Дельфис

Предисловие

Современное человечество переживает один из величайших исторических кризисов, и острота его чувствуется уже не отдельными людьми и не отдельными группами: это чувство становится достоянием масс. Перед нами встают образы какой-то обновлённой, освобождённой от старых несправедливостей и старых невзгод жизни, и в то же время провозглашается и проповедуется самый бездушный материализм. Он обещает принести свободу от тяготевших над людьми предрассудков, а приносит духовное рабство; он сулит бодрую и радостную энергию, а приводит неизбежно к параличу воли, у которой при этом механическом взгляде на мир, где всё предопределено, утрачен самый смысл её усилий, её творческих напряжений, её бесстрашных дерзновений.

Как бороться и что противопоставить этой атмосфере материализма, этому полному неверию в человека, если даже оно прикрывается словами о его достоинстве, о его безграничных правах? Превыше всего, пробуждая сознание, которое никогда не угасало до конца в человеческом роде в самые тёмные его дни, — сознание, что в основе жизни лежат духовные начала. Никакие самые полные удовлетворения потребностей нашего тела, самые блестящие завоевания техники, самые удивительные достижения науки, самые удачные устроения личной и общественной жизни их не заменят и не утолят жажды, испытываемой человеком, когда он их в себе не находит. К ним обращались все великие религии, за которыми шло человечество, как бы эти религии ни были подавлены заблуждениями и страстями «руководителей» масс. Эти начала открыты для первобытного человека, для ребёнка, для мудреца, и нет людей, которым был бы заграждён к ним путь.

Пусть эти начала будут раскрыты в борьбе за их утверждение. Люди должны вспомнить, что им присущ дух, соединяющий их с миром бесконечности. Для этого духа их жизнь — лишь мимолётное пребывание с нашим бренным телом, только с нашей земной оболочкой.

Наш жизненный миг есть ничто в полноте времён, но в этот миг решаются судьбы нашего духа в веках.

Наша свобода здесь так же велика, как ответственность. Нужно понять, что этот мир, который нам кажется столь необъятным, есть лишь один в бесконечном ряде космосов, и как бы далеко ни простирался наш вооружённый новейшим телескопом глаз в звёздные дали — всё это лишь песчинка в океане бытия. А над всем этим океаном — то начало, что философия называет Абсолютом и что люди именуют Богом, — что близко человеку в минуты, когда дух его открыт для благостных ощущений.

Лишь общее признание этих начал, разрушая преграды между людьми, делает возможным устроить их жизнь без насилия, без произвола, без классового или личного угнетения. Лишь на этом признании можно действительно утвердить достоинство человеческой личности, бессмысленное, если материалисты правы, — и связать людей величайшей изо всех творческих сил в мире — любовью.

Дух дышит, где хочет: он нуждается лишь в свободе от внешнего воздействия. Всемерная защита духовного развития личности от всяких посягательств на неё есть обязанность теперь более необходимая, чем когда-либо. А самое признание духовных начал требует и деятельного им служения, — требует верности им в жизни, в мысли, в слове, в деле.

К[арелин]

Действие первое

(Уголок пустыни. Большие камни, на которых сидит группа ессеев. Дорога. По дороге в течение действия идут  и едут путники. То один, то другой прохожий сворачивает с дороги и подходит к ессеям. Вновь пришедшего ессеи встречают, вставая и скрещивая на груди руки.)

РУВИМ: Дорога не легка. Мы боялись опоздать, но для других она ещё тяжелее. Нет ни Петра, ни Иоанна.

МОИСЕЙ: Да... Надо знать, что они скажут. Я обошёл четырнадцать селений. Везде говорят о том, что пришёл Освободитель. Все твердят, что надо готовить мечи и прогнать римлян.

ВЕНИАМИН:Я тоже был во многих местах. Повсюду мечтают о восстании по призыву Освободителя. Но когда я спрашивал, как мы устроимся, прогнав римлян, то получал странные ответы. Спорили о власти. Одни говорили о царях, другие о судьях. Некоторые повторяли безжизненные слова о справедливости, как она проповедовалась в старину нашими учителями. Наше учение о Боге — в отказе от богатства и от власти — звучали напрасно... Смотрите, ведь это Пётр идёт!

(С дороги сворачивает Пётр и подходит к ессеям, сопровождаемый каким-то молодым человеком. Петра окружают ессеи и приветствуют, кланяясь.)

