Дельфис

Моё знакомство с творчеством В.Т.Черноволенко началось более 30 лет назад. Тогда впервые я увидел эти светоносные картины в музее Скрябина, где была организована одна из первых выставок его работ. К этому времени я уже несколько лет занимался музыкальной светоживописью, и в самом начале 1969 года участвовал во Всесоюзной конференции по проблемам синтеза Музыки и Света. На довольно представительном форуме я тогда продемонстрировал портативный инструмент светохудожника. В 60-е годы никто ещё не мог ездить по стране с импровизированными концертами Музыки и Света. Только в Харькове был небольшой зал музыкальной светоживописи, в котором демонстрировал свои композиции замечательный светохудожник Ю.А.Правдюк. Однако его инструментарий был очень громоздким и нетранспортабельным. Мне же с моим инструментом можно было переезжать с места на место.

И вот, в 1969 году на одном из моих выступлений в Одессе в Белом зале Дома учёных после концерта на сцену поднялась невысокая пожилая женщина с седыми косами, сложенными кольцом на голове. Она подошла, обняла меня и сказала: «Как бы он порадовался, если бы был жив», — приколола мне на грудь какой- то значок. Скосив глаза, я увидел на значке инициалы М.К.С. Потом я узнал, что это была Валерия Чюрлёнитэ, сестра М.К.Чюрлёниса. Она пригласила меня в Каунас, где я имел возможность подробно познакомиться с картинами этого необычного художника и в новой картинной галерее, и в запасниках. Так в мою жизнь почти одновременно вошли два замечательных художника — Черноволенко и Чюрлёнис. Их творчество сыграло большую роль в моей жизни, в создании Оптического театра¹.

У каждого из этих художников очевиден своеобразный и неповторимый подход. Но, если Чюрленис учился живописи и музыке и был профессионалом в определённом смысле слова, то Черноволенко ни живописи, ни музыке не учился. Это не помешало ему стать и живописцем, и музыкантом. Можно сказать ещё точнее: слава Богу, что Виктор Тихонович не учился рисовать; возможно, поэтому он смог стать настоящим Художником Рисовать (притом профессионально) умеют очень многие. Высокое же звание Художника у народа и строжайшего судьи — времени — может заслужить только тот, кто дал людям возможность с помощью своего искусства увидеть мир по-новому, с удивлением открыть то, чего сам зритель никогда не замечал. Художник всегда творит свой мир, и это самое ценное в творчестве.

Через произведения искусства для нас, зрителей, открываются просторы души художника. И чем он талантливее, тем необозримее и прекраснее пространства его внутреннего мира и его возвышенной души. Таланта Черноволенко хватило, чтобы вместить в себя вечность и бесконечность. В этом смысле его дар не сравним ни с кем. Здесь нет надуманных восторгов и лицемерной патетики — эта оценка объективна.

Он не испытал на себе ничьего влияния (хотя и впитывал весь мир), не корпел годами над гипсами и натурщиками, не забивал себе голову всякими догмами, которыми, к сожалению, изобилует каждая система обучения (и живописная в том числе). Биографию его повторять не собираюсь, так как она неоднократно воспроизводилась, а вот ключевые, с моей точки зрения, моменты жизни Виктора Тихоновича попытаюсь реконструировать, ибо за тридцать лет знакомства с его творчеством сроднился с ним и уверен, что многое смогу объяснить как бы от лица самого мастера.

^{Члены группы «Амаравелла». 1928 г. Слева направо: сидят — неизвестный, А.П.Сардан. П.П.Фатеев. В.Н .Пшесецкая (Руна) стоят — С.И.Шигарев, Б.Л.Смирнов- Русецкий и В.Т. Черноволенко}

Как и Черноволенко, я прожил в Советском Союзе почти полвека. Мне тоже пришлось проходить через множество преград; и у меня были претензии к власти за то, что она не ценила людей творческих. Виктору Тихоновичу пришлось на десятилетия оставить живопись. Может ли быть более нелепое словосочетание: Черноволенко — снабженец?! А ведь это — правда жизни. Снабженец и производственник Черноволенко честно отработал весь положенный срок, и только выйдя на пенсию, смог отдаться своему любимому творчеству целиком...² Сам он считал, что в 60 лет в его творчестве начался второй период. А когда и как начался первый?

