. Между прочим, благодаря брахиации дальних предков человек использует турник для гимнастических упражнений.

Здесь требуется добавить ещё кое-что о ногах человека. Мы – существа стопоходящие, признак тоже очень древний, свойственный млекопитающим, издревле живущим в лесу: ежам, енотам, барсукам, медведям. Волки, в отличие от медведей, пальцеходящие. Это потому, что их предки постоянно отправлялись из леса в степь или саванну, чтобы добывать быстро бегущую живность. В лесу так быстро бегать, как в степи или саванне, невозможно. Стометровку мы бежим, опираясь не на всю стопу или пятку, а на пальцы ног. Степные травоядные, чтобы быстро убегать от хищников, обрели копыта, а хищники, чтобы быстро гнаться за копытными, превратились в пальцебегущих и пальцеходящих.

Лесные жители, обезьяны, естественно, тоже стопоходящие, только стопа у них похожа на руку. Как же она могла превратиться в стопу человека? Противники Дарвина то и дело утверждают, что такого превращения быть не могло и, значит, не было у человека обезьяньего предка. Но тогда и у лошади не было предка с пальцами вместо копыт, вопреки фактам палеонтологии. Кстати, у лошадей иногда вырастают один или два рудиментарных пальца и нога получает сходство с ногами предковых видов. Если изменчивость и естественный отбор сумели превратить конечность животного в крыло птицы и летучей мыши, в ласт тюленя и ногу с копытом, то почему стопа человека была им не по силам и является исключением? Если она изначально создана для хождения по земле, то почему на ней папиллярные узоры, свойственные приматам, живущим на деревьях? На этот вопрос критики Дарвина не отвечают. Как не думают и не отвечают на вопрос о хватательных способностях стопы человека, а на этот счёт есть поразительные свидетельства.

Вождь Советского Союза И.Сталин получал немало подарков от людей, которых он «осчастливил» своей самодержавной властью. Подарки эти выставлялись в музее для всеобщего обозрения. Среди тех, которые я видел, был письменный прибор из бисера, который сплела ногами женщина-инвалид, не имевшая рук. А вот сведения в Интернете об американке Джессике Кокс (Jessica Cox): «Врождённая инвалидность – отсутствие обеих рук – не помешала ей научиться управлять самолётом исключительно с помощью ног. Причём делает это Джессика настолько виртуозно, что без особого труда сдала экзамены, получила лицензию и стала первой на планете женщиной-пилотом с такой инвалидностью. Пользоваться протезами рук Кокс категорически отказывается. Она говорит, что занятия плаванием и тхеквондо вкупе с другими упражнениями помогли ей сделать ступни и пальцы ног настолько гибкими, что они практически полностью заменяют ей руки». Подвигу этой женщины посвящено в Интернете много снимков и видеоклипов. Интенсивными упражнениями Джессика реактивировала и возродила в своих ногах способности, которыми обладали наши обезьяньи предки (вспомним, что обезьян называют «четверорукими»).

^{Джессика Кокс – первый в мире пилот без рук}

Палеоантропологи выделяют в антропогенезе так называемую «гоминидную триаду»: прямохождение – свободная верхняя конечность – развитый головной мозг. Благодаря ей человек стал человеком, перестав быть обезьяной и обезьяночеловеком. Если мы дорожим своим статусом, если «человек – это звучит гордо!», если прямохождение было прогрессом, то за прогресс взимается плата. Вот наша плата за прямохождение: «Возникновение его у наших предков привело к до сих пор трудно разрешимым противоречиям, кое-как компенсированным последующей эволюцией. Роды для женщины – мука, в отличие от четвероногих. Это понятно: крепкие крестцовоседалищные связки фиксируют таз, что необходимо для прямохождения, но лишают подвижности крестец, затрудняя роды. Длительное стояние, ношение тяжестей очень утомляют человека, приводя порой к плоскостопию и расширению ножных вен. У всех четвероногих внутренности давят лишь на стенку живота; у нас – друг на друга и на таз. Следствием этого могут быть грыжи и аппендициты, выпадение и опускание матки и т.д., короче, к прямохождению мы явно не успели приспособиться до конца» (Медников Б.М. Дарвинизм в ХХ веке, М., Советская Россия, 1975, с. 198).

Недавно читал об исследованиях специалистов, пришедших к заключению, что наши частые боли в пояснице – тоже результат того, что позвоночник человека не вполне приспособился к вертикальному положению. Особенно же он был эволюционно не готов поддерживать вертикально спину человека, сидящего подолгу на стуле, что стало обычным с началом цивилизации.

