Дельфис

Живая потребность осмыслить духовную и идейную жизнь 1960–70-х годов во всей её значительности и полноте вызвала появление двуязычного русско-английского журнала «Гнозис». Он был задуман как эксперимент, как попытка зафиксировать сложные творческие процессы, интенсивно происходящие в разных странах – при этом он стремился избежать как дилетантской всеядности, так и выхолощенного академизма. Своим названием журнал подчёркивал особый интерес к тому универсальному знанию, которое выражает себя в озарениях мистика, в философских постулатах, в поэтических метафорах и в образах художника. Прежде всего, «Гнозис» осознавал себя как журнал не идеологический, а мировоззренческий. С самых первых своих номеров он подчёркивал различие между односторонним тенденциозным знанием идеологии и многомерным знанием Традиции. Идеология для «Гнозиса» – это только плоскостной срез пирамиды, где исчезают и цель знания, и его истоки.

Жизнь нью-йоркского и московского двуязычного журнала «Гнозис» началась в Нью-Йорке в 1977 году и закончилась в 2006 году в Москве. Здесь появился его последний − 12-й – сборник, подготовленный его редакторами – автором этих строк и поэтом и литератором Викторией Андреевой, изданный по инициативе их сына Антона Ровнера. Журнал завершил свой круг, река вошла в океан.

Неслучайно у истоков его рождения стоял Александр Михайлович Асеев, героический подвижник, в течение полувека издававший русский эзотерический журнал «Оккультизм и Йога» в Белграде (Югославия) и Ассунсионе (Парагвай). Опубликовав в своём журнале несколько обзорных материалов автора данной статьи, Александр Михайлович обратился к нему с предложением стать издателем и редактором «Оккультизма и Йоги», ибо сам уже был в очень преклонном возрасте. Однако «Гнозис» не стал продолжением парагвайского издания А.М.Асеева, а начал жить своей собственной жизнью и говорить со своим читателем на своём собственном языке.

Жизнь любого журнала можно уподобить реке: подобно реке у него есть исток и устье, между ними он свободно течёт, отражая прибрежные ландшафты, увлажняя берега, захватывая на своём пути песок и водоросли, соединяя и смешивая стихии. Сегодня эта река − уже история, однако работа, которую взял на себя и добросовестно вёл четверть века этот журнал, продолжается в мыслях, в чувствах, в человеческих жизнях и − в других журналах.

Журнал – это трибуна для людей с накопившимися нерешёнными вопросами, ищущих пути к понимающим и сочувствующим читателям, умным собеседникам, друзьям. Русский журнал в эмиграции – это вдобавок ко всему ещё и апофеоз «одиночества и свободы» − словосочетание, использованное русским поэтом Георгием Адамовичем в названии своей книги. Подобно представителям Серебрянного века, бежавшим на Запад из обезумевшей революционной России, новые беглецы обнаружили себя посреди чужой действительности в десятках европейских и американских городов, живущих своими заботами, радостями и печалями. Без средств к существованию, без друзей, часто без знания языка и удобных для выживания профессий, вынужденные всё начинать сначала, как рыбы, выброшенные на берег, − все они были плохо подготовлены к такой встрече с Западом.

Там, на родине, за спиной у каждого был оазис, отвоёванный у агрессивной советской пустыни, друзья, разделяющие общую устремлённость, различающие тонкие оттенки взлелеянной совместно культуры, первые творческие победы, контуры складывающейся судьбы. Всех объединяло чувство неприятия примитивной идеологии, царившей на родной земле, и чувство солидарности в работе над возводимым невидимым зданием высокой культуры, той, которую безжалостно сокрушила революция и наступившее после неё царство культурного минимализма. Полная свобода от господствующей идеологии вовсе не была диссидентством, идеологическим инакомыслием. Авторы журнала не инакомыслили, а просто мыслили. С негодованием они отвергали предлагаемые временем штампы: «нонкомформизм», «демократия», «рынок» и пришедшую уже в эмиграцию «гласность». Их альтернативы были иными: исихазм или йога, адвайта-веданта или суфизм, субуд или дзен-буддизм, Четвёртый путь или Кришнамурти, космизм Фёдорова и Циолковского или Шамбала Н.Рериха, пророчества Эдгара Кейси и психоделические откровения Джона Лилли, а в литературе: Бунин или Мережковский, Набоков или Газданов, Ходасевич или Адамович, Аронзон или Красовицкий... Каждая сфера была представлена разветвлённой системой идейных кругов со своей периферией и центрами, со своими референциями и амбициями.

На Западе для недавних эмигрантов из России пока ещё не было подобных оазисов, они были одиночками, которым предстояло их создавать, строить жизнь в незнакомом месте, где уверенно утверждала себя другая жизнь и чужая культура. Эту культуру предстояло сделать частью своей судьбы, своего душевного состава и при этом не уступить ни пяди отвоёванной высоты, напротив, продолжать наступать и подниматься, умножая своё богатство.

