Дельфис

Летом этого года исполняется 140 лет со дня рождения и 100 лет со дня смерти Исаака Ильича Левитана. Великий художник, создавший за неполные сорок лет целое направление в русской живописи, вошёл в историю отечественного искусства как поэт природы родной земли. И естественно, нам — соотечественникам Левитана, живущим уже в XX столетии, хотелось бы понять: в чём непреходящая ценность его искусства? Что особенно дорого сейчас нам, глядящим на левитановские полотна сквозь призму того душевного и духовного опыта, какой приобрёл человек, прошедший через потрясения XX века? Человек, живущий на земле, запёчатлённой в полотнах Левитана, той самой земле, что пережила за эти сто лет две мировые войны и четыре революции.

Думая обо всём этом, я постоянно вспоминаю одну левитановскую картину, не самую известную, какую недавно увидела в Русском музее Петербурга. Название её — «Опушка леса» я вынесла в заголовок своего очерка.

...Густо затенённая стена леса ограждает россыпь цветов среди высоких некошенных трав. В буйстве цветения — торжество зрелого среднерусского лета. Торжество нежное, целомудренное, но такое радостное в своей полноте, такое зазывно- манящее. Почему же растёт во мне тревога? Что может вызвать её в приветливой этой опушке?

Она так напомнила мне ту — опушку 1941-го. Мама разбудила меня под уханье зениток. Мы к ним уже привыкли. Они стояли на открытых платформах нашего эшелона, вывозившего из Ленинграда детей в самом начале войны, и постоянно отстреливались от фашистских бомбардировщиков. Вагон уже был пуст. Мама вывела всех детей, и мы выходили последними.

Поезд стоял на опушке, заросшей ромашками, заросшей так густо, что я сразу даже не увидела лежащих в траве ребят. Помню, как обрадовалась я, городской ребёнок, этим ромашкам и как мне было совершенно не страшно, удивляло только испуганное лицо мамы. Страшно стало тогда, когда мама толкнула меня в траву, упав рядом, и я увидела совсем низко над нами, почти у верхушек елей, огромный самолёт с чёрными крестами на крыльях, закрывших небо. Я вдруг поняла, что он хочет нас убить, убить среди этих ромашек!

Да, Левитан писал другое место и в другое время. И лесная опушка 1941 года — факт моей биографии. Но Великая Отечественная война — это уже факт биографии моего народа, что защищал не только свою свободу, жизнь и её источник — землю. Он защищал и красоту этой земли. Ту, что дана земле природой, и ту, что создана на ней человеком. Таким человеком был и Левитан, художник, чьи глаза, увидевшие красоту Родины, давно стали и нашими глазами.

Если вы помните, хотя бы по репродукциям, такие левитановские полотна, как «Вечерний звон» или «Тихая обитель», то мне кажется, обязательно увидите их в своём воображении, читая или слушая стихи замечательного поэта Николая Заболоцкого «Вечер на Оке»

В очарованьи русского пейзажа

Есть подлинная радость, но она

Открыта не для каждого, и даже

Не каждому художнику видна.

С утра обременённая работой,

Трудом лесов, заботами полей,

Природа смотрит как бы с неохотой

На нас, неочарованных людей.

Но лишь когда за тёмной чащей леса

Вечерний луч таинственно блеснёт,

Обыденности плотная завеса

С её красот мгновенно упадёт.

Вздохнут леса, опущенные в воду,

И как бы сквозь прозрачное стекло,

Вся грудь реки приникнет к небосводу

И загорится влажно и светло.

Тот «таинственный луч», исходящий и из сердца большого художника, и одухотворяющий запечатлённый им мир, поднимает нас до постижения красоты не только в его полотнах, но и вокруг, делая родную землю ещё милее и дороже.

Но, чтобы одухотворять свои творения, художник прежде сам должен нечто постичь. Так, впервые увидев Волгу, 27-летний Левитан пережил психологическое потрясение, вызванное мощью великой реки. Вот что, немного спустя, написал он А.П.Чехову, дружба с которым прошла через всю жизнь художника: «Я никогда ещё не любил так природу, не был так чуток к ней, никогда ещё так сильно не чувствовал это Божественное нечто, разлитое во всём, но что всякий видит, что даже назвать нельзя, так как оно не поддаётся разуму, анализу, а постигается любовью».

«Любовь к природе — это главный двигатель художника-пейзажиста, и у Левитана она достигает очень высокой степени, — так считал Борис Алексеевич Смирнов-Русецкий. — До Левитана никто с такой глубиной и выразительностью не умел понять и отобразить русскую природу. Самое поразительное, что Левитан остаётся свежим, непосредственным, живым и в наше время. Очень много пейзажистов, повторяющих темы Левитана, но у них уже нет той свежести, той силы, того непосредственного воздействия, какие всегда испытываешь, встречаясь с Левитаном».

Сила и непосредственное воздействие искусства, отчего они зависят? Левитан говорил своим ученикам: «Картина — это что такое? Это — кусок природы, профильтрованный через темперамент художника. Самый простой бесхитростный мотив может вырасти до поэтического произведения, если художник полюбит его и сердечно о нём расскажет».

В слове «сердечность» — ключ к пониманию Левитана — художника, Левитана — человека. Доброту, отзывчивость его на чужую боль и нужду испытали на себе многие. Особенно ученики пейзажного класса Московского Училища живописи, ваяния и зодчества, выпускником, а в конце жизни и преподавателем которого был и сам Левитан. Разве мог Исаак Ильич не помогать молодым художникам, видя, что один из них пишет малярными красками, а у другого разваливаются сапоги?