Известно, что живопись привлекала Виктора с самого детства. Он пробовал сам рисовать, но результатами был тогда крайне недоволен. И вот — 1926 год. На одной из выставок молодой Черноволенко встретился с группой очень интересных художников. Сам он художником себя ещё не считал, хотя в душе был им всегда. Позади осталась служба в армии, ранение, тяжёлое заболевание туберкулёзом. Угроза жизни была реальна, но его спас в 1923 году тибетский целитель, к которому больного специально возили в Иркутск. В 1926 году он трудился в типографии «Рабочей газеты». В то время в его жизнь входят П.П.Фатеев, Б.А.Смирнов-Русецкий, В.Н.Пшесецкая (Руна), с которыми он и повстречался на той выставке. Чуть позже познакомился и с A.П.Сарданом, и с B.И.Шиголевым. Художники они были весьма неординарные, и люди замечательные. Виктор Тихонович вписался в дружный коллектив сразу из-за общности взглядов на философию Востока и идеи космизма. Кроме того, их роднила тяга к экспериментам в искусстве. Это было абсолютно в духе времени. Пафос революционных преобразований проник во все сферы жизни. В начале 20-х годов совершенно новые идеи возникают и у физиков относительно строения Вселенной. Авангард в искусстве часто опирался на новые космологические идеи, и их предвосхищал.

К середине 20-х годов достигли творческого пика многие новаторы, эксперименты которых потрясли мир. В.В.Кандинский, К.С.Малевич, В.Татлин, Н.Габо (все из России) оплодотворили мир совершенно новыми идеями. Абстракционизм, супрематизм, конструктивизм, кинетизм вызывали как неумеренные восторги, так и яростное отрицание. Давно уже ушли из жизни удивительные «кентавры»: М.К.Чюрлёнис, рисовавший музыку, и А.Н.Скрябин, создававший картины из звука. Последний мечтал о синтезе искусств высшего порядка и принёс идею огненной «Мистерии» как события планетарного масштаба, которое должно привести людей к полному преображению. На этом фоне возникновение в 1923 году творческой группы художников-интуитивистов «Амаравелла» вполне естественно и закономерно. В 1926 году — в год знакомства Виктора с группой молодых художников, один из них, Б.А.Смирнов-Русецкий, встречался с Н.К.Рерихом, который приезжал в Москву с великой миссией вместе со своей женой Еленой Ивановной и сыном Юрием Николаевичем.

Печально, что их миссию в советском правительстве понять было некому, но зато для «Амаравеллы» та встреча значила очень много. Н.К.Рерих заинтересовался работами молодых художников и пообещал организовать выставку их работ в Америке. Это дало мощный толчок группе, и жизнь забурлила. Тогда-то и родилось название «Амаравелла», что в переводе с санскрита обозначало «Берег бессмертия» (ещё один вариант перевода — «Ковчег Вечности»). По крайней мере, слово «каравелла» явно созвучно этому названию. А по мироощущению все члены «Амаравеллы» были странниками — путешественниками по просторам Вселенной. Вскоре появляется и манифест группы, в котором четвёртый пункт гласил: «Наше творчество, интуитивное по преимуществу, направлено на раскрытие различных аспектов космоса».

^{В.Т.Черноволенко. Пробуждайся, спящий! 1927—1930 гг.}

Как мог к себе относиться 27-летний Виктор Черноволенко, волею судьбы попавший в творческую атмосферу удивительных художников? Конечно, весьма самокритично. Его требовательность к себе была безграничной. От взлётов духа, от восторга, что он подружился со столь необычными художниками, до ныряний духа в пучины отчаяния от собственного несовершенства. Он, столь любивший многогранное творчество М.Ю.Лермонтова, не мог не сравнивать себя с ним. Ему, ведь, уже 27 лет! Лермонтов в эти годы уже ушёл в мир иной, оставив в этом ярчайший и удивительный след — поэт, писатель, художник, ниспровергатель «морали сытых», защитник чистоты и правды. Одного юношеского стихотворения «На смерть поэта» уже достаточно для бессмертия. А «Демон», не дававший Виктору уснуть по ночам, властно притягивавший к себе врубелевскими магическими чёрно- белыми акварелями. Вот это — Художник! Все эти грустные размышления гипотетически вполне могли быть. Его внутреннему взору являлись потрясающие картины, а кисть отказывалась повиноваться...