ПЁТР: Привет! Я с хорошими вестями. Освободитель говорил о восстании против римлян. Галилеяне куют мечи. Орден ессеев успешно проповедует своё великое учение. Самое главное — прогнать римлян, и в освобождённом народе проснутся дремлющие силы, великие свойства бескорыстия и свободы.

ВЕНИАМИН: Да. Но нельзя сказать, чтобы эти свойства бросались в глаза в наше время.

ПЁТР (горячо). Но уже одно то, что Освободитель призывает к восстанию, доказывает, что освобождённый парод пойдёт по верному пути. Иначе не нужно и восстание...

НЕСКОЛЬКО ЕССЕЕВ: Да! Да! Если Освободитель за восстание, это значит, что народ созрел для справедливой жизни.

РУВИМ (задумчиво): Хотелось бы услышать голос самого Учителя... Его слова часто загадочны.

ПЁТР: Он вместе с Филиппом идёт за нами. Он скоро будет здесь.

(Два ессея становятся на камни и смотрят вдаль на дорогу. Темнеет.)

ПЕРВЫЙ ЕССЕЙ: Нас только сорок. Где остальные тридцать? Отчего не пришли они?

ПЁТР (обращается к молодому человеку, который пришёл с ним): Не можешь ли ты ответить на этот вопрос, Вестник?

ВЕСТНИК: Они видели Освободителя и знают его волю. Они пошли в Галилею звать галилеян на Пасху в Иерусалим. Они пошли в Иерусалим сказать юношам и мудрецам, что грядёт царь иудейский.

ДВА ЕССЕЯ (стоя на камнях): Идёт! Идёт!

(Несколько ессеев бросаются навстречу Освободителю.)

ВТОРОЙ ЕССЕЙ: А где Иуда?

ВЕСТНИК: Он ушёл в Галилею. Поднимает народ на римлян.

(Подходит Освободитель, окружённый встретившими его ессеями. Все приближаются к нему. Он стоит на более высоком месте, как бы возвышается над толпой.)

ЕССЕИ: Освободитель! Учитель! Посвященный! Проводник! Куда идти? Что говорить? Что делать? С чем идти?

(Совсем стемнело.)

ОСВОБОДИТЕЛЬ: Я посылал вас и заповедал ничего не брать с собою. Теперь же говорю вам: продавайте одежду свою и покупайте мечи. Говорите всем, что близко время, когда меня схватят как злодея и обрекут смерти. Говорите, что приближается час нашего освобождения.

СТАРИК ЕССЕЙ: Мы готовы. Где Иоанн?

ВЕСТНИК: Он ушёл в Галилею учить путям к Царствию Небесному.

РУВИМ (про себя). Я хотел бы видеть Иуду и Иоанна. (Обращается к Освободителю.) Мы все пойдём за тобой, что бы там ни было.

ЕССЕИ (все вместе, сильными голосами): Все пойдём!

Занавес.

Действие второе

(Обширная комната. За столом сидит Иоанн и три пожилых человека. Окало них десять галилеян.)

СТАРИК: Как же жить без масти? Не устоит тогда царство паше. Все передерутся между собой.

ИОАНН: Нет, зачем же драться? Вот мы сидим здесь, и у нас нет желания драться. Наоборот, если является какое-либо желание, то служить нуждающимся.

ПЕРВЫЙ ГАЛИЛЕЯНИН: Я смутно помню. Освободитель говорил что-то об этом.

ИОАНН: Он говорил: «Цари народов господствуют над ним, вельможи властвуют им, но между вами да не будет так. А кто хочет между вами быть большим, то будет вам слугою».

ПЕРВЫЙ ГАЛИЛЕЯНИН: Так было бы хорошо. Всем будет хорошо жить.

СТАРИК: Но царь или вельможа, или кто-либо, поставленный ими, нужны для того, чтобы разбирать споры и ссоры людей.

ИОАНН: Освободитель говорил: «Не судите, да не судимы будете». Он учил до семи семидесяти раз прощать согрешившему человеку. Он говорил: «Не осуждайте, и не будете осуждены». Он советовал отдавать требующему что-либо по суду более того, что он требовал, только бы не судиться, не служить злу.

ВТОРОЙ ГАЛИЛЕЯНИН: Мы думали, что он будет нашим царём.

ИОАНН: Не будет он царём, как Ирод, которого он называл лисицею. Не будет царём, какие бывают цари земные. Ведь он ушёл от вас, когда вы хотели сделать его царём. Он будет учить вас как жить. Высоко и светло его учение, превыше всех царских законов.

