warning: Invalid argument supplied for foreach() in /var/www/testshop/data/www/testshop.ru/includes/menu.inc on line 743.

Подобно тому, как икона возводит молящегося перед нею от зримого образа к небесному Первообразу, так и некоторые чтимые святыни России совершенно определённо обозначают эту духовную вертикаль, связующую земные реалии с тем, что именуется Святой Русью. Это Китеж-град, Валаам, Дивеево; пожалуй, и образ Небесного Кремля у Даниила Андреева, хотя и не засвидетельствованный в преданиях былых веков, примыкает к этому же чрезвычайно важному «пласту» священной географии. Но есть образы ещё более сокровенные; они столь тесно связаны с миром горним, что их дольнее отображение трудно конкретизировать — оно многозначно, многовариантно. Таков образ Беловодья. По своей глубинной сути он близок ставшему ныне довольно широко известным образу Шамбалы в преданиях северного буддизма, однако, их механическое отождествление вряд ли правомерно. Беловодье, в его духовно-исторической реальности, принадлежит сокровенным глубинам русской культуры и, несомненно, занимает важное место в «метафизическом ландшафте» Святой Руси. Вполне постичь его вряд ли кому-то удастся: всегда останется что-то неизречённое. Но можно попытаться приблизиться к пониманию этой высокой реальности. Одну из таких попыток предпринимает автор предлагаемой статьи, ведущий сотрудник широко известного журнала «Наука и религия», Евгений Сергеевич ЛАЗАРЕВ.

Беловодье на русском севере


(К вопросу о лапландской локализации старообрядческой легенды)

В XIX веке в старообрядческой («бегунской») среде получил широкое распространение текст, называвшийся «Путешественник» — своеобразный путеводитель в Беловодье, страну счастья и справедливости. Впрочем, «Путешественник», как неоднократно отмечал исследователь этого памятника К.В.Чистов, представляет собой изложение легенды о путешествии в Беловодье, а не описание какого-то реального путешествия — изложение, отразившее различные этапы формирования легенды («алтайский», «японский» и т.д.). Наиболее известна, прежде всего благодаря трудам семьи Рерихов, центральноазиатская локализация этой легенды; не вызывает сомнения японский (дальневосточный) пласт образов: Беловодье как «обетованные острова» в восточном океане. Однако можно предположить, что существовали и иные варианты локализации. К.В.Чистову удалось собрать и опубликовать семь списков «Путешественника» (Чистов, 1962)1, хотя было их гораздо больше; в прошлом веке эти списки отбирались у старообрядцев и уничтожались (там же, с. 134). Следы принципиально иной локализации, по-видимому, присутствуют в одном из семи опубликованных списков — в списке А.П.Щапова.

По К.В.Чистову, это список второй, центрально-русской редакции. Точно не известно, из какой губернии он происходит. В год его публикации (1862) Щапов жил в Петербурге. Впрочем, К.В.Чистов не исключает, что автор этой редакции «Путешественника», инок Михаил, мог быть тем же человеком, что и автор первой, северно-русской, редакции — Марк Топозерский; имя он мог изменить после «бегунского» крещения. В таком случае список Щапова также можно предположительно связать с Русским Севером, с Беломорьем: известный в XIX веке островной скит Топозёре располагался на самом севере Карелии.

Вот текст этого списка «Путешественника» и единственный известный его вариант.

 

«Путешественник» инока Михаила

 

Список рукописного отдела Государственного Исторического музея (музейное собрание №1561)

Путешествие во святыи места и где святыя отчески монастыри, патриархи и митрополиты по Христову словеси: Се Аз есмъ с вами до скончания века не ложно... вещался. И Кирилл Иерусолимский свидетельствует быстъ в полности до Христова пришествия живу жертву возмёт причистыма своима рукама.

Ход от Москвы на Казань, на Екатеринобург, на Тумень, на камский Кабарнаул, на небесной верх, по реке Котуне на Краснодар. Тут деревня Ай и тут часовня и деревня Юстюба к реке и туту во Устюбе спросить странноприимца Петра Кириллова.

 

Список А.П.Щапова (Щапов А.П. Земство и раскол // «Время», 1862, № 10, с.277—278)

На Екатеринбург, на Томск, на Барнаул, вверх по реке Катурне на Красный Яр, деревня Ака, тут часовня и деревня Устба. В Устбе спросить странноприимца Петра Кириллова, зайти на фатеру.

И тут пещер множество, от пещер снеговая гора 300 верст, от Адама лед стоит в своем виде и никогда не тает. За горою деревня Димонска, в той деревне часовня и обитель, а настоятель инок схимник Иосиф.

От той обители есть ход, 40 дней со отдыхом и чрез китайскою землю, и 4 дни куканию, потом в Японское царство.

