Дельфис

Зинаида Александровна Миркина — поэт, её стихи существуют в ныне почти утраченной традиции — традиции разговора с Богом в тишине собственного сердца и мира. Традиции, для которой творчество лишь в том случае оправдано и имеет смысл, если формы им создаваемые, являются формами этого разговора, служат передаче опыта, из него вытекающего. Начав писать ещё в то время, когда само слово «духовность» было под запретом, Зинаида Александровна трудилась «в стол», читала свои стихи друзьям и знакомым. Жила она в то время переводами, ею были переведены Р.Тагор, суфийские поэты, Р.Рильке: их творчество было для неё воздухом в безвоздушном пространстве советской идеологии. Недавно, в её переводе, были опубликованы рильковские «Сонеты к Орфею» и некоторые из его «Дуинских Элегий»¹. Особенностью перевода Миркиной является то, что языковая и ритмическая точность вытекает из глубокого сопереживания смысловым истокам текста.

После отмены советской атеистической цензуры вышли четыре сборника стихов Зинаиды Александровны: «Потеря потери», «Зерно покоя», «Дослушанный звук» и «Мои Затишья»². Были также опубликованы её эссе о М.Цветаевой «Огонь и пепел», «Истина и её двойники» (о Пушкине и Достоевском)³, роман «Озеро Сариклен».⁴

У Миркиной (по её словам) есть заветное, более всего выражающее суть всего её творчества произведение искусства — это ёлка. И вот уже много лет проходят в её доме длящиеся порой до февраля вечери, с ней связанные. На них Зинаидой Александровной разыгрываются ёлочные сказки — каждый год новые «сценарии» Рождества, мистерии о рождении души в Празднике.

Книга сказок Зинаиды Александровны Миркиной «У костра гномов»⁵ имеет одну особенность: все сказки, собранные в ней, вышли из ветвей ёлки, спустились по ним, как по новогодней лестнице. То, что ёлка новогодняя, то есть дар волхвов Младенцу, определяется тем присутствием Тайны и Чуда, которое живёт в любой миркинской сказке.

«Сказки о Томе и Старой Девочке» — так называется раздел книги, в котором собраны тексты - сценариев» этих спектаклей. Ёлка, представшая предо мной в один из таких вечеров, была в полном, даже в каком-то первородном смысле этого слова, явлением. Меньше всего она была обычным обозначением праздника, то есть просто деревом, украшенным по случаю Нового года: праздник и Новый год вносились в дом её присутствием. Ёлка Миркиной — труд, достойный Микеланджело, это понимаешь сразу, едва переступив порог комнаты, в которой она стоит. Огромная и сияющая, она занимает собой всё пространство, несмотря на то, что скромно примостилась между креслом и окном. В ней зримо воплощено представление о мироздании как о Древе Света, ветвящейся Музыке Вечности.

Дело было вовсе не во внешней нарядности ёлки, но в том, что звенящие хрустальные ангелы, парящие у её вершины, шары, синий перламутр озёрной раковины в глубине, светящиеся огоньками дома гномов и все другие чудеса, обитающие в её ветвях, создавали особую музыку. Свет возникал от их соприкосновения, и этот свет и был тем Явлением, ради которого ёлка стояла такая нарядная.

Свет, играющий в ветвях ёлки — вот то пространство и тот «персонаж», о котором все сказки (как стихи и проза) Зинаиды Александровны. Сказывание о Свете как о сердцевине, истоке всего сущего — дело всей жизни, тема всех её сказок. Для кого Зинаида Александровна их пишет? Думаю, для тех (всё равно, детей или взрослых), кто умеет этот Свет видеть и этим давать Ему пространство в себе и в мире.

Тишина леса в сказках Миркиной всегда явление световое и потому чудесное. Сказочный лес наполнен музыкой: в нём поют и скрипка Белого Зайца, и флейта Тома, и виолончель Гнома Виолончелиста. В нём звучит и золотая скрипка Старой Девочки (героини, без которой не обходится ни одна «новогодняя» сказка) — феи, оберегающей в сердцевине леса его суть: сказку о Тайне и Чуде. Эта сказка и есть ёлка — лес, войдя в тишину которого человек или иное существо оказываются один на один с Рождеством в себе и в мире.