ВТОРОЙ ГАЛИЛЕЯНИН: Он учит любить других, как самого себя.

СТАРИК (думая о своём). Он советовал всё-таки платить подать...

ИОАНН: Да, для того, чтобы не избили и не бросили в тюрьмы отказывающихся платить. Он всегда делал какую-либо оговорку, когда его спрашивали, платить ли? И кто постиг смысл его оговорок, тот понял, что никто не в праве брать с народа подати.

СТАРИК: Он говорил, что ничто не изменится в законе, а выходит, что всё надо изменить.

ИОАНН: В законе не изменится пи единой йоты. Но наши предки и мы назвали законом беззакония, нами измышленные или нам тёмной силой навеянные. От этих беззаконий ничего не останется.

(Раскрываются двери. Входит Иуда и с ним несколько человек с решительными выражениями лиц. Иуда подходит к Иоанну и, перегнувшись через стал, что-то тихо говорит ему.)

ИОАНН: Брат мой просит нас уступить ему эту комнату для важного совещания. Продолжим нашу беседу в саду.

(Иоанн и бывшие с ним, кроме двух молодых людей, уходят.)

ИУДА: Нет сил, нет надобности более терпеть наглость римлян, их грабежи и жестокости не знают пределов. Надо прогнать этих завоевателей из Палестины и Иерусалима. Надо прогнать их ставленников, Ирода и Пилата. Пусть народ вздохнёт от податей, от принудительных работ, от насмешек над нашими обычаями и верой.

ГАЛИЛЕЯНИН: С Освободителем мы пойдём. Без него ничего не выйдет. Римляне слишком сильны, и без вождя не будет победы.

ИУДА: Освободитель за восстание, но его пытаются переубедить Иоанн и ессеи, не принадлежащие к ордену. Они говорят, что народ не сумеет устроить новую жизнь, что после восстания будет плохо жить, так как учение ессеев не принято, так как новая власть по-прежнему будет угнетать народ. Но этого не будет. Со своими мы справимся. Года два- три продержатся свои насильники, а потом поплатятся за своё насилие.

ГАЛИЛЕЯНИН: Народу так жить нельзя, как теперь живётся. Но без Освободителя мало народа возьмётся за оружие.

ИУДА: Он — с нами. Он тоже понимает, что порабощённый народ не может внимать словам высокой истины, не может устроить свою жизнь на новых началах.

НЕСКОЛЬКО ЧЕЛОВЕК: Надо прогнать римлян! Слишком наглы они! Слишком тяжелы налоги! Слишком лицемерны римляне! Очень жестоки... Ты, Иуда, уговори Освободителя идти с нами. Уговори поднять народ. За нами и за тобой он не пойдёт!

(Входит молодой человек, спутник Петра. Он устал, одежда указывает на долгий путь.)

ИУДА: Вестник, что нового?

ВЕСТНИК: Освободитель велел покупать мечи.

ВСЕ: Все пойдём! (Пауза.) За свободу народа! За его счастье! Долой римлян!

Занавес.

Действие третье

(Большая комната. Входят Освободитель, Иуда, Иоанн и Вестник, оживлённо оканчивая разговор.)

ИУДА: Все пойдут за тобой и за нами, если ты позовёшь нас на римлян.

ИОАНН: Восстав и победив, народ даже не подумает устроиться, как ты учишь.

ВЕСТНИК: Они оба говорят правду.

ОСВОБОДИТЕЛЬ: Народ готов восстать по нашему приказу, но он готов и терпеть.

ИУДА (нетерпеливо). Пётр говорит, что свободный народ проникается твоим учением.

ОСВОБОДИТЕЛЬ: В день Пасхи будет решено, что надо делать.

ИУДА: Юноши Иерусалима пристанут к галилеянам, провозгласят тебя царём. Римляне уйдут, и ты будешь учить нас, и народ заживёт так, как можно и должно.

ВЕСТНИК: Да, юноши Иерусалима тотчас же примкнут к восстанию.

ИОАНН: Они не знакомы или мало знакомы с нашим учением.

ВЕСТНИК: Да, они мало знакомы с учением.

ОСВОБОДИТЕЛЬ (усталым голосом). На Пасхе всё решится.

ИУДА (обращаясь к Иоанну). Освободитель устал. Пойдем к Петру, поговорим с ним.