Живут в губе окияна моря, место называемое Беловодие, и озёров много, и семдесят островов. Острова есть по 600 сот верст и между их горы.

О Христе подражатели соборной апостольской церкви, прощу примым образом, безо всякия лести.

А тамо антихрист не может быть и не будет. А тамо леса темные, горы высокия, разселены каменныя.

А народ от России особенный, а воровства никогда не бывает. Аще китайцы были бы христиане, то ни едина душа не погибла.

Веру мне имителюбители Христовы, грядите и поверте Иоанну Богослову: за женою змий спусти воду и разседеся вода, земля пожре воду, а жене Бог помогал, дадеся два крыла и парит в пустыню, и препитана будет время и времени и полвремени, то есть 42 месяца. Ведомо есть, обладати хотят еретицы и толкуют, но противно Христу.

Асирияне от папы римского гонимы были, из своей земли отлучшись 500 лет, а приискивали места два старца.

Церкви святей христианских асирианских до 100. И патриарх антиохийских и 4 митрополит и все особы духовны существуют неизменно и нерушимо сохраняю/т/, а росийских 40 церквей и 4 митрополита, занялись от патриарха асирийского, отлучшись от своих мест от лет Никона патриарха, а проход их был от Зосима и Саватия соловецких кораблями чрез Леденое море. Таким же образом отцы писали из монастыря Зосима и Саватия соловецких чюдотворцев.

А сей памятник писан тем самым, который сам там был; имя мое многогрешный инок Михаил. Аминь.

Тут ещё множество фатер. Снеговые горы: оные горы на 300 верст, от Алама (sic) стоят во всем виде. За горами Дамаская деревня; в той деревне часовня; настоятель схимник инок Иоанн.

В той обители есть ход, 40 дней с роздыхом через Кижискую землю, потом 4 дня ходу в Титанию, там в осеонское (Л.Трефолёв: во Сионское. — к.Ч.) государство.

Живут в губе океане моря; место называемое Беловодье и озеро Лове, а на нем 100 островов, а на горах живут о Христе подражатели Христовой Церкви, православные христиане.

И с тем прошу прямым образом, безо всякой лести; вас уверяем всех православных христиан, желающих последовать стопам Христовым.

А тамо не может быть антихрист и не будет. И во оном месте леса темные, горы высокие, разседлиныкаменны.

А там народ именно, варварств никаких нет и не будет, а ежели бы все китайцы были христиане, то б и ни одна душа не погибла.

Любители Христовы, грядите вышеозначенною стезёю!

От пана гонима из своея земли, отлучилися 500 лет и приискивали им место два старца.

Церквей сирских... сущих христианских российских церквей 44, и христианские у них митрополиты занялись от сирского патриарха. И отлучилися от своих мест от числения Никона патриарха, а приход был от Зосимы и Савватия, св. соловецких чудотворцев, кораблями через Ледовое море. И таким же образом отцы посылаемы приискивали от Изосимы и Савватия.

Сей же памятник писал сам, там был и писал им своё многогрешное иное. Михаил своею рукою и о Христе с братиею писал вам.

Алтайская локализация в списке Щапова (как и во всех других), безусловно, остаётся главной и наиболее «выписанной»; в конце списка прослеживаются и некие несторианские реминисценции. Но список в целом гораздо «мифологичнее» прочих: например, реальная деревня Ая («Ай») на Катуни (близ современного города Горно-Алтайска) становится «деревней Ака», а село Уймон — «Дамаской деревней». К.В.Чистов приводит тут образную параллель: Акка — это библейский Левант; Дамаск понятен без пояснений (Чистов, 1967; с. 260)2. «Китайскую землю» заменила «Кижиская земля»; в связи с этим К.В.Чистов упоминает реку Кижи-Хем (приток Б.Енисея), деревню Кижи в Забайкалье и самоназвание алтайцев «алтай-кижи».

Если «Кижиская земля» — это места обитания людей, называющих себя «кижи», то загадочную «Титанию» можно, вслед за Чистовым, сопоставить с Куканским хребтом в среднем течении Амура. Тогда «выстраивается» знакомый по другим спискам дальневосточный маршрут. Однако вряд ли реально за указанные в списке сорок дней преодолеть столь значительное расстояние (тем более «с роздыхом»). К тому же в списке Щапова есть ещё одна деталь, выводящая повествование за рамки реального географического пространства: описывая «Дамаскую деревню», автор говорит, что «в той обители есть ход», и это вряд ли можно понять иначе, чем указание на ход подземный.

Значит и сорокадневное странствие по этому ходу можно истолковать как мистическое или мистериальное (сравните с сорока днями посмертия, символически подобного посвящению в мистерии). И, следовательно, конечной целью пути вполне закономерно оказывается «осеонское» («Сионское») государство — то есть, просто «священное», в соответствии с довольно распространённой лексикой русских духовных стихов.