Лес в сказках Миркиной — гномья страна, «тысячеликое существо с одним-единственным сердцем»⁶. Гномы в ней живут под каждым листком, добрые и не очень, умные и глупые: разные, совсем как люди. Конечно, в лесу есть и другие существа, и их много, но духи земли (а гномы — духи земли) — любимый сказочный народец Зинаиды Александровны. Если вдуматься, то что же такое добрый гном, как не ребёнок (даже если ему сто лет и у него длинная белая борода), навсегда полюбивший Дерево и его музыку. Таким «ребёнком» и является Том, лес для него — флейта Невидимого Флейтиста, «такая же великая и невидимая, как Он сам»⁷.

Мир миркинской ёлки — образ детства, того невыдуманного подлинного Детства, что лежит в основании любого мира: оно колыбель у его корней и Звезда, сияющая на его верхушке. Детство значительно старше мира, несмотря на то, что каждый день рождается в крике младенца.

Стихи Зинаиды Александровны — то, что организует ритмическую, образную и смысловую структуру сказок.

В новогоднем лесу горит костёр, над ним сияют звёзды, а около «сидят четыре маленьких тихих человечка»⁸ — это гномы-волшебники. К их костру из сказки в сказку приходит Том слушать, как звенят звёзды, продолжаясь в голосах гномов. Слушать, как они поют. Это и есть их волшебство — полное созвучие со звёздами и перекличка с ними.

Огонь для тех, кто не боится

В огне сгореть.

Кто от своих бессчётных братьев

Неотделим.

Он входит в пламя, как в объятья

Со всем живым⁹.

Огонь костра в одной из песен, услышанных Томом, ветвится как купина, или Источник в царстве света. В нём герои сказок Миркиной оказываются каждый раз, когда входят в свою предельную глубину — в тишину лучей и ствола.

Сказки Зинаиды Александровны — мистерии, пробел, в который льётся свет, входит дыхание Праздника. Читая их, попадаешь не в иное, «сказочное» измерение, но чувствуешь их исток — волшебные корни мира. Один из самых симпатичных персонажей этих сказок — гном Помпончик. Появляясь тогда, когда у героя нет очевидного выхода (проблема кажется неразрешимой, а препятствие абсолютным), он выводит его душу к гномьему костру, возвращает ему воспоминание о тишине и музыке леса.

Среди тёмных веток

Щёлочка сквозная...

Загляни - увидишь

Звёздочку свою! — поёт он¹⁰

Звездный «пробел» в ветвях над головами сидящих у волшебного костра, как и «пробел» в сердце — зеркало света: лицо в нём не отражается, только Свет, собранный в нём. Зеркало — вход в царство света — царство Снежной Королевы.

«Перед Томом голубели и звенели сверкающие льды, и огромные зеркала удваивали, утраивали, удесятеряли струившийся из льдов свет. Около зеркал стояла женщина. Она была тоже как будто сложена из голубого прозрачного льда, но она была живая, удивительно живая. Это была жизнь, которая не замерзала во льдах, это была живая Вечность, торжественная и величественная»¹¹. Снежная Королева, в сказках Зинаиды Александровны — вовсе не злая героиня Андерсена.

Внешние перемещения для героев сказок Зинаиды Александровны совсем не нужны, от них, выхваченных по ходу действия лучом фонарика, лишь требуется услышать, что «Дерево идёт, всё время идёт с земли на небо, хоть шагов его никто не слышит, движения никто не видит»¹². Услышать тишину Света и смолкнуть самому — это и будет тем единственным движением и действием, из которого всё остальное вытекает как свет, любовь или музыка.

Царство Снежной Королевы — царство заветное, «тридесятое», попасть в пего можно только посредством волшебства, но в отличие от других сказок волшебство это не клубок, не меч, не ковёр-самолёт: ничто внешнее в сказках Миркиной помочь героям попасть туда не может. Даже чудесный тёмный лес и костёр, а также гномы-волшебники не могут, они только указывают своим присутствием на то, что царство это есть, а как до него добраться и где оно находится, герой должен узнать сам. На вопросы «где?» и «как?» — в сказках Миркиной волшебники не отвечают.