Чистые и возвышенные души, которым от Бога дано особое видение мира, не могут быть нетребовательными к себе. А тут ещё снимок «Амаравеллы» в 1928 году (см. фото). Это мы сейчас смотрим на знаменитую группу уникальных художников, вписавших яркие строки в историю мировой культуры, и видим их совершенно иначе, чем они сами себя. Радуемся, что им пришла тогда мысль сфотографироваться вместе, оцениваем их незаурядность, проявившуюся и в том, как они запечатлены в кадре, какое композиционное решение они для этого нашли. Но посмотрите на это же фото глазами Черноволенко: «Господи, что я делаю на этом снимке, имею ли право быть среди них, когда я, по сути, только делаю первые шаги? Вот Пётр Петрович смотрит прямо в глаза потомкам. Ему есть, что сказать и показать. Открытки с репродукциями его картин выпускались ещё до революции (см. рис.). Гордо смотрит вверх Сардан; его картины будто вобрали в себя всё вибрирующее пространство Вселенной. Мечтательно-задумчивая Руна вглядывается в даль, прозревая, возможно, далёкое будущее. Спокойно, уверенно и прямо перед собой глядит молодой Борис Смирнов — Твёрдая Рука (кстати, дольше всех из них проживший. — Ред.). Хорош у него рисунок — ясный, чёткий, сразу прочитывается мысль. Чутко всматривается за горизонт Сергей Шигалев. Что открылось его взору? Может, слышит он сейчас музыку космоса, видит в надземных просторах лаборатории будущего? Что же это меня угораздило закрыть глаза? Или сказать нечего? Но ведь знаю, что есть, — душа переполнена, образы роятся и жаждут воплощения. Дивный свет струится из совершенных миров, которые я отчётливо вижу внутренним взором. Как это передать, как разбить оковы сонного царства, в которые медленно, но явно, погружается страна, гудевшая только вчера как потревоженный пчелиный рой? Нет, нужно ещё многое постичь, многому научиться, противостоять всеобщему сну. "Пробуждайся, спящий!", — это приказ самому себе. Так и нарисую себя, погружённого в сон, но уже готового пробудиться, сражаться и преодолеть на пути все преграды». Как думал, так и сделал. И уже в начале 1929 года Черноволенко показал свою работу маслом «Пробуждайся, спящий!» друзьям, которые и похвалили, и поддержали, и дали неофиту дельные советы... Каждому, кто внимательно всмотрится в снимок группы «Амаравелла» и в героя этой картины, будет очевидно, что на ней сам Виктор. Пробуждение произошло. На этом полотне был уже не «Свет угасшей звезды», а свет рождающегося мира, загадочный и дивный свет, который потом разольётся по всем работам Черноволенко, заполняя безбрежные пространства, наполняя душу чуткого зрителя тихой, но отчётливо слышной музыкой сфер.

^{Репродукция картины П.П. Фатеева «Простирающий руки». 1915 г.}

Эта попытка реконструкции внутреннего монолога В.Т.Черноволенко, как мне кажется, уместна. Внутренняя борьба и неудовлетворённость собой сопровождает жизнь каждого художника. Достаточно почитать дневники молодого Н.К.Рериха, когда он учился в Академии художеств. Они показывают нам, какая буря неистовствовала в душе, какие страхи и сомнения одолевали его. Отголоски тех внутренних драм студента Академии художеств Н.К.Рериха доносятся до нас: «Этюд окончательно испортил. Наложил столько краски, что не знаю, что и делать. Это будет ещё хуже первого. Что-то профессора скажут... Пожалуй, погонят меня из Академии. Ох, страшно при этой мысли. Что тогда будет? Хоть в петлю... Ох, удалят, чую, удалят. Ошельмуют на весь свет. Хоть из Питера тогда уезжай. Какими глазами на меня знакомые посмотрят... Господи, не допусти этого позора!»³