Впрочем, сакральная география этой святой земли в списке Щапова достаточно конкретна: залив океана и озеро Лове, на котором сто островов. Если имеется в виду центральноазиатское озеро Лобнор, где в середине XIX века действительно жили старообрядцы (Чистов, 1967; с. 260), то при чём тут океанский залив? И как попасть в Центральную Азию «кораблями чрез Ледовое море» из Соловецкого монастыря? Это уже не мистериальная, а вполне конкретная деталь.

Однако по «Ледовому морю» от Соловецких островов совсем не трудно добраться до Лапландии, до Кольского полуострова, где всего в сотни вёрст от берега Белого моря (входившего в сферу хозяйства Соловецкого монастыря) находится Ловозеро (буквально — «озеро Лове!»), изобилующее островами. Некоторые из них издревле считались священными, хотя и не у русских, а у саамов, до недавнего времени сохранявших, наряду с православием, элементы своей исконной религии.

Если упомянутый в «Путешественнике» океанский залив — это Белое море (действительно залив Ледовитого океана), то островное Беловодье можно было бы убедительно отождествить с Соловецким архипелагом (и некоторыми другими беломорскими островами), где в самом деле жили христианские подвижники (а также находились древние святыни саамов и ещё более ранних насельников Беломорья). Такому отожествлению, тем не менее, мешает то обстоятельство, что именно с Соловков, «через Ледовое море», уплывали в Беловодье гонимые Никоном «подражатели Христовой Церкви».

Беловодье на русском севере

Крестообразная фигура на скале Куйвы. Фото А.Гурвица

Конечно, они могли находить прибежище в Кольской Лапландии, неплохо им знакомой. Получается, что в районе Ловозера во времена Никона возникли какие-то тайные скиты «ревнителей древлего благочестия» (или просто убежище отшельников), известные лишь «бегунам», и информация об этих обителях наложилась на легенды о стране счастья. Ничего невероятного в таком случае нет, тем более, что местом обитания святых подвижников в списке Щапова названы горы (упомянутые в одной фразе с «озером Лове»), а горы, причём довольно высокие для Лапландии, находятся как раз рядом с Ловозером.

Исторические сведения и скитах в Ловозёрских Тундрах («тундра», «тунтури» в Лапландии означает плосковершинную гору) отсутствуют. Правда, до конца XIX века учёные практически не посещали эти места. Нет сведений и о том, что геологические или иные экспедиции последнего столетия находили в этих горах какие-либо археологические объекты (исключая очень плохо сохранившиеся отчёты экспедиции космиста и фантаста Александра Барченко, в 1920-е именно в Ловозёрах искавшего следы древней гиперборейской культуры)3. В этом отношении Ловозёры изучены совершенно недостаточно; кроме того, подвижники благочестия умели обходиться малым. Так, в одной из легенд о Беловодье (алтайские материалы 1830-х гг.) сказано, что беловодские епископы «по святости своей жизни и в морозы ходят босиком» (Чистов, 1967; с. 263). Такого рода жизнедеятельность вряд ли оставит много следов. Хотя сакральные объекты в районе Ловозёрских Тундр есть, но это святыни саамов. Почитается Сейдозеро, окружённое этими горами, и один из его островов, а на самих горах есть сложенные из камней сейды. Надо сказать, что некоторые из этих культовых объектов вполне могли быть восприняты попавшими сюда старообрядца- ми-«бегунами» как древние христианские памятники.

Прежде всего, это так называемый «Куйва» («старик», «дух места» и т.п.) — чёрная, стометровой высоты крестообразная фигура на скале над Сейдозером, видимая за несколько километров. «Начертанная» водами, просачивающимися сквозь трещины в скале (и окрашивающими её), эта фигура выглядит как распятие, осеняющее чашу Сейдозера (фото). А на расположенной неподалёку горе Куамдеспахк, чьи отвесные скалы выходят к озеру Лове, есть чрезвычайно интересный сейд (обнаружен в 1997 году исследователем из Мурманска Л.В.Ершовым). На верхней площадке трёхступенчатой многотонной плиты (с габаритами в несколько метров) — башенка (так называемый «антропоморфный» сейд), некогда развалившаяся и кое-как восстановленная (рисунок): первоначальные её контуры представить крайне трудно. На второй ступени плиты узкими длинными камнями выложен крест, очень старый, глубоко вросший в мох (в горной тундре Заполярья мох растёт чрезвычайно медленно). Сначала крест был, видимо, почти равноконечный, по своим пропорциям действительно похожий на «асирианские», несторианские кресты; впоследствии его «ствол» удлинили и добавили косую перекладину, характерную для русской православной традиции.