А теперь перейдём в обсуждении обезьяньего наследия от сомы (тела) к материи более тонкой.

 Зрение человека

Оно играет величайшую роль в нашей жизни, и важно не забывать его свойств в связи с полученным нами эволюционным наследием. Зрение наше бинокулярное (объёмное) и цветное, такое же, как у человекообразных обезьян, но не такое, как у многих других животных. Быки, например, вопреки общему мнению, не реагируют на красный цвет. Обратим внимание на то, что зелёный цвет мы видим как раз в середине спектра радуги. Потому, думаю, что зелёный цвет листвы был фоном среды обитания обезьян, когда создавалось их цветовое зрение. Среди океана однообразных световых волн, отражённых листвой, попадались островки иных излучений, несущих информацию о наличии пищи (спелых плодов), о присутствии в поле зрения того или иного животного, врага или сородича. Фоновое излучение листвы стало в эволюции обезьян тем началом отсчёта, которое легло в основу их системы цветного зрения. Фоновое излучение и излучения, отличные от него по обе стороны шкалы, превратились в ощущаемые цвета, несущие ту или иную информацию. Человек генетически унаследовал эту систему, и потому в середине радуги мы видим тот же цвет, что и цвет листвы. Если бы нашими предками были не обезьяны, а, скажем, верблюды, то началом цветового отсчёта для нас был бы цвет не зелёный, а жёлтый или красный цвет пустыни, и его бы мы видели в середине спектра радуги при одновременном смещении других цветов. Обратим внимание на то, что зелёный цвет благотворно влияет на самочувствие человека, а красный действует возбуждающе. Что касается нашего слуха, то здесь на шкалу отсчёта и восприятия влияли природные шумы (шум леса, дождя, птичий гомон). Шелест листвы, журчанье ручья, плеск волны, пение птиц нам приятны, а гул транспорта, рёв динамиков, скрежет металла и прочие индустриальные звуки неприятны в силу происхождения нашего рода.

Прочь от обезьяны

Это произошло, когда предки-приматы спустились на землю и стали осваивать прямохождение. Из поколения в поколение они всё реже опирались при ходьбе на руки и всё чаще разгибали спину. Руки становились короче, ноги длиннее и прямее. Благодаря чему предок-примат «перешёл Рубикон» и стал всё активней, хоть и бессознательно, уходить от наследия обезьян в строении своего тела, а также в своих чувствах и поведении. По-новому стал действовать не только естественный отбор, но и тот, что Дарвин назвал половым, производившим отбор особей мужского и женского полов при создании семьи и потомства. Одно из свидетельств тому – наше эстетическое чувство, чувство того, что красиво, а что нет, получившее, как я думаю, основополагающее развитие на этой стадии антропогенеза.

Рассмотрим для примера следующие пары животных: пантера – гиена, олень – верблюд, лошадь – осёл, лебедь – индюк, ящерица – жаба. Могут ли быть два мнения о том, какое существо в каждой из этих пар, на наш взгляд, эстетически более, а какое менее привлекательно или даже совсем не привлекательно? Я видел настенные ковры и коврики с изображением оленей и лебедей и не видел таковых с изображением гиен, ослов, индюков. Изготовители и продавцы этих изделий, несомненно, учитывали «прирождённый» вкус покупателей.

Теперь представим себе другую пару: Эсмеральда – Квазимодо. Красота – с одной стороны, и уродство – с другой. Это глазами людей, и я не уверен, что таково было бы восприятие других существ, гипотетически обладающих эстетическим чувством. Например, осьминогов, если бы у них были конкурсы красоты. Быть может, осьминоги увидели бы в большом и плотном теле Квазимодо воплощение здоровья, а стройность и утончённость фигуры Эсмеральды вызвала бы у них болезненные ассоциации. Недаром у англичан есть поговорка: Beauty is in the eye of the beholder («Красота – в глазах созерцающего», то есть у каждого своё представление о красоте). В данном случае представление как раз у всех людей одинаковое, свидетельствующее об общем эволюционном происхождении чувства красоты.

Н. Г.Чернышевский писал, что Гегель и Фишер «постоянно говорят о том, что красоту в природе составляет то, что напоминает человека (или, выражаясь гегелевским термином, предвозвещает личность), что прекрасное в природе имеет значение прекрасного только как намёк на человека. Великая мысль, глубокая!» (Чернышевский Н.Г. Эстетические отношения искусства к действительности).

