Дельфис

Мы настолько привыкли к тому, что прекрасно знаем письменность русского и славянского средневековья (ибо кто изъ нас не видѣлъ всѣм ҙнαкомую кириллицу?), что у нас сразу возникает чувство протеста, если кто-то нам сообщает, что наряду с кириллицей наши предки на Руси пользовались и другим видом письма. «Неужели глаголицей?» — с недоверием поинтересуемся мы, показывая свою осведомлённость в этом вопросе. «Увы, нет. Глаголица хотя и была известна монахам, переписывавшим южнославянские рукописи с глаголического шрифта на кириллический, но не имела распространения в России». — «Тогда тайнописью?» — «Тоже нет, хотя в отдельных случаях этот вид письма мог быть использован». — «Ну, тогда ничего другого просто не может быть».

Академики-филологи прошлого века, а также нынешние археологи давались диву, увидев, например, такую надпись (рис. 1-1).

Вначале археолог Т.Н.Никольская, обнаружив этот обломок иконки при раскопках городища Слободка на Оке, ничуть не удивилась. Первый раз она опубликовала довольно подробное его описание, снабдив таким пояснением: «Заслуживает также упоминания глиняная иконка с изображением Иисуса и подписью ИСИС, изготовленная, очевидно, местным мастером» ([1],с.10). «ИСИС» как искажённое написание имени Иисуса мало подходит. Несоответствие надписи кирилловским буквам заставило исследовательницу позже отнести иконку к «предметам импорта» ([2],с.163). Очень хорошо — это не местное изделие, а привозное. Но тогда возникают вопросы: привозное откуда, что написано на иконке? Ответов исследовательница не дала. Их и не могло быть, ибо, если принять, что надпись сделана латинскими буквами, получается бессмыслица: NCNC — одни согласные. Т.Н.Никольская обнаружила ещё одну странную надпись, но сочла и её нечитаемой (рис. 2-1) ([3],с.44). Написано было: HXNxAN — знаки как бы греческие и латинские, но только сплошь согласные. И писал это мастер в русском городе Серенске на формочке, в которой он отливал ювелирные изделия.

Может быть, он просто пометил своё изделие одному ему ведомыми значками? Такое мнение археологи стали высказывать тогда, когда непонятных символов им встретилось уже довольно много. Так, в 1940 году известный археолог-славист академик Б.А.Рыбаков, проанализировав массу ремесленных изделий средневековой Руси, писал: «При изучении древних знаков исследователей нередко увлекает старый, занимавший ещё романтиков X века, вопрос о происхождении глаголицы, о славянских "чертах и резах", но в общем славянский археологический материал привлечён к решению этого вопроса недостаточно.

"Загадочные знаки" восточных славян можно подразделить на несколько групп: 1) тамги¹ целого рода или отдельной семьи, или даже одного человека, встречающиеся на разных предметах (не древнее VII в. н.э.); 2) счётные знаки типа знаков на бирках; 3) системы знаков, напоминающие письмо; 4) клейма мастеров» ([4],с.227).

Продемонстрированные нами примеры никак нельзя принять ни за тамги родов или семей, ни за клейма мастеров, ни за счётные знаки. Остаётся только допустить, что перед нами находятся «системы знаков, напоминающие письмо». Но в таком случае, что это за системы? Зачем они нужны? Неужели в течение всего средневековья люди наносили на изделия лишь «знаки, напоминающие письмо» без какого-либо смысла? Ну а что делать, если непонятные знаки находятся не на изделии, а на берестяной грамоте, специально предназначенной для передачи сообщения? Из этого положения тоже был найден выход, предложенный знаменитым археологом А.В.Арциховским, который увидел в грамоте №396 «кусок бересты, на котором в беспорядке нанесены буквообразные значки... Надпись явно бесцельна» ([5],с.98). Действительно, на первый взгляд в ней трудно разобраться (рис. 2-2). И это не единственный пример; среди приблизительно тысячи грамот, известных на сегодня науке, мы нашли более двух десятков, содержащих непонятные знаки. Некоторые из них имеют только подобные записи, например, грамота из Старой Русы (рис. 2-3).