(Уходит с Иоанном. Темнеет. Минута молчания. Вокруг головы Освободителя вспыхивает яркий ореол. Менее яркий ореол вспыхивает вокруг головы Вестника. Темно, но обе сидящие фигуры освещены. Начинает говорить Освободитель. Его голос звучит очень тихо, но внятно. Ещё тише отвечает Вестник.)

ОСВОБОДИТЕЛЬ: Сегодня в ночь надо перенестись в Египет.

ВЕСТНИК: Ты сказал.

ОСВОБОДИТЕЛЬ: Машара и Орсен поверят твоим словам, увидев твой астрал. Скажи им, что их астральные тела должны перенестись к вечеру послезавтра на гору Фавор. Необходимо совещание.

ВЕСТНИК: Да будет.

(Ореол гаснет. Вестник перестаёт светиться. Исчезает... На стене появляются зигзаги молний. Потом полутёмная, полусветлая фигура крылатого гения.)

НЕВЕДОМЫЙ: Борьба со мною тебе не под силу. Твоя мощь осталась вне Земли. Я — победитель. Не хочешь поклониться мне — да будет. Но согласись быть моим союзником. Я иду на уступки. Иди и ты. Пусть исчезнет рабство и деспотизм, но останется власть. Пусть исчезнет бедность, но останется неравенство в благосостоянии. Пусть не любовь, а право царит над людьми. Ты будешь царём на веки веков. Учи людей тому, что им доступно. Не говори им о таком совершенстве, которое доступно только сильным духом. Ограничься тем, что может воспринять это в прахе рождённое существо — человек. Пусть он всегда пребывает на той ступени совершенства, которое свойственно этому миру. По-своему, человек будет блаженствовать, и нет беды в том, что он не постигнет высшего учения, не поднимется в высшие космосы.

ОСВОБОДИТЕЛЬ (его ореол вспыхивает ослепительным блеском). К безграничному совершенству должен идти человек. По воле моей и по воле моих учеников человек пойдёт к совершенству, не сворачивая на ложный путь. Если хочешь, зови людей на ложный путь: всё одно — человечество пойдёт нашим путём, не твоим. Отойди от меня!

(Вспыхивает видение ярким красным пламенем и исчезает. Появляется голубой свет. Сменяется белым с семью разноцветными звёздами на нём. Наверху крест, обвитый гирляндами роз. Освободитель сидит неподвижно.)

Занавес.

Действие четвёртое

(Святая святых египетского храма. Полукругом стоят кресла - справа и слева по пяти. Входят жрецы в белоснежных одеяниях и, кланяясь друг другу, занимают кресла. Несколько кресел не занято.)

ПЕРВЫЙ ЖРЕЦ: Верховный жрец нашего храма говорит мне, что зло побеждает мир. Ра закрывает свой светлый лик тучами. Надо бороться со злом. В грубые суеверия вылилась вера народов Кеми, и нам, жрецам, должны быть открыты новые откровения.

ВТОРОЙ ЖРЕЦ: Но мы познали истину. Нам нечего изменять в нашем учении. Народ никогда не знал истины и заблудился в суевериях.

ПЕРВЫЙ ЖРЕЦ: У старших жрецов какая-то своя, не наша вера. Я хорошо знаю это.

ТРЕТИЙ ЖРЕЦ: Да, простой народ не смог бы понять нашего учения о переселении душ. Он не допускает и мысли о том, что светила небесные, солнца — это земли, на которых живут перевоплощённые души умерших людей. Народ не способен понять, что душа хорошего человека воплощается в тело высшего существа другой планеты, а душа плохого человека — в тело существа, являющегося животным того же мира. Для него светила небес — маленькие факелы. Он может понять переселение душ только в тела людей и животных на этой, на нашей земле.

ВТОРОЙ ЖРЕЦ: Но мы-то знаем истину!

ЧЕТВЁРТЫЙ ЖРЕЦ: Но я в молодости слышал от Нехтоса, что верховные жрецы иначе мыслят о переселении душ, что они говорят о переселении душ в какие-то невидимые нами миры. Я помню слова о космосе ангелов, — каких-то крылатых полубогов, о космосе херувимов, о космосе архангелов.

ПЕРВЫЙ ЖРЕЦ: Да, с Нехтосом было странное приключение.

НЕСКОЛЬКО ЖРЕЦОВ: Расскажи!

ПЕРВЫЙ ЖРЕЦ: Теперь можно рассказать. Нехтос просил меня молчать, и молчание так тяготило его, что он должен был поделиться со мною тем, что произошло с ним.

