Дельфис

5. Третье посвящение

Фалес Аргивянин присутствующим о премудрости Вечно Юной Девы-Матери — радоваться!

Теперь расскажу я вам о своем третьем посвящении.

Шесть тысяч лет тому назад все тайные святилища планеты Земля получили уведомление, что посвященные второй степени, имеющие принять третье посвящение, должны собраться в тайной зале Белого Братства в количестве двенадцати для подготовки к принятию Великого Посвящения. Меня призвал великий Гераклит. Он положил на меня свои руки и, заглядывая в мои глаза своими огненными очами, сказал мне:

— Аргивянин, великий сын мой! Хочешь ли ты удостоиться Великого Посвящения?

— Да, — ответил я.

— Аргивянин, — продолжил Гераклит, и смутные черты заботы избороздили его лоб, — Аргивянин, готов ли ты? Помни, что испытание на Великое Посвящение грозит ужасающими последствиями для того, кто не выдержит его. Тот, кто не выдержит искуса, тот лишится всего и возвратится в качестве бедной, первоначальной монады в человеческое стадо и начнет все сначала. Таково его наказание за гордость, не соответствующую знанию. Поэтому я спрашиваю тебя, любимый сын мой, готов ли ты? Я не хотел бы тебя потерять, любимый сын мой, гордость Эллады!

— Не бойся, я готов, — ответил я.

Опустил руки Гераклит:

— Видишь, Аргивянин, Посвящение, принятое мной более сотен тысяч лет тому назад, оставило во мне много человеческого. Я полюбил тебя. Но нам не дано знать твоего будущего.

— Отец мой, я не боюсь ничего. Отпусти меня, и как я не посрамил тебя в подземном Храме Богини Изиды, так не посрамлю и теперь.

^{Юноша в золотом венке (из фаюмских портретов)}

И я получил благословение Гераклита и отправился в Гималаи. В подземном зале Гималайских чертогов я был встречен тремя: Царем и Отцом планеты Эмельседеком, завернутым в белый плащ, Арраимом и вечным красавцем Гермесом. Нас было двенадцать, и мы услышали речь Эмельседека:

— Дети мои! Вы посылаетесь на испытание в иной мир. И там вам будут даны великие задачи. Но вы будете предоставлены только своей мудрости, ибо небеса будут для вас закрыты. Весь мир будет глух к вам, и только" со своей мудростью вы будете иметь дело. Я говорю мало, дети мои, но вы меня понимаете. Готовы ли вы? Кто чувствует, что не готов, пусть останется, ибо гибель неизбежна для не выдержавшего испытание, и мое отцовское сердце обольется слезами!

Мы все молчали. Никто не признал себя неготовым.

Нас провели в храм, где было двенадцать лож из камня. Нам дали ароматический напиток, и мы уснули сном магов, лежа на этих мраморных ложах. Когда мы проснулись, мы увидели себя почти в таком же храме, но странная картина представилась нам: невиданные окна, украшенные цветами и странной живописью. Алтарь, непохожий на наш алтарь, тоже с какой-то странной живописью и с какими-то странными письменами... Мы встали и подошли к окнам. Нашими глазам предстало дивное зрелище: какие-то бесконечные дали, леса неведомой окраски, воды, отливающие серебром и принимающие цвет золота у берегов... Нас окружили какие-то новые ароматы, слышались какие-то таинственные звоны — то были звоны цветов, растущих у храма. И вот раскрылись двери, и перед нами оказался старик, на теле которого была одна только повязка у бедер. И он сказал нам:

— Царь и Отец планеты просит вас к себе...

Мы пошли дивным садом, где были невиданные нами до сих пор цветы, поющие и звенящие, там звучали фонтаны, их вода издавала дивную музыку. И вот мы пришли в еще более дивный зал, сооруженный из мрамора и нефрита, принявший нас в свои объятия. Посреди зала — трон, а на троне — могучий мужчина гигантского роста с черной гривой волос, ниспадавших на плечи, с огненными глазами, властный взор которых как будто оледенил наши мудрые души. Он встал с трона, поклонился нам и сказал:

— Дети далекой Земли! Я просил ваших руководителей прислать вас ко мне. Я — Царь и Отец планеты, во много раз большей, чем маленькая Земля. Далеко в Космосе разнеслась весть о вашей мудрости, и я призвал вас помочь мне устроить мою планету. Вы будете Учителями, вы будете Жрецами и Руководителями моего народа. Народ мой един, но он дик, и вы должны будете вести его по пути эволюции вашей маленькой Земли!

И мы склонились перед Царем и Отцом...

Я буду рассказывать только главные черты. И работа началась. Дивный разум был у Царя и Отца планеты. Он все знал, он, казалось, проникал в жизнь каждой былинки, и мы, мудрые, принялись за работу. Мы стали царями, мы стали Великими Учителями, мы стали Первосвященниками... Народ оказался очень восприимчивым, но он был очень молчалив. Все начали вести работу, кроме одного из нас. Он отказался нести миссию царя, нести миссию Великого Учителя, отказался нести миссию Первосвященника. И этот отказавшийся был я, Фалес Аргивянин. Я спокойно смотрел в гневные очи Царя и Отца планеты и сказал ему:

— Царь и Отец! Для того, чтобы быть наставником твоего народа, надо сначала изучить его, и пока я не изучу его, я не приму никакой миссии.

Нахмурился Царь и Отец.

— Сколько же тебе нужно времени, Аргивянин? — спросил он.

— Наш земной год — ответил я.

— Как же ты будешь изучать его? — спросил он, пытливо вглядываясь в меня.

— Я буду ходить среди твоего народа, буду смотреть, буду расспрашивать и буду думать.

^{Джорджоне. Три философа}

— Но ты же человек, у тебя есть человеческие потребности, как же ты будешь существовать?

— Царь и Отец, — ответил я, — ты знаешь, что я, как Посвященный второй степени, могу существовать без пищи целые годы. Но и помимо того, разве в маленьких хижинах я не найду для странника куска хлеба? Разве в твоем народе я не найду простого благородного отношения к страннику?

— Да, конечно, — ответил Царь и Отец, — но ты удивляешь меня своей просьбой и отказом своим. Через год я жду здесь, иначе я могу подумать, что ты только теперь вздумал отказаться от возложенных на тебя забот, а отказаться ты должен был на Земле.

— Царь и Отец, — сказал я, — мы думали, что ты мудр только на своей планете, а теперь я вижу, что ты силён и в земной мудрости, ибо ты знаешь все, что делалось в земных храмах посвященных Гималаев.

И я ушел, чувствуя его стальной взор на моем затылке.

Я проходил земли, где мои братья прилагали все старание, чтобы забросить семена мудрости в чудные девственные сердца. Чудная природа, освещенная двумя солнцами и тремя лунами, была поистине сказочна. Работа захватила моих товарищей. Они понимали завет, что надо сливаться с ближними, они вошли в жизнь планеты, они стали супругами на этой сказочной планете. А женщины здесь были непередаваемо прекрасны, и на всей этой планете, казалось, отразилось само небесное блаженство. Это была сильная радость, и если и была одна темная точка на этой планете, то это был я. В темном плаще, с посохом шел я по прекрасным проселочным дорогам, проложенным моими товарищами. Часто они просили меня приходить к ним, приглашали меня переночевать в их роскошных убежищах и считали меня погибшим. И вот к концу года я подходил ко дворцу Царя и Отца планеты. Пыльный и неумытый, со всклокоченными волосами, я взошел по блестящим ступеням дворца. Царь и Отец сидел на своем троне, окруженный блестящей свитой, среди которой были и кое-кто из моих товарищей в своих блестящих одеяниях. Я стал перед Царем и Отцом.

— Ну что, Фалес Аргивянин, готов ли ты теперь работать?

Как будто с огромного купола на мраморный пол упала капля в тишине — так прозвучал мой ответ: «Нет!»

Гневно вскочил Царь и Отец.

— Аргивянин! Ты подписываешь свою гибель! Разве ты забыл, что вызвало тебя? Подумай!!!

— Я думал целый год — ответил я, и случилось невообразимое: усталый, грязный путник Земли отошел в сторону, придвинул своей грязной рукой золоченый стул к трону Царя и Отца и сказал ему:

— А теперь мы поговорим.

Гневен был Царь и Отец. Он как будто задыхался.

— Презренный червь, как ты смеешь? — сказал он.

Я тихо покачал головой.

— Оставь, оставь и позволь мне задать тебе несколько вопросов. Ты именуешь себя Царем и Отцом. Скажи мне, где строители этой планеты? Скажи мне, кто стоял у колыбели твоего народа? И если кто-нибудь стоял у колыбели твоего народа, то он был послан Единым Неизреченным, да будет благословенно имя Его! А если он был послан, то этот кто-то должен же был исполнить заветы Единого? Где мудрость твоей планеты? Твоя планета велика, велик и народ, и сказочна атмосфера твоей планеты. Если столь дивно одарен мир твой, то к чему было тебе призывать мудрецов с Земли и мудрецов не первых, а посредственных? Ты нам сказал при первом приеме: «Земля, прославившаяся в Космосе своей мудростью...» Я этому не поверил, Царь и Отец! Ибо что такое Земля? Разве мы, мудрые, не знаем этого? И я был безмерно удивлен, когда мои товарищи забыли это и ревностно принялись за исполнение возложенных обязанностей, не понимая того, что в этом была западн. Где было благословение на воспитание планеты? Разве они забыли, что благословение на воспитание дается Единым? Откуда у них явилась та гордость, которая заставила их принять твое предложение? Как я могу быть наставником детей, родителей которых я не знаю? Только гордость могла затуманить их разум, но я — Фалес Аргивянин — я не поддался на это. Ты, Царь и Отец, ты сам говорил, что твой народ хорош, что он добр, что он благороден, что он мудр. Мы застали чистоту нравов, мы застали мудрость, так зачем нужна здесь мудрость Земли? Скажи мне это.

Но Царь и Отец, понявший мой вопрос, молчал, ибо знал, что наши разговоры будут опасны.

— Скажи, Царь и Отец, — продолжал я, — а где на твоей планете следы благословения Единого? Почему здесь нет мудрых? Почему нет семян Божьих? Почему нет посева? Ибо жнец придет на твою планету, если только она на самом деле существует в Космосе...

Я протянул руки и со всей силой, данной мне великой мудростью, возгласил:

— Отец Единый, Неизреченный! Пошли мне Единый Луч Твой, дабы победить соблазны, окружившие меня! Разрушь все, представившееся очам моим как следствие человеческой гордости жалких червяков... Единый, Неизреченный! Услышь меня! Ибо вот я один, оставленный с мудростью моей, понял, что только Ты можешь спасти меня!.

И свершив мое моление, я взглянул на Царя и Отца, и тихая радость засияла в сердце моем. Поблекли краски зала, поблекли одежды Царя и поблекла его царственная гордость. Он как-то сморщился, сжался, и только глаза жалко смотрели на меня. Я понял все и сказал великую формулу Посвящения. Раздался стон, раздался грохот, как будто рушились миры, и я полетел в бездну, но сознание не потерял. Я чувствовал, как чьи-то дивные, теплые руки обняли меня; я увидел ласковое лицо Матери моей Изиды, и услышал голос Её:

— Аргивянин, любимый сын Мой, победивший мудростью человеческую гордость, Аргивянин, дивный сын Мой! Огонь Великого Посвящения Я сама зажгу на челе твоем.

И я, убаюканный голосом богини, заснул, а когда проснулся, увидел себя на прекрасном лугу божественной Эллады!

И запело все кругом: запел лес, запели воды, запели фавны: «Привет тебе, Фалес Аргивянин, привет, привет »

Так меня встретила моя родина. И куда бы я ни пошел, все знали меня. Цветы ласково касались своими головками, птицы доверчиво садились на мои плечи, и как-то дивно ласковы были люди. Но я спешил к своему Учителю. Он ласково встретил меня, принял в свои объятия, и только в глазах его я заметил грусть:

— Аргивянин, — сказал он мне, — из двенадцати явился ты один!

Мы пошли к Царю и Отцу планеты, и через несколько дней пути через пустыни мы очутились у оазиса Царя и Отца. Царь и Отец принял меня и освятил знак, зажженный на челе моем, своей рукой священной.

— Аргивянин, — сказал он мне, — ты являешь собой единственный пример. Змей гордости побеждается только сердцем, а ты победил его разумом, победил первый! Но это послужит тебе уроком, и ты не окажешься в недрах человечества, ибо ты пошел путем, не свойственным ему.

Все эти великие слова сбылись в душе моей, Фалеса Аргивянина. Я искал и не находил возможности ступить на какую бы то ни было арену деятельности человечества. У меня всегда была какая-то холодность по отношению к человечеству. Поэтому только в тайных святилищах вы встретите имя Фалеса Аргивянина, записанное в анналах яркими буквами. И на всей планете Земля есть только три - четыре места, где я бывал ещё со времён Христа Спасителя Только их я посещаю, остальное мне все чуждо.

В разуме моего друга Эмпедокла я читаю вопрос- «А кто был Царь и Отец неведомой планеты?» — А его совсем не было. Это был пластический сон магов. Великое испытание, наложенное тремя. И знаешь, сколько времени длился сон? — Не более трех минут, ибо подобные сны совершаются в пространстве, где нет времени. Они совершаются в пространстве не физическом, а психическом.

(Продолжение следует)