Число предметов, с «непонятными знаками» огромно; по нашим прикидкам, только в уже опубликованных археологических работах их несколько тысяч. Неужели они ничего не значат, и как писал тот же А.В.Арциховский, наши предки либо просто бесцельно чертили «писчим стержнем по бересте, как и теперь иногда чертят карандашом по бумаге во время заседаний» (грамота № 327) ([5],с.16), либо «кто-то пробовал на этом куске бересты орудие письма перед тем, как начать писать» (грамота № 255) ([6],с.82), нанеся «первоначальные неудачные штрихи» (грамота № 485) ([7],с.78), «беспорядочные штрихи, написанные и зачёркнутые буквы» (грамота №444) ([7],с.47).

Не правда ли, всё это звучит как-то странно? Ремесленники в продолжение веков что-то пишут на своих изделиях (рис. 3-1 и 3-2) ([8],с.137,299), женщины получают в подарок необычные серьги (рис. 3) ([9],с.107), в Москве чеканят непонятные монеты (рис. 3-4) ([10],с.273), и все молятся на неизвестные иконки (рис. 1-1). И это — проба пера начинающих ремесленников, ювелиров, иконописцев, чеканщиков денег? Да кто бы им позволил продавать их изделия? Кто бы их купил?

Можно предположить, что наши предки не были глупее нас и бесцельным трудом вряд ли занимались. А археологи дают странные объяснения из-за того, что они просто не могут прочитать эти надписи, или предпочитают вообще их не комментировать. Скажем, нашли в Киеве сосуд с какой-то надписью, так сосуд и описывают, а о знаках — ни слова (рис. 4-1) ([11],с.67); узрели продукт стеклоделия, о нём написали, но не о знаках на стекле (рис. 4-2) ([12],с.72); на пряжке (рис. 4-3) усмотрели только орнамент ([13],с.99). Зато на другом осколке стекла, из Киевского храма святой Софии, наконец, заметили надпись, но прочитать не смогли, и оказывается потому, что не знали, как она ориентирована (рис. 4-4) ([14],с.57), а не потому, что столкнулись с неизвестной письменностью. Вот и получается, что никакой такой письменности нет, есть лишь некоторые случайные царапины, на которые не стоит обращать внимания.

Читать надписи — дело не археологов, а эпиграфистов. Да только браться за такую задачу — вещь труднейшая. Чтобы прочитать надписи, надо сначала собрать некоторое их количество, а при отборе возникает вопрос: одинакова ли система письма для всех текстов? Рассматривая попытки наших предшественников, мы убедились, что за славянские надписи они принимали германские и тюркские руны, а также ряд других знаков, не имеющих к славянам никакого отношения. Так что уже для отбора массива надписей нужно уметь отличать одни системы письма от других. А как это сделать, не читая самих надписей? Мы такого способа не знаем. Получается удивительная вещь: чтобы прочитать надписи, их нужно сначала отобрать, но для отбора их следует предварительно прочитать!

Это, однако, только начало трудностей. Даже если исследователь каким-то способом догадался, что означает тот или иной знак, и у него начинает получаться осмысленное чтение, он ещё должен убедить других людей в своей правоте. К сожалению, во времена письма «от руки» колебания в начертании знаков были значительно большие, чем сегодня, и, более того, их могли даже писать в обратную сторону, вроде того, как пишут иногда сегодня дети. Далее, некоторые знаки могли различаться малозаметными признаками, поэтому два разных знака на взгляд неискушённого читателя казались одинаковыми, наподобие современных С и G или О и Q, тогда как разные варианты одного и того же знака могли иметь весьма мало сходства (сравните А и а или D и d). Обычно критики эпиграфиста как раз и выступают такими неискушёнными читателями и долго не могут понять, почему два очень похожих начертания эпиграфист читает различно, а два очень непохожих — одинаково.