Поколение, выплеснутое на Запад российскими 1970-ми, напоминало собой Парижскую метафизическую ноту, но без отчаяния и надрыва последней. В 1920-е и 1930-е годы молодые поэты и прозаики Борис Поплавский, Гайто Газданов, Василий Яновский, Лидия Червинская, Сергей Шаршун и другие задыхались в Париже, непризнанные Мережковскими и Буниными, уже не совсем русские, но ещё не французы. Эмигранты 1970-х годов отстаивали своё пространство среди жёстких местных структур, опасливо их не впускающих, зато доверчиво принимавших бесчисленных близнецов, командированных на Запад Лубянкой. А политизированные эмигрантские русскоязычные газеты и журналы накладывали на общую атмосферу не менее мрачные тона, разоблачая, обличая, развенчивая коммунизм точно так же, как это делалось в Советском Союзе в отношении капиталистического мира. Всё это требовало собранности и точного различения нюансов, способности противостоять чуждым тенденциям и распознавать родственные реалии часто в непривычных иноземных формах.

В 1970-х годах почти одновременно в Париже и Нью-Йорке возникли три независимых журнала. В Париже это были «Ковчег» Николая Бокова и «Эхо» Владимира Марамзина и Алексея Хвостенко, а в Нью-Йорке, несколько их опережая, вышел первый тоненький номер двуязычного – русско-английского − журнала «Гнозис». Каждый журнал представлял собой метафизическую и эстетическую проекцию внутреннего мира его издателей и авторов, моментальный срез их этапа духовного развития. Парижские журналы были прежде всего литературными, и только «Гнозис» нёс в себе ясно выраженную метафизическую составляющую.

В программе, напечатанной в первом номере журнала, заявлялось: «ГНОЗИС – религиозно-философский и литературный журнал на русском и английском языках, посвящённый духовной традиции России и мировому религиозно-мистическому опыту. ГНОЗИС освещает вопросы, связанные с древними религиями и культурами, а также широкий круг современных явлений в богословии, философии, мистицизме и искусстве. Журнал не служит узким интересам одной позиции, но с уважением предоставляет слово представителям разных религий и путей, которые не удовлетворяются поверхностными ответами и обращены к конечным причинам».

Первый номер журнала «Гнозис» открывался статьёй поэта и литературоведа Леонида Черткова, в которой автор давал возможность читателю задумчиво прогуляться по философическому саду сельца Савинского у слияния рек Вори и Клязьмы в имении, принадлежащем Лопухиным. Как писал литератор М.А.Димитриев: «Сад этот был замечательным осуществлением философических идей хозяина, дававших в нём всему значение. Всякого мыслящего человека наводил этот сад на воспоминание людей добродетельных и даровитых, благородных деятелей и благодетелей человечества». (Именно этот материал мы публикуем в рубрике «Гнозис». – Ред.) Этот образ философского сада и стоял перед глазами редакторов, начинавших журнал «Гнозис».

Публикации русскоязычных и англоязычных авторов на страницах одного журнала создали исключительные возможности для полифонического идейного синтеза. Обзор публикаций «Гнозиса» открывает характерные для него черты, связанные с его универсалистской ориентацией и многоплановостью подходов.

Одна из наиболее важных публикаций журнала – «Роза мира» русского христианского мистика Даниила Андреева. Её «Гнозис» представил в первом же своём номере, и это была первая публикация этой книги жизни. Написанная писателем в тюрьме, «Роза мира», имевшая 800 страниц, была восстановлена им по памяти. В этой книге формулируются мировые принципы истории и человеческой судьбы, развёртываются картины небесного и подземного космоса. В опубликованных в журнале главах даётся разработка метаистории, описываются национальные и всемирные мифы, а также основные принципы трансфизической географии с её собственными временными и пространственными координатами. Неся на себе следы антропософских увлечений Д.Андреева, эта книга представляет собой феноменальную духовно-мистическую концепцию, современную по видению и изложению фактов прошлого, настоящего и будущего.

Другая представительная публикация «Гнозиса» связана с именем философа и культуролога Давида Зильбермана. В опубликованной в «Гнозисе» статье «К пониманию культурных традиций через типы мышления» он выступает с концепцией модальной философии и методологии, противопоставляя её известным до того содержательной и феноменальной философиям. В его системе шесть предложенных им моделей культуры задают ход рассуждения философу, и философские системы оказываются предзаданными определённой культурно-религиозной традицией. В своём письме, адресованном редактору «Гнозиса», Д.Зильберман писал: «Главная моя задача – создание совершенно нового типа философствования…» В числе наиболее сильно повлиявших на его развитие факторов он называет в том же письме индийскую веданту, буддистскую виджнянавадду, гегелевский понятийно-исторический метод, гуссерлеву феноменологию, хайдегерову герменевтику, бахтинскую семиотику и, в известной мере, современную англо-американскую философию языка.

