Дельфис

Записи С.Д.Кирлиан 1958 года

8 сентября прибыл в Москву, в 3 часа пришёл в Союзминздрав, сдал материалы Главному инженеру Министерства Кондратову Г.В., который договорился со мной,что я приду к нему 11 сентября.

11 сентября. В 9 часов прибыл к Г.В.Кондратову, который принял с максимальным вниманием; по-видимому, наши документы произвели на него большое впечатление. Кондратов говорил, что он вчера весь день читал наш материал, <...> взял монографию домой и весь вечер посвятил изучению её. Он сказал, что видна проделанная нами огромная работа, но дальше ненужной переписки дело не пошло. Он отметил, что, если и дальше придерживаться этой линии, то сдвига не будет, а ведь работа перспективная! Он считает, что наше изобретение имеет отношение не только к медицине, но и к биологии, к ботанике и т.д., и, что если Министерство возьмёт на себя проведение наших работ, то оно не доведёт их до конца. «Вот и Академия наук как-то "рывками" к этому относится, то приглашает, то отказывает». Я молча (с трудом сдерживая себя), прослушал его до конца. Он сказал, что соберёт Учёный совет, на котором я сделаю доклад. <...> «Ну, вот, это я вам говорю официально, а теперь послушайте, что я вам скажу неофициально». <...> (Меня удивило, почему он это подчеркнул.) «Ваше изобретение должно разрабатываться не в институтском, не в министерском, а — в государственном масштабе. Должны быть мобилизованы все возможности и значительные средства; привлечены специалисты — физики, медики, биологи, ботаники, зоологи, фотографы и, может быть, специалисты из других областей. Всё это покажет будущее. На ваше счастье, у нас есть консультант — Дорогов Р.И., который в Комитете по внедрению новой техники ведает фотографией и кинематографией в медицине. Вот к нему вы сейчас и пойдёте, а я ему позвоню», — сказал он. Тогда я напомнил, что там экспертом работает Уткин. «Что вы, Александр Васильевич — в патентном отделе, вы туда не обращайтесь, они кроме выдачи авторских, никаких полномочий не имеют, не теряйте на них время. Вы должны держаться Моксарёва, <...> они просто напишут решение Правительства и, на кого укажут, — те, как миленькие, беспрекословно подчинятся, также — и Академия наук, это — её дело», — сказал Кондратов. <...> Ещё он сказал, чтобы мы нигде не показывали технику фотографирования и визуального наблюдения. <...>

^{В.Х.Кирлиан в молодости}

12 сентября в назначенный час я был у Р.И.Дорогова, <...> стал излагать причину моего прихода. Я предложил ему ознакомиться с отзывами и методикой, но он, отмахиваясь от всего, начал говорить о том, что Научно-технический комитет этим не будет заниматься — своих дел «по горло». Если Министерство хочет — то пусть оно и разрабатывает, ведь наша работа относится к медицине и т.д. Я стал ему подсовывать отзывы, а он с ужасом от них отбивался и, наконец, крикнул: «Они же старые! Вот если вы принесёте отзывы от биологов, медиков и требования разработки, тогда мы будем обсуждать этот вопрос». Когда я ему предложил позвонить Г.В.Кондратову, он, размахивая руками, стал кричать, что не будет этого делать <...>, что может быть есть и другие, более лучшие, чем наши, способы. Тогда я, сдерживая себя, сказал ему: «Вы, не зная, о чём идёт речь, гоните в шею автора. По-видимому, Кондратов попросил вас об этом и вы сообща решили отбить охоту обращаться к вам». <...>

15 сентября в 9 часов утра пришёл в Комитет по делам изобретений и открытий. <...> Сотрудница попросила, чтобы я зашёл к В.А.Ставинскому <...> который, когда я назвал себя, как-то вздрогнул и сказал, что помнит наши работы, заявки на которые были изложены непонятно. Я показал вызов Союзминздрава и сказал, что приехал сделать доклад. «Доклад вы делайте, а от публикации в печати воздержитесь, так как неизвестно, что ваша работа может дать. Во всяком случае, она представляет большой интерес и, мне кажется, вводит новое в физику», — сказал он. <...> Мы пошли к Попову — заместителю председателя Комитета <...> который встретил меня стоя, пожал руку, усадил. Ставинский сказал, что я — автор работ, <...> которые экспертизой были признаны нелепостью и которые он, сейчас, после ознакомления, считает реальностью, граничащей с фантазией. Попов спросил меня о том, что бы мы хотели. Я просил создать нам условия в Краснодаре и сказал, что мы решили просить Комитет ходатайствовать о присуждении нам персональной пенсии союзного значения. Они мне ответили, что постановка вопроса неправильна, так как опять мы будем кустарно вести работу, но по поводу пенсии сказали, что можно подумать и всё устроить. Было решено, чтобы я заранее сообщил о своём докладе, так как они хотят послушать и доклад и мнения учёных. Они попросили <...> продемонстрировать у них визуальное наблюдение. Это наблюдение и фотографии т.в.ч. (при посредстве токов высокой частоты. — Ред.) произвели на них огромное впечатление. Беседа продолжалась 3 часа 45 минут.

16 сентября в 9 утра был у Кондратова. Он сказал, <...> что решил всё же связаться с Дороговым, так как это самый верный путь к решению Правительства об организации лаборатории. Мне эта волынка не понравилась, и я решил действовать по своему почину без их ведома, а они, если не кривят душой, то пусть идут своими путями.

