Дельфис

Аполлона Андреевича Карелина (1863—1926) по праву можно назвать одним из замечательных людей первой четверти теперь уже прошлого столетия. Юрист, экономист, публицист, один из деятельных теоретиков и организаторов русской ветви анархистского движения как в эмиграции, так и в России после революции 1917 года¹. В кругах посвящённых он был известен под орденским именем «рыцарь Сантей» и как командор Восточного отряда Ордена тамплиеров, основанного им в России в 1920 г. и широко распространившего своё влияние среди научной и художественной интеллигенции в последующее десятилетие². Среди его первых соратников, привлечённых им к орденскому движению, можно назвать имена таких известных актёров и режиссёров, как М.А.Чехов, Ю.А.Завадский, В.С.Смышляев, антропософа и биофизика М.И.Сизова, историка Н.И.Проферансова, математиков московских вузов Д.А.Бема, А.А.Солоновича, художницы Е.Т.Беклешовой, композитора С.А.Кондратьева, за которыми последовали писатель П.А.Аренский, искусствовед А.А.Сидоров и многие другие.

В маленькой двухкомнатной квартирке на втором этаже бывшей гостиницы «Националь», где жил Карелин, официально помещался секретариат Всероссийской федерации aнархистов-коммунистов, созданный им в 1918 году, и здесь же происходили собрания первых тамплиеров. Всё начиналось с бесед — о месте человека в мироздании, о познаваемости Бога, о Христе и евангелиях; говорили о мистиках прошлых времён, о взаимоотношении религии и развивающейся науки, о традициях древних культур, открываемых археологами, о принципах первоначального христианства, столь близких своими заветами идеалам коммунизма и анархизма, и вместе с тем о традициях гностицизма, присущих всем религиям мира, как пути к познанию Бога и человека... Время от времени Карелин рассказывал легенды, подтверждавшие и разъяснявшие отдельные вопросы. Некоторые из них своей фантастичностью были похожи на арабские сказки, другие переносили слушателей во времена Атлантиды, вопрос о которой особенно волновал тогда общество, третьи рассказывали о событиях, прямо связанных с евангельскими сюжетами, тогда как четвёртые повествовали о подвигах средневековых рыцарей-тамплиеров.

Эти рассказы вызывали споры, обсуждение услышанного; порою возникали острые дискуссии между слушателями, в которые сам Карелин не вмешивался, оставляя за каждым абсолютную свободу мнений. Именно так начиналась деятельность Ордена, готовились и отбирались кандидаты, достойные посвящения, потому что за всеми легендами и спорами в конечном счёте стояли вопросы не исторические, исследовательские, а этические, подводившие человека к анализу собственного «я» и той позиции, которую он занимал в обществе и в мироздании.

Однако наряду с легендами иногда Карелин читал собственные сочинения, причём не только по вопросам политической экономии или парламентаризма, которыми он специально занимался, но и то, что он сам называл «диалогами в стиле Платона». Полагая, что самые сложные философские проблемы гораздо легче воспринимаются и усваиваются человеком в живой беседе, в форме повести или романа, а ещё лучше — в сценическом представлении, основные свои идеи Карелин попытался изложить в форме пьес. Это одинаково касалось как анархических идеалов — вопросов «общинности» и безвластия (акратии), совместного труда и распределения его продуктов, ликвидации собственности на землю и орудия труда, «союза вольных общин и городов-коммун», частичную реализацию которых он находил у поморов, старообрядцев и в «северных народоправствах» русской истории, так и событий, о которых повествовали легенды.

Интересные воспоминания об этой стороне деятельности «рыцаря Сантея» оставил Е.З.Моравский, сотрудник и сподвижник А.А.Карелина сначала в Москве, а затем по основанной Карелиным же в США газете «Рассвет». Вот фрагмент этих воспоминаний, заимствованный из посвящённого Карелину некролога спустя неделю после его смерти.