Левитан помнил годы голодной и бездомной своей юности, когда переночевать в классе на пыльных учебных холстах было для него счастьем. И если из тех лет он вынес отзывчивое, но больное сердце, что и остановилось в зените его творчества (ему ещё не исполнилось и сорока лет), то не они ли, эти испытания, отточили в нём остроту восприимчивости к чужой боли, радости, красоте?

Конечно, не всякий хороший, сердечный человек может быть художником — для этого необходим талант. Но я уверена: человек с мелким сердцем никогда не станет крупным художником. Ему некуда будет вместить свой дар, нечего сказать людям, потому что только через своё сердце проникает художник в наши сердца.

Если мы всмотримся в себя и попытаемся вспомнить лучшие моменты нашей жизни (нет, — не состояния довольства и благополучия, а именно мгновения высшего счастья и радости), то обнаружим, что есть в них всегда пронзительно-щемящая нота. Щемящая, потому что в момент высшей радости, мы уже знаем, как она недолговечна. Острота восприятия большого художника, передающего нам восторг соприкосновения с красотой, и мука невозможности выразить её до конца — сродни этим мгновениям счастья. Вот почему при встрече с Левитаном и звучит в нас пронзительно-щемящая нота.

Мы словно растворяемся в слепящей радости весеннего утра, в солнце, сквозящем через едва развернувшуюся листву его «Первой зелени». Нас завораживают прозрачность теней, затонувших в лунном свете деревьев, облитые голубым сиянием уснувшие избы. А как захватывают дух эти волжские просторы Золотого плёса! Как влекут за собой уходящие в даль поля!

Такая радость и полнота слияния с природой, со всем, что живёт в ней и дышит, для Левитана была возможна только на родной земле. «Нет лучше земли, чем Россия. Только в России может быть настоящий пейзажист», — пишет он из Ниццы, где вынужден лечиться. Переехав на время в Италию по настоянию врачей, он жалуется оттуда Чехову: «Зачем ссылают сюда людей русских, любящих так сильно свою Родину, свою природу, как я, например. Неужели воздух юга может в самом деле восстановить организм, тело, которое так неразрывно связано с нашим духом, с нашей сущностью. А наша сущность, наш дух может быть покоен только у себя, на своей земле».

Человек на полотнах Левитана почти не изображается, но присутствует всегда. Присутствует как своего рода камертон, дающий картине определённую тональность. Сопереживая природе, человек пытается найти в ней успокоение, отзвук на свои чувства. Почему так дороги нам воспоминания детства, связанные с речкой, оврагом, даже заросшим углом двора? Потому, наверное, что, узнавая этот мир, мы, дети, неосознанно чувствуем генетическую с ним связь, единство, которое ослабевает по мере нашего взросления. Почему полотна Левитана с такой остротой вызывают в нас именно картины детства? Да потому, что художник, пусть на мгновение, возвращает нас к этому единству, гармонии с природой, что мы испытали тогда.

Человек и природа. Их гармония и противостояние. Тема эта у зрелого Левитана вырастает до самого широкого философского обобщения в картине «Над вечным покоем».

Под огромным нахмуренным небом, среди неоглядной шири реки — светлой и холодной, разделяя её пополам, поднимается крутой зелёный остров. С высоты птичьего полёта видно, как мала вставшая над обрывом деревянная северная церквушка, как клонит ветер окружившие её деревья, как покосились неподалёку кресты могил.

Но пробивается из-за туч солнце, но бежит по косогору весёлая тропинка, но теплится в церквушке живой огонёк... Нет, это не элегическая песнь о бренности нашего бытия. Работая над картиной в мастерской, Левитан просил играть для него на рояле Героическую симфонию Л.Бетховена. Это попытка соизмерить человека с природой. Да, мал человек перед необъятностью этих просторов. Но, посмотрите, как он отважен! Как смело встала на семи ветрах эта утлая человеческая обитель! Как органично вписалась в суровую красоту! Да, мал и велик человек. Бессмертна и беспредельна природа, что его породила и дала ему красоту.

Именно в картине «Над вечным покоем», — по мнению художника Б.А. Смирнова-Русецкого, — Левитан достигает космической силы выражения и внутреннего величия.

И может быть нам, людям космической эры, эта картина говорит теперь больше, чем современникам Левитана. Видение художника часто опережает своё время. Недаром А.М.Горький называл великих художников «чувствилищем своей эпохи».

 

И.И Левитан. Луг на опушке леса. 1898

Разве не соизмеряем мы теперь с реальной космической высоты тех же спутников — нашу землю и вселенную, человека и природу? Разве не думаем о том, что не противостоять природе должны мы, а постигая её законы, искать с ней согласия, гармонического единства? Как важно помнить об этом сейчас, когда человек получил в руки такие разрушительные силы. И может быть, мы — соотечественники Левитана — чувствуем это особенно остро. Мы, победившие гитлеровский фашизм, который посягнул на право людей нашей страны и всего мира — быть человеком на своей земле. Любить её, обживать, радоваться её красоте. Помня об этом, мы хотим быть уверены, особенно сейчас, что никогда больше левитановская лесная опушка не станет снова опушкой страха и смерти.