17 сентября утром был у Тимофеевского — очень приветливого полковника медицинской службы. <...> Он спросил о специальности моей и твоей (В.Х.Кирлиан. — Ред.). <...> Я ему сказал, что окончил три отделения училища, дававшие право держать экзамен в I класс гимназии, но над собой работал и работаю. Он сказал: «Значит, самообразование, самородки, Ломоносовы...»

^{Супруги Кирлиан}

26 сентября в Академии наук (вероятно, в Президиуме АН СССР. — Ред.) секретарь Сисакяна передала мне письмо к Е.М.Франку (акад. АН СССР, дир. Ин-та биофизики АН СССР. — Ред.). С этим письмом я прибыл в Институт биофизики, где узнал, что Г.М.Франк находится в отпуске и что у них нет специалистов по токам высокой частоты. Учёный секретарь Каневец сказала, что Г.М.Франк может заинтересоваться, но отзыв не даст, так как и он не является специалистом в этой области. «Нам нужен человек, который должен знать больше вас в этой методике и мог бы дать своё заключение», — сказала она. «Каким образом он может быть специалистом в этой области и знать больше нас, если он не имеет представления о фотографировании при посредстве токов высокой частоты, а мы работаем свыше 10 лет на этом поприще», — ответил я. <...>

Поехал в Комитет по делам изобретений и открытий к Левину. Войдя в его комнату, на столе увидел папку с названием: «Заявка Кирлиан С.Д. и В.Х.» «Это ваша сестра?» — «Нет, жена», — ответил я. Он начал говорить о том, что наша заявка неправильно оформлена, что необходимы обоснования, потому что с нашей работой они «должны выйти на мировую арену» и сделать это надо, не опозорившись. «Я считаю, что ваша работа очень интересная, нужная, полезная, но не законченная». Я стал ему говорить, что у нас имеются факты и мы считали достаточным сообщить о них. «Если к этим фактам мы должны приложить количественный и качественный анализ, то сделать это в домашних условиях не сможем», — говорил я. «Однако на научное открытие работа представляется в законченном виде», — отвечал Левин. «Ну, этого вы не говорите, нет ни в какой области законченной работы, иначе наступил бы застой. Возьмите, к примеру, авиацию или какую-либо другую область...» В таком роде мы очень мирно беседовали. Я привёл пример: «Рентген опубликовал своё открытие, которое за 18 дней облетело весь мир, а разве он указал, как наблюдать язву желудка? Нет, за него это сделали другие, и даже сейчас, когда прошло 60 лет, рентгенологи продолжают его работу. Наши работы в плане исследования значительно серьёзнее открытия Рентгена, и, если ему не удалось дожить до завершения, то нам для этого и подавно нужны два поколения». Я зорко наблюдал за его лицом и добавил: «Выходит так, что Рентгену тоже не посчастливилось бы у нас с заявкой на открытие. Мы требуем от авторов слишком многого».

Как нам быть? Выбрасывать материал? Кому его сдавать?

Записи В.Х.Кирлиан 1961 года

14 июля. Получили ответ от О.П.Лимарь из Нальчика, в котором она ставит нас в известность, что поскольку наше письмо её действительно огорчило, то она написала в «Литературную газету» на имя тов. Косолапова — и.о. (главного? — Ред.) редактора о препятствиях изобретению, в доказательство прикладывая к нему наше письмо и спрашивая, почему статья Белова осталась без последствий. (Белов — псевдоним И.М.Бланка — корреспондента «Литературной газеты», в которой 29 октября 1960 г. была опубликована его статья об открытии супругов Кирлиан под названием «Факелы, озаряющие неведомое». — Ред.) Дальше — больше. Ольга Платоновна запросила секретарей Н.С.Хрущёва, получено ли им их коллективное письмо, в котором обращались лично к Никите Сергеевичу с просьбой взять под своё наблюдение судьбу нашего изобретения.

^{Супруги Кирлиан}

16 июля. Накануне вечером нас навестил Исаак Моисеевич Бланк. Договорились о деловом свидании на сегодня. <...> Мы узнали от него, что благодаря коллективному обращению из Нальчика, тов. А.И.Микояном была сделана резолюция на письме: «Председателю Комитета по изобретениям: разобраться». Председатель Комитета Гармашёв, в свою очередь, сделал резолюцию: «срочно внедрить». По словам И.М.Бланка, в ответ Комитету по изобретениям академик В.А.Энгельгардт — директор Института молекулярной биологии — дал согласие, но на деле Институт не хочет брать па себя разработку нашего изобретения, поскольку занят серьёзной проблемой в области межпланетной биологии и т.д. На этом основании в течение пяти месяцев Институт морочит всем голову, а их представитель так и не приехал для знакомства с нашими достижениями.

По словам И.М.Бланка, Тумерман — зав[едующий] лабораторией по исследованию излучений биологических объектов — должен всё же прибыть к нам как специалист, но уже не от Института, а от Комитета по изобретениям. Из дальнейших разговоров нам стало ясно, что Тумерман явится к нам скорее с целью доказать, что открытие наше не такое уж открытие, и будет (к чему мы должны подготовить себя во всеоружии) доказывать, что это не «новость», потому что тогда (если это — изобретение. — Ред.) будут вменять в обязанность Институту разрабатывать наше изобретение, а у них совсем другие планы и перспективы. Зато у нас при таких обстоятельствах не остаётся ни планов, ни радужных перспектив. Всё же хорошо, что нас поставили в курс дел.

В этот же день Исаак Моисеевич уехал в Москву, пообещав «драться» в печати за интересы изобретения.

Посмотрим! Ведь мы — привычные ждать! 12 лет так ожидаем.

(Продолжение следует)