ЖРЕЦЫ: Просим тебя, говори!

ПЕРВЫЙ ЖРЕЦ: Какого Нехтос почувствовал себя очень плохо. Он пошёл поздней ночью помолиться в храм. Но у двери храма его неожиданно встретила стража, загородила вход и спросила, к кому из жрецов он идёт? Нехтос сказал, что он сам — жрец, но его не пускали. Тогда что-то как бы толкнуло его сказать, что он идёт к Машара. Тотчас же воины пали перед ним, и несказанно удивлённый Нехтос вошёл в храм. Внутри храма второй отряд стражи спросил его, задав тот же вопрос. Но Нехтос, как вы знаете, недаром считался большим мудрецом. Он догадался, что не надо повторять то же имя, и назвал имя другого верховного жреца, Орсена, который был в это время в Мемфисе. И опять пали перед ним гордые воины, а он шёл дальше. Перед святая святых он остановился для обычной молитвы, и до него донёсся гул голосов. Он приблизился, и странное для него любопытство заставило его слушать. Говорил какой-то приехавший из далёкой Индии жрец о том, что высшие жрецы индусов знают только одного Единого Бога. Что народная религия и религия этих жрецов отличаются одна от другой. Едва этот жрец кончил говорить, как Машара громко пригласил Нехтоса войти в святая святых. Нехтос смутился, но вошёл. В собрании было восемнадцать верховных жрецов, и что странно, они были одеты не в белые одеяния, а в голубые. Смущённый Нехтос плохо понимал, о чём шёл разговор. Тем не менее, он вынес впечатление, что душа умершего человека переселяется в иные, нам неведомые миры. К слову, Нехтос был уверен, что недаром его потянуло в храм в тот день. Он думал, что это Машара позвал его своей магической силой. Эта же сила заставила его передать всё то, что он слышал, мне.

ЧЕТВЁРТЫЙ ЖРЕЦ: Они — удивительные маги и знают неведомые нам тайны. Надо спросить у них о них. Прошло время, и не только народ, но и мы, жрецы, нуждаемся в духовном обновлении.

ПЕРВЫЙ ЖРЕЦ: Наше собрание созвано верховными жрецами. Спросим их.

ВСЕ: Хорошо! Спросим!

(Молчание.)

ПЕРВЫЙ ЖРЕЦ: Маги великие около нас.

ЧЕТВЁРТЫЙ ЖРЕЦ: Входят!

(Все встают. Входят два верховных жреца. Все склоняют головы, верховные жрецы тоже. Верховные жрецы садятся и как бы продолжают происходивший без них разговор.)

МАШАРА: Вы правы. Народ жаждет новой религии. Вы, жрецы, могущим понять передайте тайны вашей религии, взамен чего узнаете высшие тайны. Ещё скажу: грядёт новая религия с востока — религия великой мистической человеческой любви, которую провозглашает просвещавший нас в Египте Иошуа. Ей нельзя противодействовать.

ВТОРОЙ ЖРЕЦ: Наша религия запрещает нам слушать о другой религии, если мы не убедимся в её правильности знамением. Та религия, которую ты, великий жрец, хочешь дать нам взамен старой, тем более нуждается в знамении. Ты дашь его?

МАШАРА: Да.

(Внезапно темнеет. Направо появляется гигантская фигура Вестника с двумя белыми крыльями за спиной. Через полминуты видение исчезает. Светло. Жрецы стоят на коленях, закрывая лицо руками.)

МАШАРА: Встаньте! (Все встают Жрецы смущённо переглядываются.) Через двадцать один день соберитесь в храме Сераписа. Там будут многие, и многим будут даны необходимые сведения.

(Жрецы выходят. Верховные жрецы, стоя, отвечают на поклоны. Опять темнеет. Освещены только неподвижные фигуры верховных жрецов. На противоположном конце сцены появляется освещенная фигура Вестника. Он без крыльев.)

ВЕСТНИК: Он зовёт нас послезавтра на гору Фавор для совещания. Час вечерний.

ОРСЕН: Не скажешь ли, Вестник, каким путём пойдёт он?

ВЕСТНИК: Придётся идти тем путём, которого нельзя миновать.

ОРСЕН: Твоё мнение, Вестник?

ВЕСТНИК: Он думает, что только необычное даст силу его учению. (Молчание.) Он будет ждать вас.

ОБА ЖРЕЦА: Мы будем.

Занавес.

(Окончание следует)