Вход в царство Снежной Королевы — сердце человека, ставшее зеркалом, сердце настолько стихнувшее, что отразило свет звёзд и само зажглось как звезда в ночном небе. Входя в него, сказочный герой понимает то, что понял Том: «Люди боятся конца. Но мы не можем кончиться, потому что то, что наполняет нас, не кончится никогда. Меня не увидят, но это останется. От меня останется то, что есть во мне. Важно только накопить в себе Это. Оно и есть я»¹³.

^{З.А.Миркина у своей Ёлки}

Как и в любой сказке (впрочем, как и в жизни), в волшебных историях Зинаиды Александровны есть зло и персонажи, его олицетворяющие. Это Крокодил (Дракон), Баба-Яга и Кот в сапогах — ещё одна вольная миркинская интерпретация знакомого всем сказочного образа. Зло у Миркиной — то, что пытается заслонить свет, заглушить своим грохотом звучание Музыки, разбить своим отражением зеркало сердца. То, что учит человека не стихать и вглядываться, но любоваться собой и властвовать — жить своей волей, а не внутренним пением звезды. Иногда зло выглядит настолько устрашающе, что кажется герою непреодолимым как смерть: «Это же Дракон!.. На это не было сил смотреть, и Том отшатнулся от зеркала. Захотелось немедленно вернуться в обыкновенный мир, где есть дома, стены и нет этих бездн, этих провалов с глазами Дракона»¹⁴.

Но вернуться — означает быть побеждённым злом: только досмотрев зло до его конца, можно увидеть, что оно конечно и сквозь него проступает бесконечный свет.

В этом переводе рильковского стихотворени¹⁵, включённом Зинаидой Александровной в одну из своих сказок, «складывать смеет хвалу», как и жить по-настоящему, может лишь тот, кто на своем опыте знает: «И свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин. 1:5).

Этот опыт — опыт полной прозрачности, опыт стояния в свете ни на чём, опыт бытия как бытия Света: «И он (Том. —А.Н.) шагнул в темноту. Никакой опоры. Ничего под ногами. И ухватиться не за что. Бездна. Но... он держится... Держится! Не падает. Не погиб. Жив! И вдруг его охватило такое ликование, что он стал светиться сам изнутри, как звезда. В нём, из него рождались свет и звон»¹⁶.

В этой прозрачности Снежная Королева — «Хранительница Источника, Королева Волшебных Зеркал, Хрустальная Владычица»¹⁷. В её владения «могут войти только прозрачные, только те, у которых нет ни-че-го...»¹⁸. Царство света — ледяная пустыня только для ослеплённых жаждой власти, для светящихся она — Эдем, в его центре Источник света, родник, из которого пьют прозрачные, и это — счастье. Источник и есть купина, огонь, вокруг которого собираются те, чьи сердца — чаша света, зажигательное стекло.

Оль, так зовут тролля, сидящего «на больших, выступающих из земли корнях Старого Дерева»¹⁹, его не сразу можно заметить, настолько он слился с ним. Что он там делает? — Он слушает тишину. Он знает Тайну и видит Чудо, он знает, что мир — это рождественский лес, купина и что Рождество совершается в каждом, кто может, как он, стихнуть, заслушаться, смотреть не за одного себя, а за всё сущее — «за Дерево и землю»²⁰, как будто они смотрят его глазами.

Ёлка Миркиной — дорога, лестница Иакова, по ней спускаются ангелы и поднимаются волхвы, неся подарки Тому, Кто сам дар всем и находится, как и Рождество, в нашем сердце. Сказки- мистерии Зинаиды Александровны возвращают нас к нам самим, таким, какими мы были тогда, когда сидели в детстве у нарядной ёлки и знали, что Чудо и Тайна существуют не понарошку, что они «всамделешние», как этот чудесный и таинственный, окружающий нас радостью своего ожидания Нового года и Рождества как ветвями, мир.