Мы должны быть благодарны П.Ф.Беликову, который дал выдержки из дневников молодого Н.К.Рериха в своей последней книге. Я слышал от Павла Фёдоровича о его желании написать такую книгу ещё в 1974 году и счастлив, что дожил до её публикации. Она многому учит. Делая из Художника (например, Н.К.Рериха) кумира, икону, чем так страдают сегодня многие «рериховцы», мы искажаем великую правду жизни, выхолащиваем главное — реальный путь самосозидания, преодоление своего несовершенства, своих слабостей, лишаем самих себя потрясающего примера восхождения реального человека к высотам духа. Приписывая совершенство своему кумиру изначально, мы умаляем и его достижения. Все эти наши славословия от атавистической веры в чудеса. Нам подавай всё сразу и в готовом виде, а мы будем скандировать и славить. Но, «что слава — яркая заплата», говорил ещё Пушкин. Проследить все этапы становления от мелочного и суетного человека, каким пытается нас сделать мятущийся по-куриному социум, к великодушному и озарённому нетварным светом Адепту, вот — и задача достойная, и работа для ума, и пример для собственного восхождения... Полное совпадение профиля Черноволенко на общей фотографии участников «Амаравеллы» с профилем героя картины «Пробуждайся, спящий!» убеждает меня в том, что данная картина буквально является программой-приказом для её автора. Только приказ этот говорит о великой требовательности будущего Мастера к самому себе, так как душа Художника Черноволенко никогда не спала. Его устремлённость к мирам Высшим была изначальной, что проявилось ещё в детские годы. Недаром столь сильным было увлечение мальчишеского коллектива⁴ театральными постановками, особенно в дни летних каникул. А театр требует хорошего вкуса и умений во многих областях, в том числе и в живописи (декорации, эскизы костюмов, афиши). Душа Виктора Тихоновича пробудилась к прекрасному рано. Страдания на первых порах были обусловлены невозможностью донести до других то, что видишь сам. Руки не слушаются, мастерства не хватает. Жизнь тоже не содействовала развитию этих умений, она бросала его в разные места необъятной страны. Он работал и на Дальнем Востоке (на руднике Тетюхе), где произошла встреча сужденная, и в его жизнь вошла юная Мария Филипповна — любовь, Муза и жена. Через год после свадьбы молодожёны уехали в Якутию, где резко обострилась старая болезнь Черноволенко. Пришлось срочно возвращаться в родную Москву. А дальше восемь месяцев, проведённых в туберкулёзной больнице. Как только встал на ноги, тут же опять умчался на Дальний Восток. В 1937 году снова Москва, но времена наступили другие — тяжёлые. С запада надвигалась война. Всю её проработал Черноволенко на заводе, а после и до самой пенсии трудился он, отдавая свой талант не живописи, а производству.

И вот 1960 год. Наконец-то свободен! Многие ухмыльнутся, что пенсионер вздумал покорять высоты в искусстве. Ухмыляющихся, осуждающих и вечно всем недовольных предостаточно. «Говорителей» — много, «делателей» — мало. Н.К.Рерих давно сказал, что люди делятся на «вдохновителей» и «тушителей», то есть на созидателей и разрушителей. И жаль, как сокрушался Н.К.Рерих, что на одного «вдохновителя» найдётся не менее десяти «тушителей». Всё правильно; возможно, он только в одном ошибся: не десятки, а тысячи «тушителей» сегодня набрасываются на каждого несущего свет. Но ведь так было всегда. Тьма быстро консолидируется и находит поддержку среди подавляющего большинства, ею же вскормленного.