Да, мысль великая и глубокая, возникшая, что удивительно, до теории Дарвина. Обезьяна похожа на человека, но некрасива. Птица лебедь на человека не похожа, но красива. Если принять точку зрения Гегеля, это потому, что лебедь напоминает красивого человека, намекает на него. Отсюда ласковое слово «лебёдушка» в применении к человеку, танец «Умирающий лебедь», балет «Лебединое озеро». Это касается не только животных. Вспомним строки поэта «Сам себе казался я таким же клёном, только не опавшим, а вовсю зелёным», или «Тучки небесные, вечные странники…» и «Ночевала тучка золотая на груди утёса-великана…».

Эсмеральда красива, ибо стройна и изящна. Квазимодо некрасив, потому что нестроен и неизящен. Кроме всего прочего, у него кривые ноги. Человека с кривыми ногами красивым никто не называет. Именно ногами в первую очередь был занят естественный и половой отбор, создавая телесную красоту человека. В результате у человека, в отличие от обезьян, ноги обрели эрогенное свойство. Это доходчиво отражено в известных стихах: «Люблю я бешеную младость,//И тесноту, и блеск, и радость,//И дам обдуманный наряд;//Люблю их ножки; только вряд//Найдёте вы в России целой//Три пары стройных женских ног.//Ах! Долго я забыть не мог//Две ножки... Грустный, охладелый,//Я всё их помню, и во сне//Они тревожат сердце мне».

А лицо? Оно, конечно, тоже удалилось от обезьяньего. Лучше всех это отметили древние греки, которым мы обязаны эталоном красоты – «греческим профилем». По скульптурному изображению Сократа мы знаем, что не все древние греки обладали греческим профилем. Антропологи, изучившие черепа древних греков, обнаружили, что лица у них были как у современных людей. Греческий профиль и идеальное телосложение неизменно присутствуют в скульптурных изображениях героев и олимпийских богов. А на греческих вазах часто изображено нечто противоположное: сатиры, силены, паны, волосатые обезьяноподобные существа, которым нередко придаются звериные атрибуты – рога, хвосты, копыта. Вслед за Борисом Поршневым мы теперь знаем, что так традиционно изображались реликтовые палеоантропы, они же троглодиты (обитатели пещер) в терминологии древних натурфилософов, homo troglodytes (человек пещерный) в классификации Карла Линнея.

Эти таинственные существа имели в языческие времена священный статус, им молились и приносили жертвы, но они считались классом ниже богов олимпийских. С наступлением христианства они «превратились» в чертей, леших и прочих представителей «нечистой силы», с теми же языческими «украшениями» в виде рогов, хвостов и копыт, когда их стали изображать христианские иконописцы. Отсюда существенная поправка, сделанная народом, ставшая поговоркой: «Не так страшен чёрт, как его малюют». Отсюда же упоминание в Библии (Исаия 34: 13–14) леших в пустыне (!). Это перевод древнееврейского слова сэирим, что значит «косматые», которым в Палестине называли тех, кого в Греции называли сатирами, а на Руси – бесами, чертями и лешими. В этой области предстоит ещё немало открытий, но и сейчас трудно усомниться в том, что знакомство древних греков с homo troglodytes способствовало, в силу контраста, появлению в их искусстве изображений богов и людей с греческим профилем, как и самого канона телесной красоты человека.

Среди анекдотов о Дарвине есть и такой. После его лекции молодая красивая леди задала ему вопрос: «Господин Дарвин, вы утверждаете, что и я произошла от обезьяны?» Он внимательно посмотрел на неё и ответил: «Вы, миледи, произошли от очень красивой обезьяны».

 Эстетика движения, мысли, поступка

Лошадь – красивое существо, когда она пасётся и скачет в степном просторе, а не когда везёт в гору «хвороста воз». Отдав человеку в своей жизни все силы, красивое животное превращается в клячу. Тюлень на берегу очень неуклюжее существо, а когда плавает, залюбуешься. Стриж на земле беспомощен, даже взлететь с неё не может, а в полёте он прекрасен. Здесь надо вспомнить о приспособленности организма к среде обитания, ибо в этом случае возникает такое понятие, как совершенство. Лошадь прекрасно приспособлена к степному образу жизни, достигла в этом совершенства и потому красива. Образ жизни тюленей потребовал совершенства в плавании, а совершенством движения по суше пришлось пожертвовать. Это плата тюленей за эволюцию. Полёт стрижа прекрасен, а воробья – не очень, потому что стриж достиг высшей отметки в приспособленности к воздушной среде, а воробью ещё далеко до этого. Собственно, при его образе жизни воробью совершенство полёта и не требуется.