При дешифровке незнакомой системы письма выходить на суд общественности следует с готовыми и весьма крупными результатами. Это как при съёмке кинофильма: в кинопрокат поступает лишь законченная продукция, смонтированная из лучших дублей. Заметим, что подчас одна и та же надпись разными эпиграфистами читается не просто по-разному, но и весьма экзотично. Так, например, простую кирилловскую надпись на пряслице КНЯЖИН один исследователь прочитал как КНЯЖО ЕСТЬ, другой — как ВЕРТАТЕ Ю КАШЕВИ, а третий — как СВЧЖЕНЬ. Из-за этого опытные исследователи предпочитают выжидать, предоставляя всю неблагодарную первоначальную работу по анализу знаков сделать другим, тем, кому рисковать нечем — как правило, дилетантам, энтузиастам, пришедшим из других сфер деятельности, которым как раз не хватает не только знаний, но и профессиональной осторожности, и потому они делают одну ошибку за другой, окончательно дискредитируя проблему. Но тогда за неё и подавно не следует браться профессионалам: само обращение к ней в глазах коллег уже выглядит предосудительно, а любой шаг в неизвестное кажется комичным и никак не украшающим известного специалиста.

Вот почему, на наш взгляд, проблема дешифровки славянской докирилловской письменности зашла в тупик и, прежде всего, из-за сложности проблемы и неизбежных ошибок в начальных исследованиях.

Было и другое обстоятельство: боязнь подделок. В XIX в., когда археология палеолита только складывалась и французские учёные впервые увидели фрески в глубине пещеры в испанской местности Альтамира, их поразила сочность и свежесть красок, а также уверенная кисть художника. Предположить, что более десятка тысяч лет назад какие-то пещерные люди смогли создать такой шедевр, а тем более, что он мог храниться столь длительное время в почти первозданном виде, было выше их сил, и они решили — их просто водят за нос. Ради славы, полагали они, владелец поместья Марселино де Саутуола пригласил художника, который расписал подземные галереи, а потом позвал археологов, чтобы те подтвердили подлинность подделки. Такие уважаемые учёные, как Э. Картальяк и А. Брейль, заявили, что никакого отношения к древностям данные росписи не имеют. Один из критиков того времени писал: «Посмотрев приложенные к Вашему письму рисунки, я сразу пришёл к выводу, что это фарс, чистая карикатура. Она изготовлена и пущена в оборот лишь для того, чтобы заставить мир посмеяться над легковерными палеонтологами и исследователями древности».

Четверть века первооткрывателя фресок Альтамиры принимали за мошенника, он и умер опороченным, и лишь после его смерти тот же Э. Картальяк в своём «Покаянии» заметил: «Я впал в заблуждение, начало которому было положено 20 лет назад, и вот его надо выкорчевать и устранить... Неодинаковая сохранность картин, совершенство художественных образов, отсутствие следов дыма, то, что рисунки находятся глубоко в пещере, всё это имеет место и в Дордони, следовательно, не может быть аргументом против древности Альтамиры. Нужно склониться перед фактами, и я готов отдать должное Марселино де Саутуоле... Во времена нашей юности мы полагаем, что знаем всё; но открытия Дало, Ривьера, Капиуана и Брейля, в особенности же достойные восхищения раскопки и коллекции произведений искусства Пьетта, доказывают нам, что наша наука, так же как и все другие, пишет свою историю, которая никогда не закончится, историю, которая, напротив, будет развиваться бесконечно» ([15],с.25). Заметим, что редко кто из учёных даже 20 лет спустя испытывает раскаяние и пишет «Покаяние».

