Дельфис

Картина Николая Рериха, которая произвела на меня столь сильное впечатление, называется «Сжигание тьмы». Но слишком большим проявлением самости было бы с моей стороны давать такое же название своему рассказу. Там — величественное, общечеловеческое, надчеловеческое.

^{Н.К.Рерих. Сжигание тьмы}

Тут — местное, касающееся нескольких людей. Но вспомним Рериха. Несколько старцев, Великих Учителей человечества, стоят в фиолетовой мгле и держат камень Чинтамани — Священный Камень Востока, дар Высших Миров нашему несовершенному миру. Лучи этого камня способны испепелить мировое зло. И говорят, что время этого испепеления началось. В картине воспевается эпоха Великого Камня: небольшое, но очень густое, бессмертное пламя медленно охватывает фиолетовую устоялость, проникает внутрь её, растворяет в пространстве Вселенной... А вокруг горы, Священные Гималаи, Обитель Бессмертных, Твердыня Света.

Вот сколько прописных букв и трепетных имён! И, может быть, кощунственно брать рериховский сюжет для своего рассказа, но я не могу ничего с собой поделать, потому что чувствую некоторое сходство с тем, что происходило в Гималаях и что случилось со мной в лесу под Нижним Новгородом, а тогда городом Горьким, в июле, двенадцать лет назад.

^{Озеро Светлояр под Нижним Новгородом}

Я бредил тогда мыслью увидеть одно старое священное озеро. Священное среди старообрядцев, но вовсе не признанное таковым официальной церковью. В этом озере, по преданию, утонул когда-то славный град, осаждённый врагами. Утонул вместе со всеми жителями, домами, церквами и колокольным звоном, который с тех пор слышат наиболее чистые, праведные люди, приходящие помолиться на берег священного озера. И жители этого невидимого града давно уже обрели бессмертие и красоту невиданную. С первых же минут моего пребывания в заповедных местах я сразу почувствовал необычность. Необычность всего: леса, озера, самого воздуха. Тайна не просто пряталась здесь, а постоянно напоминала о себе. Даже в кувшинке, которую сорвал мой друг и преподнёс двадцатилетней девушке, третьему члену нашей экспедиции, было что-то загадочное. Казалось, что в её влажной овальности поблёскивает разгадка мироздания, главное — только нельзя пытаться раскрывать лепестки, а надо тихо смотреть на них и ощущать ровный, всепроникающий свет, исходящий из сердца цветка.

Мой друг, правда, не разделял моих восторгов и постоянно приземлял меня, говоря, что и в Подмосковье таких озёр полно, есть даже лучше. Старый походник и гитарист остался слеп и глух к тому, что звучало более тонко, чем гитарные струны. Но, слава Богу, он уважал мои поэтические чувства и задевал меня не часто. Что же касается девушки... Она знала, что я в неё влюблён, что наш поход — это мой подарок ей, а потому она тоже всячески старалась подчеркнуть своё восхищение древними местами и всё время спрашивала, когда же мы услышим подводный колокольный звон...

Под вечер второго дня нашего стояния на священном озере к нам пришли два деревенских паренька и принесли с собой много снеди и даже самогон. После небольшого общего пира мой друг предложил искупаться в ночном озере. Деревенские ребята с осторожностью предупредили, что многие боятся делать это ночью, но что как раз они не из трусливых и готовы последовать за нами. Я попытался что-то возразить, но все уже встали и пошли.

Ночное священное озеро светилось ровным тёмным светом. Мы остановились и с минуту смотрели на чёрную воду в трепетном молчании. А тут ещё в дальней деревне пробило двенадцать ночи, о чём нам возвестил удар железа по рельсу...

Мой друг повернулся и сказал, что вроде как пора бы войти в воду. Все стали неторопливо раздеваться...

А друг мой улыбнулся невидимой в темноте улыбкой и важно заметил, что в священных озёрах полагается купаться совершенно голыми. Все замялись, перестали раздеваться, затихли...

И тут рассмеялась девушка. Она быстро сбросила с себя джинсы, майку и, не останавливаясь ни на миг, так же быстро освободилась от одежды. Очень высокая, с длинными светлыми волосами, со светящимся обнажённым телом и с крестиком на груди, она свободно повернулась к нам. Я первый раз видел её обнажённой. Она стояла лёгкая, готовая повелевать не только мной, но и всеми, кто смотрел на неё, и не только людьми, но и звёздами, гладившими лучами её плечи, грудь, бёдра...

Мой друг пришёл в себя, хихикнул, тут же замолчал, поняв неуместность смешка, и тоже остался голым. И деревенские ребята обнажились. А я не смог. Не смог, и всё тут. И как ни уговаривали меня, я отказался наотрез, сказав, что буду наблюдать за купанием с берега.

Все полезли в воду. Естественно, я не смотрел на ребят и своего друга, а следил взглядом за девушкой. И не было в моём взгляде и намёка на сладострастие. Я воспринимал нагое женское тело как явление другого мира. Так, наверное, воспринимали своих обнажённых жриц древние язычники этих мест. И я понял, что такое власть Женщины, когда она приходит в мир, чтобы сжечь тьму. Невозможно не идти за ней. Конечно, когда наступит утро, девушка будет просто прекрасной обнажённой женщиной, в которую можно влюбляться вполне по земному. Но сейчас... Сейчас была мистерия, великое таинство Сожжения тьмы!

Девушка будто летела над чёрной поверхностью, и мистическая, пугающая, вязкая вода стелилась под обнажённое женское тело, клялась в своей преданности, полной покорности, радости служения!

И произошло чудо. Я услышал колокольный звон. Нет, не звон, а звоны! Их было много, очень много! Весь подводный город пробудился и приветствовал полёт обнажённой царицы, а, может быть, жрицы, а, может быть, даже Богини... Звоны проникали в самую душу и выгоняли из неё всё и сжигали, сжигали тьму, как сжигала её своей наготой девушка, летящая над священным озером.

Я стал кричать о чуде и о звонах купающимся, но они меня не слышали — они были увлечены игрой в салочки; а моя царица была для них просто объектом азартной погони, тем более что никому из них так и не удавалось её догнать...

Они не видели. А я видел! И зрение моё становилось всё лучше. Тьма из чёрной сделалась серой, потом серенькой, жалкой, боязливой и уже не могла никого искусить или напугать. И, наконец, превратилась в сморщенную тряпку, которую Нагая Сжигательница Тьмы брезгливо отбросила босой ногой. И наступил СВЕТ. СВЕТ абсолютный, непрекращающийся, правящий. И СВЕТ этот был повсюду: снаружи, внутри, в молчании, в словах. А ТА, которая принесла СВЕТ, ТА, которая уничтожила тьму, уже выходила из чёрной воды, ставшей теперь совершенно светлой, и торопилась явить себя заждавшемуся ЕЁ миру. С НЕЁ текли струйки воды, и каждая из струек, падая на землю, рождала океан. Океан СВЕТА.

И очень дальний огонёк одобрительно вспыхнул навстречу Обнажённой. И горел он на очень далёкой и невидимой здесь Горе.

14.08.93 г.