Давид Зильберман трагически погиб в автомобильной катастрофе летом 1977 года, оставив после себя большое количество завершённых и незавершённых трудов. Его творчеству была посвящена отдельная панель на конференции славистов в Нью-Хевене в 1979 году.

Американский богослов Томас Берри, президент общества Тейяра де Шардена и Ревердейловского центра по изучению религий, в статье «Религиозные формы будущего», опубликованной в «Гнозисе», предлагает свою концепцию восстановления потерянной связи с Абсолютом. Чтобы восстановить Божественную радиацию земли, человеку подлежит научиться читать четыре писания: космическое, вербальное, историческое и заложенное в самой структуре человеческого бытия. Демонический аспект технологического развития, – пишет американский исследователь, – должен быть остановлен вмешательством ноуменального фактора в человеческую историю.

Замечательный русский поэт и литературовед Леонид Чертков опубликовал в «Гнозисе», помимо статьи о философском саде в селе Савинском, свои размышления о русском каббалисте и друге Чаадаева Д.Облеухове, о прототипе Шатова в «Бесах» Достоевского Василии Кельсиеве, а также статью «Тибетская легенда о Христе».

Один из редакторов журнала «Гнозис» Виктория Андреева опубликовала в нём статьи «Толстой и Фет – опыт жизнестроительства», «Киреевский и Чаадаев», «О прекрасной сложности», «Время чисел», рецензии и переводы.

Авторы журнала принадлежали к различным художественным и интеллектуальным течениям, разделяли общий для них широкий интерес к явлениям универсальной культуры, к духовным традициям и искусству. Прежде всего, в журнале публиковались российские мыслители и литераторы нового эмиргантского поколения. Среди них были Евгений Вагин, опубликовавший статьи о В.Печёрине и о брате Владимира Соловьёва – мистическом писателе Всеволоде Соловьёве; Евгений Вертлиб – автор монографий «Карамзин и Достоевский» и «О природе символа у Андрея Белого и Вячеслава Иванова»; поэт Анри Волохонский, напечатавший в журнале трактат «12 ступеней натурального строя» и поэму «Двое»; поэт и метафизик Илья Бокштейн, опубликовавший «Фрагменты о метафизике» и свои стихи, а также поэты и прозаики Игорь Бурихин, Юрий Мамлеев, Генрих Худяков, Николай Боков, Сергей Родыгин и многие другие.

Вторую категорию составляли западные русские писатели, бережно хранившие философские и эстетические традиции Серебряного века, русской культуры и русской религиозной философии. Среди них – Сергей Левицкий, автор статьи «Джозайя Ройс и русская философия», Юрий Иваск, выступивший в «Гнозисе» со статьями «Мандельштам и Белый», «Добрый византийский самодур», а также любезно предоставивший журналу письма парижского поэта 1920–1930-х годов Бориса Поплавского; Василий Яновский, писатель русского Монпарнаса, опубликовавший главы из книги воспоминаний «Поля Елисейские»; религиозный философ Виктор Савинский – автор «Размышления о религии» и другие.

Третью группу авторов составляли англоязычные писатели: уже упоминавшийся богослов Томас Берри, писавший о «Религиозных формах будущего», Джон Опии, напечатавший монографию «Икона и монах» – исследование о сакраментальной связи иконы с божественным архетипом, английский издатель и писатель Брайан Кибл, опубликовавший статью «Гамлет и традиционная мудрость», буддолог Грегори Дарлинг, напечатавший часть своего исследования «Бхагавадгита в интерпретации Шри Ауробиндо», искусствовед Бенито Ортолани, а также поэты Кетлин Рейн, Роберт Пейн, Питер Вилсон, Юджин Даниел Ричи, Ричард Маккейн и другие.

Уже этот беглый перечень имён и публикаций «Гнозиса» даёт представление о широте культурного диапазона и метафизическом накале этого явления, не имевшего в те годы эквивалента ни в русской, ни в американской периодике. И всё же журнал этот оставался в тени широковещательных эмигрантских изданий, фокусировавшихся на идеологических проблемах, разоблачениях или, в лучшем случае, на литературной истории.

Прошли годы, но я продолжаю задавать те же вопросы, которые задавал в годы рождения этого журнала: как могло случиться, что злоба дня и идеологические страсти оказались и продолжают находиться в центре нашей жизни? Какие силы затмевают души и разум наших современников? Почему воля к наживе и воля к власти заглушают волю к культуре и волю к мудрости? Возможно, читающие эти строки и перечитывающие старые публикации полузабытого журнала «Гнозис» сумеют ответить на эти вопросы. И возможно, их ответом будет слово и дело.