Увы, такая история имела место и в исследованиях по славянской докирилловской письменности. В XVIII веке в Мекленбурге (Германия) было опубликовано сообщение о находке столетней давности — кладе металлических фигурок славянских божеств из разрушенного в XI в. славянского храма города Ретра, подписанных знаками, лишь чуть отличными от германских рун; руны были названы «славянскими». Находка привлекла внимание не только учёных, но и энтузиастов. Первым о ней заговорил доктор Гемпель в 1768г., опубликовав следующую историю. Около 1690 г. в деревне Прильвице Нойстрелицкого округа герцогства Мекленбург пастор Самуил Фридрих Шпонхольц при работах в саду нашёл бронзовый котёл со множеством предметов языческого ритуала — блюдами, ножами и жертвенными подносами, а также фигурками богов. По закону всё найденное в земле Мекленбурга принадлежало великому герцогу Мекленбургскому, и находки надлежало сдать в герцогский замок. Вместо этого Шпонхольц спрятал их у себя, а после его смерти коллекция из 66 предметов отошла к правнуку, злато-кузнецу Гидеону Шпонхольцу-младшему. От него о сокровищах узнал местный врач Гемпель, который приобрёл 46 предметов. Остальные 20 купил суперинтендант Нойстрелица — Маш. Придворному художнику Д. Вогену он поручил скопировать фигурки в виде гравюр и проиллюстрировать ими монографию, которая вышла в Берлине в 1771 г. [16]. Маш описал и фигурки, которые он приобрёл позже у Гемпеля — всего получилось 64 предмета, а два оставались в чьих-то иных руках, среди них — фигурка бога Прове.

После выхода в свет книги Маша надписями из Прильвица заинтересовался польский князь Ян Потоцкий, который поехал туда, чтобы посмотреть и приобрести коллекцию божков и предметов языческого ритуала. Ему удалось купить у Шпонхольца - младшего более сотни предметов (в том числе и пропавшую фигурку Прове). По результатам исследования он издал на французском языке в 1795 г. в Гамбурге монографию «Путешествие в несколько частей Нижней Саксонии в поисках славянских или венедских древностей». Хотя наиболее сильный резонанс работа Потоцкого произвела в Польше, великий историк России Н.М.Карамзин в своей «Истории государства Российского», характеризуя славянскую культуру, писал: «Венеды, или Славяне языческие, обитавшие в странах Балтийских, знали употребление букв. Дитмар говорит о надписях идолов Славянских: Ретрские кумиры, найденные близ Толлензского озера, доказали справедливость его известия; надписи состоят в Рунах, заимствованных Венедами от Готфских народов. Сии Руны, числом 16, подобно древним Финикийским, весьма недостаточны для языка Славянского, не выражают самых обыкновенных звуков его и были известны едва ли ни одним жрецам, которые посредством их означали имена обожаемых идолов. Славяне же Богемские, Иллирические и Российские не имели никакой азбуки до 863 года». Так надписи Ретры были высоко оценены нашим историком как доказательство существования у славян своей письменности, хотя и заимствованной у «готфских народов». О собственных славянских надписях на территории Руси он ничего не знал.

Уже первые сообщения о существовании письменности у венедов подверглись суровой критике, и это правильно, ибо наука должна строиться только на совершенно проверенных положениях. Но критика бывает разной. Одно дело усомниться в точности интерпретации знака, другое дело поставить под сомнение понимание всего текста, и, наконец, третье — объявить фальсифицированными все памятники. В первых двух случаях исправления могут внести сами эпиграфисты, но в третьем — положение оказывается отчаянным и даже безысходным. Именно такая жуткая история и приключилась со «славянскими рунами». Вначале критика надписей Ретры носила умеренный характер, но постепенно стала усиливаться. Всё это вынудило герцога Мекленбургского создать следственную комиссию, работавшую два года (1827-1829). Допросив свидетелей, в том числе помощника Гидеона Шпонхольца — Нойманна, она выяснила, что гончар Поль делал формы, Шпонхольц отливал в них фигурки, а Нойманн вырезал надписи по книге Маша. В то же время коллекция Маша была признана подлинной. Итак, фальсификация коллекции Потоцкого всё-таки имела место, и, казалось бы, признав это, можно было пойти дальше. Но всё же Шпонхольц - младший заранее не знал, что кто-то у него купит эти фигурки, и, потеряв подлинную коллекцию (хотя и сохранив две фигурки у себя), затосковал, решив восполнить её отливкой фигурок «на славянские мотивы» (а вовсе не копируя то, что ушло).