Тем более поражаешься, глядя на светоносные картины Виктора Тихоновича, вспоминая, в какие годы они создавались. Второй этап с 1960 по 1972 годы — это, конечно, особая часть Пути. Чувство долга, которое не позволяло Труженику Черноволенко расслабиться и пуститься в плавание по Вселенной, наконец, отпустило его. Неприхотливый в быту, с минимальными требованиями и запросами, но с огромным желанием реализовать свою мечту, он не замечал ни коммунальной квартиры, ни скудных средств. Главное, что рядом была любимая и любящая жена, были краски и бумага, было фортепиано. И была свобода. И вот заструились, потекли по реке времени листок за листком, покрытые такими чистыми и звонкими красками, что казались окружёнными сиянием, настолько светоносной была живопись художника. Предпочитал всему акварель. Он ею, правда, пользовался по-своему. Клал её иногда так густо, что трудно было понять — масло это или темпера? А иногда акварель становилась невообразимо прозрачной и начинала воистину светиться, чего добиться не смог бы ни один выпускник художественного ВУЗа. Рисовать он хотел всегда. И когда вдохновение накатывало как океанская волна, садился за фортепиано и часами импровизировал. И музыкальные его импровизации были столь же светоносны, как и живопись.

Думаю, что радовалась его музыкальным и живописным импровизациям не только вся Ойкумена, но и вся Эйдосфера. Ещё бы, ведь на листах бумаги непостижимым образом материализовалась именно эйдосфера, архетипы изначальные, миры Высшие, замыслы божественные, обычному взору неподвластные. Материальные краски претерпевали удивительную трансформу и становились будто нематериальными, буквально насыщенными светом, состоящими из света. И свет этот был неземным, не солнечным. От солнечного света в проявленном мире все объекты отбрасывают тени. Ни в одной картине Черноволенко вы не найдёте даже намёка на тень. И становится ясно, что не физический свет наполняет многослойные кружевные пространства созданных его руками миров. Это свет нетварный, божественный, — свет Фаворский. Но ведь это возможно только после преображения, только вне пространственно-временного континуума, только в вечности. Сам художник ясно говорил, что это не фантазия: «Что вы, у меня никакой фантазии нет. Я просто всё вижу... Это совершенно реальный мир, быть может тот, который в будущем дано увидеть каждому человеку, когда спектр его восприятия станет богаче и совершеннее».

Может быть, когда-нибудь пророчество художника и свершится. Может быть, мы и прозреем в далёком будущем по-настоящему, если это будущее для нас при таком отношении к природе и Земле наступит вообще. Увидит ли каждый в будущем такую реальность — это ещё вопрос или мечта, а вот Черноволенко это видел в веке XX. Для совершенного человека мир совершенен, потому что он сегодня таков, каким только и может быть на данном этапе эволюционного восхождения. Есть Бог, есть Мир, созданный Богом, и есть мы с вами, которых Бог наделил свободой воли и выбора. Наделив же нас этими божественными дарами, Бог не может вмешиваться в нашу жизнь и в наши дела. Он предоставил нам самим решать свою судьбу. Нам, то есть каждому в отдельности и всем вместе. Мы либо все вместе спасёмся, либо все вместе погибнем. Если вокруг меня сплошное несовершенство, то что сделал я, чтобы мир стал лучше? Будь сам себе судиёй беспощадным, и ты поймёшь, как мало (если вообще что-либо можно зачесть) ты сделал для своего роста и для осветления мира.

Как же самозабвенно и радостно трудилась душа Виктора Тихоновича. Как божественно и щедро одарил он всех нас, оставив нам такой сверкающий дар — 250 картин, созданных после выхода на пенсию. Это ещё и урок всем нам — и молодым, и тем, кто поспешил себя в старики записать. Мы многое сделаем и будем поняты, если искренне захотим...

Понят при жизни по-настоящему Виктор Тихонович, кроме своей жены Марии Филипповны, был, пожалуй, только Ю.Н.Рерихом, с которым подружился в 1958 году после его возвращения в СССР. «Он видел мои работы и слушал мои музыкальные импровизации, — говорил позднее Черноволенко,— ему всё нравилось. Я очень дорожил его мнением». Вот, что значит огромная общая культура Юрия Николаевича и его чуткое сердце.

