Дельфис

Гора Сафо

Гора, к которой не причалил Ной,

Свободная от рода человеков.

Не знающая никаких ковчегов,

Но знающая ласку лёгких стоп

Той, что не смотрит никогда под ноги,

А только в небо, где пируют боги.

Гора, где нету даже тайных троп.

Но тайна есть. Она заключена

В малейшем звуке лиры золотистой.

А под горою мир свернулся мглистый,

Способный слышать лишь во время сна.

Выезд воительницы

Т.Х.

На белый панцирь волосы ниспали —

Так злато снизошло до серебра.

Заржал твой конь. И первый луч утра

Перед тобою высветил все дали.

Все тридевять невиданных земель...

Роса в цветочных нежилась утробах,

Сам царь рассвета был с тобою робок,

В твоих глазах твою читая цель.

Уже святой молился в келье тесной,

Грядущее узревший за стеной.

Рождался подвиг. Подвиг не земной,

А долгожданный, сказочный, небесный.

Эпоха женского начала

Шепчутся шумные впопыхах,

Тишь пришла средь азартных скачек.

У Богоматери на руках

Нынче девочка, а не мальчик.

Улыбается всем и вся,

От сосца на миг оторвавшись.

И арена, будто вися,

Ощущает свою же тяжесть.

Тяжесть крови, колёс, песка

И на ветер брошенных денег.

У железа теперь тоска,

В моду входит не меч, а веник.

Божья доченька подметёт

Им всю грязь человечьей арены.

Бросит в землю зёрнышки нот,

Чтоб запели конюшен стены.

Чтоб с улыбкою разбрелись

Все жокеи по белу свету.

Чтобы кони умчались ввысь,

Где арены и скачек нету.

Богоматери старший сын

С неба машет своей сестрице. ...

Тихо воин встаёт один

И уходит в иконописцы.

* * *

Плывёт по небу солнечная барка...

Вот царственного лодочника шест

Касается сердец земных существ.

И вспыхивает утро ярко-ярко.

А барка дальше круг вершит по сини,

Чтоб не забыть последней из лачуг.

И любят Землю боги и богини,

И вся Земля для них любовный луг.

Последний бал Павла Первого

На императорский мундир

Слезу фортуна уронила.

Дракон Фафнир не пьёт кефир.

И карлик тоже в мире сила,

А император танцевал,

Не замечал слезы зловещей.

И зала голубой овал

На нём смыкался, будто клещи.

Он шпаге тоненькой своей,

Как женщине любимой, верил.

Считал, что всё подвластно ей.

Он, рыцарь, мир отвагой мерил.

Но можно ль вызвать на дуэль

Того, кто за спиной крадётся?

Смотрел сквозь тараканью щель

Дракон, не проглотивший солнце.

Шептал: «Я скоро проглочу...

Возьму реванш, надменный Зигфрид...»

И карлик грыз, как мышь свечу,

Знал: смерть его глазами зырит!

И клещи зала, хохоча,

Примеривались к тонкой шпаге.

И не было взамен меча,

Но был хрустящий лист бумаги.

Монарх-танцовщик взял перо

И вывел с вызовом свой вензель.

Всё было для него старо,

Поэтому и был он весел.

* * *

Средь осени русской посольский приём.

Парадные формы блестят офицеров

От ярко-зелёных до пепельно-серых.

Мы тоже вино и салаты берём.

Мы тоже частицы большой мишуры,

Мы тоже халифы на час этот яркий.

И можно слегка пококетничать с Паркой,

Сказав ей, что ножницы, мол, не остры.

И можно отвлечься от острых проблем,

Не только своих, но и целого света.

А если и кто попинает за это,

То можно ответить: «Отстаньте, я ем!»

И все представители наций и рас

В душе согласятся с ответом подобным.

Но не согласится, стреляя по окнам,

Вселенский Огонь, пробиватель кирас.

И, стоя под этим обстрелом сплошным,

Считаешь свои бесконечные вины.

Невольно считаешь!

И мыслей лавины

Мешают примкнуть к отдыхающим сим.

* * *

Невидимая карета,

Меня посадив на запятки,

Мчалась сквозь бабье лето,

Играла со мною в прятки.

Невидимой незнакомке

Я преданным был слугою.

По свету небесной кромки

Лошадь скользнула ногою.

Брызнул фонтан искристый,

Незримое сделав зримым.

Дверца движеньем быстрым

Открылась... И Древним Римом

Сверкнул утончённый профиль

Миниатюрной милашки.

Гнев ей чуть сдвинул брови,

Вздёрнул слегка кудряшки.

Кучер бубнил непутёвый

Про небо, что стало ватой.

Я бросил ей лист кленовый,

Случайно с собою взятый.

Улыбкой встретила строгой

Она грубоватый подарок

И кучеру крикнула: «Трогай!»

А я на земле остался...