Берём обезьяну. Может ли она меняться с человеком в нашей эстетической оценке? В каких условиях обезьяна красива, а человек – нет? В той среде, в приспособлении к которой обезьяна достигла совершенства, а предки человека совершенство утратили, – в среде древесной. Проще говоря, в лазании по деревьям. В этом отношении обезьяна даст фору нашим гимнастам, её движения на дереве полны изящества и артистизма, а древесная акробатика гиббонов – просто балет, от которого трудно отвести взор. Человек же на дереве выглядит весьма убого. Надо подчеркнуть, что все обиды людей на обезьян за то, что «испортили» нашу родословную, относятся к образу обезьяны на земле и в клетке, а не на дереве. Такой образ – карикатура на человека, и в этом-то вся проблема.

Для людей самолюбивых образ карикатурного предка неприемлем. Людям во власти, судя по геральдике, больше всего нравятся изображения львов и орлов. Интересно, отвергли бы они львов и орлов в качестве своих предков, если бы подобное утверждала теория Дарвина. Только учтём, что тогда бы нашим природным наследием могли быть клыки львов и когти орлов, а не руки с ногтями, как у обезьян. Каждый раз, взяв, скажем, ложку или молоток, мы безотчётно голосуем за Дарвина, ибо, в отличие от лапы кошки или собаки, наша рука реализует хватательную функцию руки обезьяны. Ирония в том, что эмоциональное отрицание человеком родства с обезьяной родство как раз и подтверждает.

Рука – обезьянье наследие. Нога – уход и частичное избавление от того, что было у предков. А голова? А мозг? Ведь это главное в человеке. Став твёрдо на две ноги, человек отправился во все стороны света осваивать землю. Узнав и освоив многое, он стал создавать цивилизации. Благодаря чему? Благодаря голове, благодаря мозгу. В его развитии человек более всего удалился от мира животных. Мозг обезьяны – мозг ребёнка. Это наше природное наследие. Мозг взрослого человека возникает благодаря переходу из «царства природы» в «царство человека» через овладение языком, знанием, культурой.

Так снова и снова, в каждом поколении, появляется человеческий разум – основа, залог и надежда совершенства человека. Без обучения и просвещения сознание человека остаётся на уровне мышления ребёнка. Существует генетическое и функциональное родство эстетики, логики и этики, подтверждаемое как языком, этим чувствительнейшим из «приборов», так и историей философии. Мы говорим «некрасивый поступок», «безобразное поведение», «изящная гипотеза», «красивое решение задачи». В некотором роде логика – это эстетика мышления, а этика – эстетика поведения (Полондум Я. Гуманизм – единственный путь! М., 2014). Видно, по этой причине писатель изрёк: «Мир спасёт красота».

 Гуманизм дарвинизма

Известный биолог Джордж Симпсон сказал, что все попытки ответить на вопрос «что такое человек?» до выхода в свет «Происхождения видов» ничего не стоили и о них лучше вообще забыть. Конечно, о них забывать нельзя, потому что и они говорят нечто очень важное о том, что такое человек. Великий завет «Познай самого себя» мы помним благодаря Сократу, а сам его образ, слова и поступки дают нам понять, какими должны быть достоинство и совершенство человека.

Платон и Аристотель оставили нам слово и понятие калокагатия (по-гречески «прекрасный и хороший», «красивый и добрый»), обозначавшее в древнегреческой культуре гармоничное сочетание физических (телесных) и духовных качеств человека, обретению которых должны были способствовать воспитание и образование. Гуманизм – как ценность, воззрение и воплощение лучшего в человеке – родился в античности и много веков существовал анонимно. Он мужал и развивался задолго до Дарвина, но развитие шло стихийно, почти инстинктивно, тогда как теория эволюции внесла в процесс коренное изменение. До Дарвина в вопросе антропогенеза, важнейшем для понимания природы человека, господствовало мифологическое мышление, а Дарвин привнёс мышление логическое, рациональное. Тем самым дарвинизм дал гуманизму научное обоснование. Он дал возможность гуманистам начать изучение того, что в человеке уникально, в противоположность тому, что в нём от животной природы. Ибо гуманизм есть выражение человеческой уникальности.

(Продолжение следует)