Мне посчастливилось в начале 70-х попасть в квартиру Юрия Николаевича. В течение нескольких лет приходил я туда, чтобы побыть среди прекрасных картин Н. К. Рериха, поговорить с Ираидой Михайловной Богдановой, прошедшей почти всю Трансгималайскую экспедицию вместе с Рерихами и жившей с ними от начала и до конца в Кулу. В её рассказах Рерихи представали тёплыми, родными, близкими и понятными. Только от неё я слышал о веселье и юморе, которые царили в имении. Это многим ортодоксальным рериховцам даже представить трудно. Благодарность за эти вечера с чаем и рассказами останется у меня навсегда. Там же впервые я услышал о том, что В.Т.Черноволенко дружил с Ю.Н.Рерихом, увидел много фотографий, где они запечатлены вместе. В 1982 году я предложил Ираиде Михайловне к 80-летию Юрия Николаевича сделать демонстрацию композиций Оптического театра прямо в его кабинете. Мужественное (с её стороны) решение было принято, так как пришлось долбить стену, чтобы вывести в кабинет окошки, сквозь которые проходили лучи света. Во время показа композиций узкая и длинная картина Н.К. «Знамя Мира» приподнималась и фиксировалась в таком положении. Из-под неё били лучи, с помощью которых я создавал интегральное изображение на большом (в половину стены) экране, висящем над рабочим столом Юрия Николаевича (см. фото).

^{Во время показа композиций Оптического театра в кабинете Ю.Н.Рериха. 1982 г.}

Мы и ранее виделись с Марией Филипповной, но по-настоящему подружились после того, как она увидела мои композиции в квартире Ю.Н.Рериха в 1982 году. С радостью вспоминаю, что она пригласила тогда к себе домой, где я смог долго любоваться подлинниками работ Виктора Тихоновича, слушать рассказы Марии

Филипповны и даже попить чаю из любимой чашки Юрия Николаевича, которую всегда подавали ему, когда он приходил к ним в гости. Седовласая хозяйка напомнила мне сестру Чюрлёниса, которая была много лет назад столь же гостеприимной в Каунасе...

Очень интересно сравнить взгляд на мир Чюрлёниса и Черноволенко. «Вселенная представляется мне великой симфонией... Всё существует как чудесное соединение цветов, как звучание удивительного аккорда», — говорил Чюрлёнис. А вот что говорил Черноволенко: «...я вижу и воспринимаю окружающий мир как необозримо огромное творение искусства, творение, которое неостановимо и непрерывно развёртывается перед взором человека... мне кажется, когда я работаю над картиной, мне удаётся запечатлеть только одно мгновение из этой непрерывно развёртывающейся ПАНОРАМЫ ВСЕЛЕНСКОЙ КРАСОТЫ...». Великая любовь к сотворённому Богом миру и жгучая жажда совершенства вела по жизни этих художников. Призыв Учения: «Расширяйте сознание!» был особенно близким В.Т.Черноволенко. Ему удалось расширить сознание до бесконечности и выйти из потока времени.

Всмотритесь в картины Виктора Тихоновича Черноволенко. Не торопитесь, наше поверхностное суждение никому не нужно (и вредно нам самим). Откройте пошире очи души, отворите врата слуха, и вы увидите и услышите, как светятся и поют миры Черноволенко... Светозвуковая симфония жизни. Иногда ловлю себя на мысли, что это не может быть сделано человеческой рукой. Это особый способ фиксации иных миров, который люди откроют в далёком будущем. Первые дагерротипы-фотоснимки прошлого века тоже казались чудом. Прикосновение к работам Черноволенко — тоже чудо. Погружаясь в дивный неземной свет его картин, ощущаешь, что и сам этим светом наполняешься. Острое чувство сопричастности к вечности рождает в тебе состояние катарсиса. Спасибо огромное и земной поклон небесному Мастеру за редчайшую возможность лицезреть миры горние. Сам же он свободно путешествовал по этим мирам. Почти в каждой картине мы видим самого художника. Он предстоит перед величественной и спокойной красотой высших миров. Спящий пробудился. Он Свидетель Вечности. Он и сейчас работает там, но уже рука об руку с самим Создателем. Человек вернулся в свою обитель как любимый сын Бога. Он силой духа своего совершил прорыв в преображённый грядущий мир. И показал дорогу нам. В путь, дорогой читатель, — дорогу осилит идущий.