«...В Москве вокруг Карелина группировалось много анархистов. В его комнате можно было встретить рабочих, приехавших в Москву крестьян, студентов и студенток, людей из аристократического мира, профессоров и многих литераторов. Карелин умел говорить с каждым человеком. Эти люди придерживались очень часто самых разнообразных мнений, но все любили этого милого старика. Любили его, может быть, за то, что он уважал мнение всякого человека. Он никогда не спорил. Не важно, говорил он очень часто, кто во что верит, кто что исповедует. Ведь всякий человек должен быть прежде всего человеком. Никто не имеет право вмешиваться в личную жизнь человека. А ведь эта личная жизнь есть главным образом жизнь внутренняя человека.

В то же время А.А. много писал. Писал статьи, брошюры и вещи серьёзные. В 1918 году в Москве была напечатана его серьёзная работа "Государство и анархисты". Было напечатано также несколько мелких брошюр. Много он также работал над книгой о парламентском государстве и над большим курсом "Политической экономии". Во время самого разгара "красного террора" он написал небольшую работу против смертной казни. Эта работа (изданная отдельной брошюрой в Америке), является одной из лучших работ по этому вопросу. Написана им также биография Бакунина и "История Первого Интернационала".

Последнее же время он писал и вещи художественные. Он сочинил около десятка драм и диалогов. Некоторые из них ("Сцены из жизни Великого Новгорода", "Поморцы", "Заря христианства", "Он ли это?" и последняя его вещь "Атлантида") печатались в "Рассвете". Многим литературным критикам эти драмы могут показаться достаточно плохой литературою. Но ведь А.А. и не считал их произведениями литературными. Не думал он также и об их постановке па сцене. Он писал их просто потому, что всякую серьёзную мысль легче понять тогда, когда она передана в литературной (художественной) форме. Диалог же лучше всего воспринимается.

Когда он читал в небольшом кружке (где были артисты и литераторы) свою первую драму (она никогда не была напечатана), ему тогда уже, помню, кто-то сделал замечание, что эта драма — вещь очень сильная, но не сценическая. Впрочем, и все другие его драмы больше похожи на платоновские диалоги, нежели на современную драму. Тогда же он сказал нам: "Ах, милые, да я ведь не пишу для сцены!". Сейчас мне вспоминается ещё один эпизод, который рассмешил собравшихся. Когда было окончено чтение этой драмы, одна дама воскликнула полушутя: "Аполлон Андреевич, ведь Вы забыли женщин! Ведь в Вашей драме нет ни одной женщины!". А.А. улыбается. Иронизирует сам же над своей драмой и говорит: "Ах, дорогая В.В., я и сам не знаю, как это я пропустил самое главное... Возьмите, пожалуйста, эту вещь и постарайтесь её как-нибудь исправить!"³

Два момента в живом воспоминании Е.З.Моравского — что эта драма никогда не была напечатана и в ней «нет ни одной женщины», позволяет утверждать, что речь идёт о пьесе А.А.Карелина «Свет нездешний», которая ранее считалась безвозвратно потерянной и только недавно была обнаружена мною в одном из архивов Москвы. Судя по ветхой бумаге и «слепой», сильно выцветшей машинописи на двойных листах серой бумаги, это вполне мог быть тот самый экземпляр, который, как писал Моравский, Карелин передал присутствовавшей на чтении «В.В.» — Вере Васильевне Губерт-Поспеловой, одной из первых женщин-тамплиерок, частой посетительнице в эти время квартиры Карелиных.

Не приходится говорить, насколько такая находка важна для воссоздания истории духовной жизни России тех лет и полноты представлений о философском наследии «рыцаря Саптея». Замечу только, что остальные его пьесы-диалоги, как показывают материалы следственных дел ОПТУ-НКВД против тамплиеров, ходили в орденском «самиздате» наравне с тамплиерскими легендами"⁴, пользуясь безусловным вниманием читателей.

Андрей Никитин