Ловозёрская локализация легенды о Беловодье (точнее, одного из источников этой легенды) неплохо согласуется и с некоторыми другими важными моментами этой легенды. Например, это упоминание в «Путешественнике» зимние морозы «необычайные с рассединами (вариант — расселинами) земными» (Чистов, 1962; с. 138). Деталь вполне конкретная и понятная, хотя тут же говорится и об изобилии плодов летом. А вот следующий момент требует более обстоятельного осмысления.

Речь идёт об апокалиптическом образе крылатой Жены, скрывающейся от змия в «пустыне», в «расселинах земных». Этот образ присутствует почти во всех списках «Путешественника»; подчёркивается, что, несмотря на все усилия змия, «невозможно ему постигнути скрывшейся Жены» (там же).

Этот сюжет «Путешественника» построен почти в точном соответствии с «Откровением» Иоанна Богослова (гл.12, описание Жены в венце из двенадцати звёзд, стоящей на луне и облачённой в солнце). Однако наложение апокалиптики Иоанна на лапландские реалии высвечивает в образах «Откровения» неожиданные грани.

Апокалиптическая Жена спасается в «пустыню, где приготовлено было для неё место от Бога» (Откр 12:6); впоследствии ей были даны орлиные крылья, «чтобы она летела в пустыню, в своё место, от лица змия» (Откр 12:14). «Путешественник», по сути дела, связывает это место, уготованное от Бога, с Беловодьем. Не вдаваясь в подробности истолкования образа крылатой Жены в связи с возникающим апокалиптическим аспектом беловодской легенды, отметим, что недавно была выдвинута гипотеза о существовании очень древнего культа Великой Богини именно в районе Ловозёрских гор (по результатам экспедиции В.Н.Дёмина «Гиперборея», 1997—1999 гг.).

Беловодье на русском севере

Сейд на горе над Ловозером (рисунок автора)

В связи с этим сюжетом можно вспомнить также чрезвычайно глубокую поэму Н.Клюева «Песнь о Великой Матери»4. Причастный сокровенной народной духовности, поэт, по сути дела, сформулировал в поэме архаичный миф о смерти и воскресении Богини-Матери, причём спроецировал этот миф именно на Беломорье, на Русский Север. Что же касается упоминаемых в «Путешественнике» святых насельников беловодских гор, то они находят соответствие в «Откровении Иоанна», где сказано, что змий «пошёл, чтобы вступить в брань с прочими от семени её (Жены), сохраняющими заповеди Божии и имеющими свидетельство Иисуса Христа» (Откр 12:17).

Параллели убедительные. Но возникает вопрос: если священное место, от Бога уготованное для Солнечной Жены (и, вероятно, для Божественного Младенца, рождённого ею), находится так близко от русских северных обителей, то зачем авторы «Путешественника» направляли странников на Алтай? Алтайская локализация ведь присутствует и в списке Щапова. А от того же Топозёрского скита, упоминаемого в «Путешественнике», до Кольской Лапландии рукой подать.

Возможно, ответ на этот вопрос — всё в том же списке Щапова, в упоминании о «Дамаской деревне». Если «Путешественник» описывает мистическое странствие или мистериальный путь посвящения, то ведь Дамаск для любого христианина — это прежде всего обращения ко Христу Савла, ставшего апостолом Павлом.

На пути в Дамаск «осиял его свет с неба» (Деян 9:3); в Дамаске он, после трёх дней слепоты и поста, прозрел, «исполнился Святого Духа и крестился (Деян 9:3,8—18). Это похоже на описание совершенно конкретного ритуала посвящения; возможно, считалось, что через нечто подобное должен был пройти и странник, взыскующий Беловодье. Не исключено, что «земная» стадия посвящения связывалась с Алтаем (потому так конкретны описания пути туда, с указанием селений и живых наставников). А мистическое восхождение «во Сионское государство», в Беловодье могло трактоваться как странствие «в духе».

Тогда не нужно искать и реальный «подземный ход» из «Алтайской Шамбалы» в «Шамбалу Северную» (или какую-то иную), что иногда пытаются сделать сейчас. Если же говорить о реальности более высокого порядка, то мифологическое сознание (любого народа), в принципе, конечно, могло спроецировать её на любую почитаемую святыню. Но ведь в нашем-то случае такая «проекция» вполне определённа! Так что лапландская локализация Беловодья, видимо, позволяет приблизиться к пониманию такой тонкой сферы духовной культуры, как священная география — хотя, конечно, при этом нельзя забывать, что принципы этой духовной науки практически утрачены современным человечеством.

Беловодье на русском севере 

 

 

Примечание
Идентификация
  

или

Я войду, используя: