Дельфис

Заветы А.А.Любищева¹

XX век стал торжеством платонизма. Физика вплотную подвела нас к барьеру, разделяющему мир идей и мир вещей – этой границей оказалась скорость света. За нею простирается мир тахионов² . Как утверждает А.Ф.Лосев, сверхсветовые частицы суть Платоновы идеи. То, что мистагоги³  называют воплощением, а биологи – осуществлением, может трактоваться как переход идеи в досветовую область и её материализация. Не только физика подошла к рубежу, разделяющему бытие на два уровня. Это сделала и биология, и её лидером стал Александр Александрович Любищев.

Каждая наука знает в своём развитии описательный и объяснительный периоды. Достижения описательной генетики огромны. Мы знаем, как устроен генетический код – язык природы. Вот её письмена – её скрижали. Мы увлечённо читаем их, не задумываясь о главном: как в генные знаки закладываются смыслы? Глубинный семантический пласт наследственности остаётся скрытым от нас. Действуя в полном одиночестве, А.А.Любищев пытался поднять его ещё в 1920-е годы. Его книга «О природе наследственных факторов» (Пермь, 1925) неминуемо обретёт актуальность. В ней основы, корни наследственности А.А.Любищев выводит за грань материального мира. Являясь вещественным субстратом наследственности, хромосомы (гены, иды) не покрывают проблему полностью, их роль скорее промежуточная, посредствующая. Это средостение между материальным и идеальным. Гены в понимании А.А.Любищева – Платоновы идеи.

Материальный ген относится к своему идеальному прототипу, как начертание – к смыслу; или как мозг – к памяти. В этих построениях важна сама попытка подвести биологию к экстремальному пределу, перейти который – значит приблизиться к пониманию трансцендентных истоков жизни.

Соединим представления А.Ф.Лосева и А.А.Любищева. Тахион Лосева – и ген Любищева: это разные обозначения Платоновой идеи. Мы вправе синонимизировать их. На тахионном уровне причинность замещается телеологией (Греч. – целесообразность. – Ред.). Это значит, что ген А.А.Любищева телеологичен: информация в осуществляющийся организм поступает из будущего. Телеология здесь получает физико-математическое обоснование. Вспомним, что теория биологических полей А.Г.Гурвича ведёт к схожим результатам – не зря А.А.Любищев постоянно опирается на неё. Идея – ген – биополе: для А.А.Любищева это равнозначные понятия.

Дуализм вещества и поля принят физикой. А.Г.Гурвич распространил его на биологию. Он был убеждён, что биологические поля не редуцируются к физическим – они имеют совершенно особую природу. Это очень тонко прочувствовал А.А.Любищев, уверенно писавший о том, что поля Гурвича не локализуются в пространстве. То, что внепространственно, то внефизично: дискретно здесь мы переходим в метафизическую область, открытую Платоном. Вот вывод А.А.Любищева: «Мы должны признать ген как нематериальную субстанцию, подобную эмбриональному полю Гурвича, но потенциальную». Аристотелеву потенцию А.А.Любищев сближает с Платоновой идеей. Если всё же пытаться объяснить открытия А.Г.Гурвича физически, то нужна физика сверхсветовых скоростей: биологическое поле – тахионное поле.

Идея проецирует себя на вещественный план. Как это видит прозорливый А.А.Любищев? Он отмечает, что проекция носит целостный характер – она не подчиняется субстрату: его рельефу, расчленениям и т.п. Учёный скажет так: субстанциональная форма независима от физического наполнения – она первенствует. Субстрат – переменная, форма – константа. Отсюда тезис, который является заданием биологии XXI века: «Введением понятия “субстанциональная форма” мы получаем право рассматривать гетерогенный⁴  организм как нечто в известном смысле слова гомогенное⁵» .

Такая парадоксальная гомогенность обнаруживается в cmиле организмов. Статья А.А.Любищева «Творческая эволюция Бергсона и её значение для биологии» (1921, архив) содержит интересное определение стиля: «очень сходное строение негомологических органов». Приводятся яркие примеры стилистического сходства: антенны и антеннулы у крабообразных; церки⁶  и непарные хвостовые придатки у подёнок⁷; парные и непарные плавники рыб; рисунок бражников⁸, охватывающий брюшко и задние крылья. Другое определение стиля – философское по своему характеру – мы находим в статье «Механизм и витализм как рабочие гипотезы» (1917, архив): стиль – это «идея, проникающая данный организм совершенно вне зависимости от целесообразности». Мы можем сказать, что «объективная органическая эстетика», к созданию которой стремился А.А.Любищев, снова приводит нас к Платону.

В письме А.Г.Гурвичу от 22.10.1922 А.А.Любищев пишет: «Менделистические гены вполне отвечают вашему пониманию, то есть что оно представляет ряд налегающих и интерферирующих полей, неразложимых на элементы, что совокупность их может быть уподоблена не мозаике, а концерту». В книге «О природе наследственных факторов» находим такую редакцию этой мысли: «Гены в генотипе образуют не мозаику, а гармоническое единство, подобное хору». Концерт, хор – эти музыкальные аналогии указывают на стилевую целостность, задаваемую биополем, оно наводится из внепространственной реальности.

А.А.Любищев пишет: «Ген следует считать эквипотенциальным иду», то есть совокупности элементов, развёртывающихся в целый организм. Это больше, чем плейотропия⁹ Т.Моргана – скорее ген здесь похож на гомеомерию¹⁰  Анаксагора. Так в неявной форме А.А.Любищев ставит вопрос об информационной ёмкости биологических полей. Это область догадок. Мы можем только предполагать, что гены подобны ещё и монадам Лейбница: отражают в себе некое целое, присутствующее в осуществлённом организме лишь фрагментарно. Сейчас мы перешли в область натурфилософских интуиций. Подтверждение правильности идей А.А.Любищева – дело науки будущего.

Платоническая биология А.Г.Гурвича

Это понятие А.А.Любищев вводит в своём письме к А.Г.Гурвичу от 20.11.1945. В глазах А.А.Любищева его адресат является выдающимся представителем этой биологии. Для подобной квалификации имеются все основания. Книга А.Г.Гурвича «Гистологические основы биологии» (Йена, 1930) заканчивается призывом «придавать значение положению Платона о примате геометрического описания» (перевод с нем. А.А.Любищева). Попытаемся подробнее проследить связь А.Г.Гурвича с платонизмом.

^{А.Г. Гурвич (1874–1954)}

Линию Платона мы связываем с холистическим подходом – она устремлена к синтезу; линия Демокрита у нас ассоциируется с механистической парадигмой – она тяготеет к анализу. В трудах А.Г.Гурвича мы обнаруживаем контрапункт этих двух линий.Но, думается, его наиболее выдающиеся достижения опираются на традицию Платона, для которой характерно интегрально-целостное понимание природы вещей. В книге «Принципы аналитической биологии и теория клеточных полей» (М., 1991) А.Г.Гурвич пишет об инстинкте расчленения, присущем науке, и призывает к рациональному ресинтезу разъятого, расщеплённого. Из этой установки на восстановление целого и родилась теория биологического поля.

Проследим за тем, как формируется соцветие ромашки Matricaria chamomilla. В этот процесс включено множество элементов. Можно ли их согласованность объяснить чисто механически? Сводимы ли имеющиеся здесь корреляции к однозначной причинности? Отрицательные ответы на эти вопросы А.Г.Гурвич обосновывает экспериментально. Мы видим, что развивающееся соцветие словно чувствует некую границу, которая имеет форму параболоида вращения. Коснувшись границы, цветы останавливают рост – их пропорции точно соразмеряются с контуром целого. Каким фактором задаётся этот безупречный контур? А.Г.Гурвич отвечает: эмбриональным полем. Оно определяется как динамически преформированная морфа. Иногда говорят: предсуществующая, или предобразованная морфа.

Пронаблюдаем теперь за действием биологического поля на примере роста ангиокарпного (тип развития плодового тела) гриба. Поначалу его масса кажется аморфной. Но вот внутри неё возникает сила, которую Л.В.Белоусов назвал барьером отбрасывания – она действует наподобие скульптора, отсекающего излишний материал. Окончания гифов, оказавшихся за барьером, срезаны, как ножом. Перед нами точно найденная форма. Регулярное взяло верх над иррегулярным. Биологическое поле эстетически значимо. И таинственно для гуманитария! Вдохновленный опытами школы А.Г.Гурвича, Осип Мандельштам восторженно писал о «силовом натяжении, бушующем вокруг листа». Поэта восхищает, как настурция резонирует на невидимые колебания, подчиняя им свой морфогенез.

Но является ли загадочное натяжение «силовым»? Л.В.Белоусов тоже пишет о «силовой поверхности», как бы притягивающей к себе. Однако он ставит в кавычки это выражение, подчёркивая его условный характер. Биологическое поле А.Г.Гурвича не производит физической работы. Его нельзя редуцировать к известным нам взаимодействиям, оно специфично. А.Г.Гурвич пишет о том, что «целое определяется чисто геометрическими параметрами» – ему не нужен материальный субстрат. Целое генерируется полем. Вспомним тезис Г.Дриша: судьба элемента определяется его положением в системе целого. Но как целое влияет на свои части? По мнению А.Г.Гурвича, это полевое влияние, в основе которого лежат чисто пространственные отношения. Учёный сразу предлагает оставить представления о ближнедействии и т.п. У биологического поля нет аналога среди физических полей. Адекватной здесь будет геометрическая интерпретация.

Геометрия первична для Платона. Когда Дж.Уилер говорит о том, что «материя есть возбуждённое состояние геометрии», то он – типичный платоник. Такое понимание материи было близко А.А.Любищеву. «Числа правят миром», – утверждал Пифагор. Теория биологического поля открывает путь количественным методам в биологии. Форма исчислима! Только будем помнить, что для Пифагора число есть нечто живое – оно никак не может засушить и умертвить предмет исследования. Геометрические описания у А.Г.Гурвича формальны и абстрактны? Не совсем так! Мы чувствуем, что его геометрия обладает некоей витальной активностью – самого учёного смущает такая возможность, но А.А.Любищев откровенно приветствует её.

Очень важна мысль А.Г.Гурвича о том, что источником поля может быть геометрический центр, так сказать, пустая точка, не совпадающая ни с клеткой, ни с её ядром, ни с ДНК. Тут и правда, есть что-то мистическое. Но страшно ли это? По мнению А.А.Любищева, биологическое поле в своём генезисе метафизично, оно является внепространственным и вневременным фактором. Признав, что этот тезис «является стопроцентным платонизмом», А.А.Любищев идёт ещё дальше: биологические поля он сближает с Платоновыми идеями, а в морфогенезе усматривает их воплощение.

Разве биополе ромашки не похоже на её эйдос (греч. Эйдолон – астральная форма. – Ред.)? Развивая свои взгляды, А.Г.Гурвич опирался на принцип морфэстезии Ф.Нолля, фиксирующий специфическое чувство формы у организма. Будто ромашка вписывается в свой эйдос! Она чувствует его геометрию, она стремится совпасть с нею. У А.А.Любищева и «принцип морфэстезии переносится на внепространственные факторы» – ощущение формы, планомерное нащупывание её растущим организмом задаётся с тех уровней бытия, которые лежат за физическим горизонтом.

Но надо ли выходить за этот горизонт? Суть своего «научного витализма» А.Г.Гурвич видел именно в таком выходе. Учёный говорил, что живая система требует «особых допущений» – он не останавливался перед тем, чтобы «вводить новые понятия». Правда, был здесь очень экономен: считал, что биологическое поле «в нашем понимании является основным и, быть может, единственным доступным нетавтологической формулировке, то есть “работающим” принципом, отделяющим живое от неживого». А.Г.Гурвич сделал это уже на новом уровне познания. Вот резюме его витализма: живое обладает биополем, косное нет.

Концепция биополя, нелокализуемого в материи, увлекла А.А.Любищева. Он её широко экстраполировал. Так, в одном из писем он развивает мысль, что может существовать супраиндивидуальная морфа, управляющая образованием биоценоза, даже биосферы в целом. Очень смело звучит гипотеза А.А.Любищева, что «идеальная естественная система, реализуемая в процессе развития организмов», – тоже специфическое поле, наводимое источником, находящимся за гранью пространства-времени. Это неожиданное предположение высказано в письме А.Г.Гурвичу от 30.08.1929. Развивая обронённую учёным мысль, можно выразиться так: системное разнообразие организмов задаётся миром идей, и мир этот имеет квазиполевую природу. Воссоздавая естественную систему, мы выявляем УЗОР СИЛОВЫХ ЛИНИЙ, возникающий при проекции полей-эйдосов на материальный план, наблюдаем их ИНТЕРФЕРЕНЦИЮ.

Взгляды А.Г.Гурвича на проблему биополя эволюционировали. Поначалу он исходил из того, что поле является надклеточным фактором, однако в 1940-е годы стал развивать концепцию клеточных полей. Эта переориентация огорчила А.А.Любищева, он увидел в том уступку редукционизму. В своих «Воспоминаниях об Александре Гавриловиче Гурвиче» (1957) А.А.Любищев пишет, что обратился к своему учителю с вопросом, который одновременно звучал как упрёк: «Так покажите же слабость Вашей старой аргументации и покажите, каким образом на основании клеточных факторов можно истолковать те явления регуляции, которые были Вами же описаны при развитии соцветий ромашки. Этот вопрос остался без ответа». Не совсем так! Ответ мы находим в книге А.Г.Гурвича «Теория биологического клеточного поля», которая опубликована на французском языке в 1947 году, и в которой он отрицает наличие резкого разрыва между своими старыми и новыми подходами. Преемственность бесспорная. В монографии читаем: «Мы отлично помним, что концепция надклеточных полей, от которой мы последнее время отказались, давала такие же хорошие и даже лучшие результаты».

В новом варианте теории А.Г.Гурвич различает собственное поле, связанное с клеткой, – и актуальное поле, трактуемое как геометрический синтез всех клеточных полей системы. Собственное поле инвариантно – актуальное поле изменчиво. Во взаимодействии двух видов полей А.Г.Гурвич видит «примирение старой антитезы преформизма и эпигенеза¹¹». Клеточное поле связано с наследственностью – надклеточное поле отвечает за осуществление. Информация в генах преформирована – её развёртывание эпигенетично. Это очень глубокий подход к фундаментальной антиномии¹² биологии. Проблема осуществления всегда стояла в центре внимания А.Г.Гурвича. Интересно узнать, что такое наследственность, но ещё интереснее понять механизм её реализации. На решение этой задачи А.Г.Гурвич обратил свою теорию биологического поля.

Кратко остановимся на некоторых новациях А.Г.Гурвича, опережавших время:

1. Исследуя процесс осуществления, учёный вводит понятие нормировки, которое является антитезой к представлениям об однозначной и линейной причинности, – это пролегомены (предисловие, введение) вероятностной биологии; показывая, как нормировка организует независимые элементы, А.Г.Гурвич предвосхищает синергетику.

2. Иногда динамически предсуществующую морфу называют «телеологическим полем». В терминологии Аристотеля и Г.Дриша оно может трактоваться как энтелехия¹³. А.Г.Гурвич отвергает попытки развести Аристотеля и Г.Дриша. Вот выдержка из его лекции в Таврическом университете 31.05.1919, законспектированной А.А.Любищевым: «Дриш сумел уловить тот смысл термина, который общ всем случаям применения такового у Аристотеля». Биополе может быть понято как цель-аттрактор, действующий из будущего – это опять-таки созвучно синергетике.

3. Замечателен термин «неудержность», применяемый А.Г.Гурвичем по отношению к биологическим процессам. Неравновесность – необратимость – диссипативность: все эти смысловые обертоны современный читатель наверняка уловит в экспрессивном слове «неудержность». Тут мы снова фиксируем перекличку с синергетикой.

4. Представление об анизотропии биологических полей мы вправе брать в одном контексте и с учением о криволинейной симметрии Д.В.Наливкина, и со взглядами В.И.Вернадского, говорившего о неевклидовом характере биологического пространства-времени, о его неоднородности.

Да не войдёт сюда не знающий геометрии! Многие ли биологи вняли этому призыву? Давая взглядам А.Г.Гурвича эволюционную перспективу, А.А.Любищев пишет: «Геометрическая корреляция, проникающая все организмы, облегчает последующую утилизацию органов, возникших первоначально не на утилитарной форме».

Адаптация: это вторичное. Форма: это фундаментальное, основополагающее. На том стоят наши биологи-платоники.

Гипотеза Космозои

Воображаемая биология – это словосочетание я заимствую у А.А.Любищева. Наши биологи размышляли о космической миссии жизни. Естественно, что наука здесь рискует перейти в область натурфилософии или фантастики, но я не убоюсь этого перехода. Поэзия имеет право на свою концепцию жизни. Буду говорить как поэт. Вначале свяжу два понятия: Жизнь и Преображение. Говоря о геологической силе жизни, В.И.Вернадский имеет в виду её преображающую функцию. Жизнь изменила лик Земли. Идя наперекор энтропии, она выработала механизм авторепродукции, резко ограничивший права смерти. На родовом уровне жизнь бессмертна. Книга природы для меня – это Евангелие от природы: всем своим существом она пророчит о высшем – личном – бессмертии. Она подготовила переход на эту качественно новую ступень. Жизнь во времени должна продолжиться жизнью в вечности.

Полностью статья будет опубликована позже. Этот номер журнала «Дельфис» Вы можете приобрести в нашем  интернет-магазине