Факт подложности фигурок коллекции Потоцкого породил волну разоблачений, которая коснулась вначале коллекции Маша (вопреки мнению следственной комиссии, признавшей эту коллекцию подлинной!), а затем и других реликвий — «камней Гагенова», надписей на «Бамбергском льве», привезённом из славянских земель, и на «шлеме из Штирии». Осталось разоблачить Микоржинские надгробные камни, найденные в середине XIX в. в Польше, чтобы разгром рунической письменности у славян был полным. И этот последний шаг не заставил себя долго ждать. Опираясь на сходство между фигуркой Прове в Прильвице и контурным рисунком Прове на Микоржинском камне, Ватрослав (Игнатий Викентьевич) Ягич, академик Петербургской Академии наук, в «Энциклопедии славянской филологии», вышедшей в 1911 г., разоблачил фальсификаторов, которые якобы перерисовали все изображения рун с издания Клювера 1728 г., и пришёл к выводу, что «слабые следы славянских имён на подлинных надписях не обнаруживают ни малейшего отступления от германских рун».

Представления о существовании рунической письменности у славян оказались, по мнению И.В.Ягича, лишь «мифологическими бреднями»,основанными на фальсификации памятников, то есть на частичном изготовлении самих памятников в Новое время, частично на гравировке в XVIII в. рун на древних вещах. Тем самым был поставлен крест на самой идее некоего особого докирилловского письма, по меньшей мере связанного с рунами. И этот авторитетный, но неверный в своей основе взгляд стал отправной точкой для дальнейшего изучения славянской письменности. С ним мы живём и сейчас. Уже в XX веке известный славист Любомир Нидерле писал: «...неправдоподобно, чтобы славянский народ до принятия христианства знал подлинную письменность и пользовался ею» ([17],с.410). Надо сказать, что во всём этом огромную роль сыграла та самая фигурка Прове, о которой, намекая на её нахождение у Гемпеля, писал Маш, но которая была описана Потоцким. Ягич отталкивался от того её вида, который описал Потоцкий; позже в меньшем масштабе фигурку Прове изобразил Лелевель. Однако на самом деле она выглядела не так, и её подлинный вид восстановил только Ян Коллар (рис. 5). Ни Потоцкий, ни Лелевель, ни Ягич не заметили слова РИЗЫ, начертанного отчасти на голове, отчасти на одеянии Прове и указывающего на то, что нечто на одеянии фигурки должно привлечь наше внимание. Это совершенно необычные складки на груди фигурки, которые были небрежно переданы Потоцким как бусы или чётки; на самом деле перед нами надпись тем самым славянским письмом, о котором уже шла речь. Эту надпись мы и обнаружили. Но именно славянская надпись и не могла быть придумана фальсификаторами: если даже учёные конца XX века не признают существования такой письменности, то тем более о её существовании не могли знать дилетанты XVIII в.! Следовательно, она однозначно свидетельствует о подлинности фигурки!

Получается, что в случае Прове солгали не Маш и не Гемпель, а именно славист Потоцкий, передавший её очертания весьма упрощённо. Лелевель поверил Потоцкому, а Ягич, опираясь на эти два изображения, признал фигурку Прове фальсифицированной и на этой основе объявил подделкой и надгробие из Микоржина. Ягич, оказавшийся правым в том, что заподозрил неладное с Прове, вместо того, чтобы отнестись с пристрастием к репродукции Потоцкого, признал фальсификаторами окружение Маша и неизвестных поляков. А поскольку на этом основании была перечёркнута вся деятельность исследователей по изучению памятников докирилловской славянской письменности, именно Ватрослав Ягич и оказался тем главным фальсификатором истории славянской культуры, который отнял у нас право считать наших предков обладателями собственной письменности.

