Дельфис

Кир Ильченко. Буддист

Посвящается М.М.

Кто знает путь — тот и в аду, как дома,

Не убоится он полуночного грома,

Сумеет искушения отвергнуть,

Не растерять в круговороте веры.

В мгновеньях тишины он вдруг услышит,

Как солнце ясное осенним утром дышит,

Шептания луны и шелест ветра

И звезд напевы о надежде светлой.

И знает он, что не в названиях дело,

А чтоб душа от преданности пела,

И чтоб с решимостью стрелы летящей

Служил он верно цели настоящей.

Дмитрий Чурсин. Готический Храм

Прохлада. Полумрак. Звучит орган, —

Торжественно, победно, безучастно.

К ладоням рук склонился чешский пан

И лишь губами что-то шепчет страстно.

Огромный купол высоко над ним —

Врата в далекое космическое царство.

Оттуда смотрит мрачный херувим

На пышное церковное убранство.

Его глаза очерчены дугой

Крутых бровей, темнеющих в вершине,

И взгляд их полон строгости сухой,

Напоминаньем о распятом Сыне.

А рядом ангел нежно-золотой,

Парящий мирно в лучезарной дали,

Он посылает радость и покой

Уставшим от борьбы иль от печали.

Вдоль стен — колонны, статуи, кресты,

Серебряные троны, саркофаги,

На узких стрелках окон — витражи

Горят слезами изумрудной влаги.

И прах почивших средь гранитных плит

Дрожит от сгущенных величественных звуков;

Здесь каждый камень прошлое хранит,

И каждый склеп — вместилище для духов.

Вот стих орган. И просветленный пан

Встает с колен, целует крест, уходит...

И чудится: великий Себастьян

В пустынном храме одиноко бродит.

* * *

Ждать меня бесполезно, мой друг,

Я вернусь не сейчас и не вдруг,

Я вернусь через тысячу лет,

Когда снова забрезжит рассвет.

Я вернусь в отдаленный тот миг,

Когда снова засветится Лик

На истлевших лохмотьях плаща,

Золотистой каймой трепеща.

Я вернусь невзначай, наугад,

Но меня не услышишь ты, брат,

Потому что высокой мечты

Я остался слугой, а не ты.

* * *

Поэты не живут. Поэты умирают.

И губят жизнь свою неведомо зачем,

И часто говорят о том, чего не знают,

На странном языке, не слышанном никем.

Подходят иногда и говорят в забвеньи,

Захлебываясь, вам какие-то слова —

И смотрите на них с брезгливым сожаленьем,

Сквозь сжатый гордо рот ответ цедя едва.

Но он не видит вас, ответ ему не нужен,

Он знает наперед брюзгливые слова,

И отрешась от всех, плетет охапки кружев,

Забыв, забыв совсем, что это все — игра.

И вот тогда, тогда, когда он в упоенье

Вам отдает себя, свой сокровенный мир,

Вонзаете копье, прервав сердцебиенье,

Разрушив навсегда звучанье дивных лир.

И стон предсмертный струн неслышно отдается

Под глянцевой луной, под солнечным лучом,

Врывается на дно прогнившего колодца

И рикошетом вдруг врезается в ваш дом.

Тогда в смятеньи вы бросаетесь куда-то,

В какие-то поля, в какие-то леса,

И слышите вдруг звук, знакомый вам когда-то,

И молите в слезах о чуде небеса...

Поэты не живут. Поэты умирают.

И часто дарят им венки из хризантем.

И странно те цветы под вечер расцветают

И нежно шелестят отрывками поэм.

Сергей Фейнберг. Купола

Купола, резонаторы общей мольбы,

Возвестите о душеспасенье...

Доверяясь судьбе, не сбежишь от судьбы:

В честь Тебя Благовест Воскресенья.

Чем нужнее нам Он, тем нужней Ему мы,

Не расторгнуть той связи вовеки.

Себялюбия трон — за ограду тюрьмы!

Да не смежит Свет Истины веки.

Не желаешь давать ежедневный отчет —

Не сумеешь прийти к покаянью.

Знаки вещие суетно память сотрет...

Но отпущенник будет отпущен,

Если прошлого воспоминанья

Совместятся с далеким Грядущим.

Георгий Литвинчук. Мудрость Руси

Лесное чуткое молчанье,

Дубравы тихий ропоток,

Разрыв-трава и корень знанья

Растут вдали от всех дорог.

Вдали от суетного люда,

От злой завистливой руки

Живое сказочное чудо

Хранят седые старики.

Проводят дни святые стражи

В высоком тереме лесном,

С резным крыльцом в косую сажень

И с позолоченным крестом.

Идут века, проходят годы,

Им наше время нипочем —

Они в ключе живую воду

Черпают тесаным ковшом.

Их ясновидящие взоры

Уж не таят в себе вопрос —

Они уверены, что скоро

На Русь придет второй Христос.

Юлия Шишина. Чингис-Хану

Чет и нечет, чет и нечет

Тенью крыльев грозовой —

Серый кречет Землю лечит,

Распластавшись надо мной.

Образ птицы время скрыло

В непроглядной тьме могил.

Где же кречета могила?

Он во снах степных почил.

Поколения увянут,

Не постигнув шепот трав...

Вьется знамя Чингис-Хана —

Серый кречет в облаках.

Евразийское

Запах полыни тревожный и дикий —

Туи и вереска смесь на ветру,

Прежней свободы короткие миги,

Конское ржанье да окрики «Тпру-у»...

Ветер колышет травы опахало

В тщетной надежде догнать табуны.

Вдруг налетит,

Опьяняя началом,

Горечь хмельной

Человечьей весны...

Александр Ефремов. Дом

Опять под осень ухожу из дома,

На заработки в город ухожу...

Всему, что сердцу близко и знакомо,

Негромко «до свидания» скажу.

Я ухожу прямой тропой без петель,

И слышу, как, по скалам проходя,

Разлуку мне наигрывает ветер

На струнах налетевшего дождя.

Дом без меня украсится воскресно,

Небесны силы не сочтут за труд —

Омоют ливнями столы и кресла

И покрывалом белым уберут.

Пока мы в клетках мечемся убого,

Вымаливая пищу и тепло, —

Здесь будет все изысканно и строго,

И очень тихо, и белым-бело.

И белый серп полночного светила

Взойдет над пиком в каменной стране.

Всегда я с ней, где б хорошо ни было,

И как бы ни втолковывали мне:

Жизнь коротка, и всем нам — на круги ей,

А ты бредешь по свету нищ и гол...

Мы не чудные, просто мы — другие,

И с этим не поделать ничего.

В круговороте судеб и событий,

По колеям вдоль ненадежных вех,

Из мест, где счастливы, не уходите,

Хотя и счастье тоже не навек...

Нас покидает все закономерно,

И вроде больше нечем дорожить,

Но есть любовь — а этого, наверно,

Достаточно, чтоб счастливо прожить.

Опять под осень ухожу из дома,

На заработки в город ухожу...

Всему, что сердцу близко и знакомо,

Негромко «до свидания» скажу.

А месяц из-за тучи, чист и светел,

Над дверью мне подковой без гвоздя,

И песню гор наигрывает ветер

На струнах налетевшего дождя.

Рисунки М.Г.Волковой