Такова ситуация сегодня. Те, кто мог бы прочитать надписи вполне квалифицированно, запуганы и не хотят повредить своей репутации; те же, кто не особенно боятся за репутацию, не могут читать профессионально. Обе группы недовольны друг другом, но от этого представления о древней славянской культуре не изменяются ни на йоту. И хотя памятников докирилловской славянской письменности очень много, науке они не известны! То, что кажется немыслимым академической науке на сегодня, есть славянское слоговое письмо. Что это такое? Это означает, что знак означает не отдельный звук, а два звука, согласный и гласный. Пусть, например, знак М обозначает слог МА, тогда ММ будет обозначать слово МАМА. Далее, пусть К обозначает КЪ, Р — РЪ, а Н — НЪ. Тогда надпись МКРН будет означать МАКЪРЪНЪ, то есть, скорее всего, МАКАРОНА. Трудность тут состоит только в том, что гласные могут немного варьировать, и М будет означать также МО и МУ, К — КЪ и КА, Р — РЪ и РУ, а Н — НЪ и НЫ. Если учесть, что пробел между словами не ставился, то это даёт возможность прочитать слово МКРН и как МАКАРЪНЪ, то есть искажённое МАКАРИН, и как МАКА РУНЫ (руны, принадлежащие некому лицу по имени МАК), и как МАКАРУ НА... И чем длиннее слово, тем больше разночтений оно допускает. Помогает тут только контекст, который становится тем отчётливее, чем больше слов. Конечно, такой способ письма не очень удобен, ибо текст приходится разгадывать как ребус. Однако всё познаётся в сравнении. Иероглифическая письменность ещё менее удобна, однако, у ряда народов она сохранилась до сего дня. Что же касается слогового письма, то оно является промежуточным между иероглифическим и буквенным и представляет собой последнюю добуквенную ступень. На этой стадии существует ряд письменностей Азии, например, письмо деванагари в Индии; в середине нашего века благодаря открытию Майкла Вентриса стало известно, что во II тысячелетии до н.э. греки пользовались слоговым письмом линейное Б, которое он дешифровал. А теперь пришёл черёд раскрывать свои тайны и славянским слоговым знакам.

Приведём значения некоторых таких надписей. Разумеется, нам уже приходилось слышать от ряда учёных, что так читать нельзя. Наши чтения надписей мы поместили на рис. 6, и они говорят сами за себя. Читатель видит, что хотя и немного необычно, но такая, слоговая, письменность вполне способна передать русские слова даже сегодня; тем более она была способна это сделать тысячу лет назад, когда в русском языке практически все слоги были открытыми, то есть оканчивались на гласный звук. И эта письменность, постепенно сдавая свои позиции, продержалась со времён средневековья до XVII в., медленно уступая место кириллице. А со следующего века она уже вышла из широкого употребления, и ею пользовались только в глубокой провинции. Иногда её использовали и горожане, но уже в качестве тайнописи. Отдельные люди сохранили знание о ней даже в XX веке; но тут уже следует обратиться к некоторым старообрядцам Сибири или, возможно, к потомкам царской фамилии. Так что славянское слоговое письмо сосуществовало с кириллицей, образуя свой параллельный мир русской и славянской письменной культуры.

К сожалению, и в наши дни своеобразный параллелизм сохраняется, но теперь уже в виде научных исследований, где академическая наука безраздельно исследует кириллицу, а энтузиасты — слоговое письмо. Иными словами, учёные упорно отстаивают тезис об отсутствии у славян письменности до их крещения, а стало быть, и начальной культуры. Энтузиасты же показывают не только её существование, но и её наличие во всех слоях общества. Иными словами, славяне до образования Киевской Руси были одним из культурнейших народов средневековья.