Дельфис

Запев

Он тех, кто войны заводил, карал,

он тех, кто заносился, укрощал,

он тех, кто скалил зубы, устрашал,

он тех, кто шел как хищник, избивал,

Абай Гэсэр¹, величием могуч,

Абай Гэсэр, могуществом велик,

и в восемьдесят, говорят, локтей

был богатырский рост земной его,

и в восемь поколений, говорят,

длиной была земная жизнь его.

Пролог

Давнее чем давно, еще давней,

давнее чем еще давней, — тогда,

когда земля прекрасною была,

когда был пестрым первозданный мир,

когда была безбедной жизнь людей,

когда покойно было на земле,

когда богато жили и светло, —

тогда на счастье всех живых рожден

был наш Абай Гэсэр и свыше он

подвижником добра был утвержден.

На западной небесной стороне

насельниками были тэнгри² — их

возглавил Хан Хирмас³, он старшим был

над всеми остальными и родил

трех сыновей — небесных силачей.

Был старший сын его Заса Мэргэн⁴,

живущий на горе Саган Бургэ⁵

он ездил на особенном коне,

что в беге соколу подобен был;

сын средний Бэлигтэ⁶, что заслужил

прозвания «Бухэ»; и младший сын

по имени Хахар⁷, что тихо жил.

У братьев этих было три сестры,

которые то помогали им,

то вызволяли братьев из беды.

А прародитель Эсэгэ Малан⁸

имел потомство, пышное весьма:

Эрэ Юрэн⁹ — любимый старший сын

и девять младших тэнгри, что могли,

шаманствуя, творить земным добро;

а также и помладше сыновья:

Сутэ Баян и Сурэгтэ Баян,

и с ними вместе — Бударгы Саган¹⁰.

От Эсэгэ Маяана рождена

и бабушка Манзан Гурмэ¹¹, она

как повитуха многих приняла

и многих воспитала — не один

бурхан¹² своей обязан жизнью ей.

От Эсэгэ Малана рождены

и добрый миротворец Шутэгтэ¹³,

и теплотворный Наран Дулаан¹⁴.

А всех бы тэнгри западных у нас

насчитывалось пятьдесят и пять,

когда примкнул бы к ним Сэгэн Сэбдэг¹⁵,

что посреди вселенной проживал

на облачной вершине Сахидаг¹⁶

вдали от войн, раздоров, ссор и драк.

На стороне восточной в небесах

насельники их, тэнгри, были злы.

Тех тэнгри возглавлял Атай Улан¹⁷,

старейшина, родоначальник их,

а с ним — Шуса Улан, Ухэр Баян¹⁸

и бабушка Хара Манзан¹⁹, она

немало бед живущим принесла.

Атай Улан трех сыновей родил:

Саган Хасар был старшим, ездил он

на светло-сером быстром скакуне;

Шара Хасар был средним, ездил он

на длинногривом сером скакуне;

Хара Хасар²⁰ был младшим, ездил он

на боевом игреневом коне.

А всех восточных тэнгри бы у нас

сорок четыре набралось, когда

к ним примыкал бы и Сэгэн Сэбдэг,

что в центре мирозданья проживал

на облачной вершине Сахидаг

вдали от войн, раздоров, ссор и драк

Чудесное исцеление Наран Гохон

Наран Дулаан, лучистый тэнгри,

нарожал детей — и Наран Гохон²¹

дочерью была его любимой.

Но Атай Улан своею властью

начал зло творить — и так заставил

кашлять и хворать девицу эту,

и она три года проболела,

мучалась и сохла год от году.

Если в вечность отойдет девица,

то все тэнгри западного Неба

перейдут к восточным в подчиненье.

Но как стала сохнуть Наран Гохон,

то тогда Манзан Гурмэ раскрыла

Книгу Судеб²², чтобы в тайном знанье

снадобье целебное найти

или способ, как ее спасти.

Вычитав что нужно в Книге Судеб,

вызнала Манзан Гурмэ, что надо

сделать для спасенья Наран Гохон,

и велела, чтобы отыскали

Бэлигтэ, но сына Хан Хирмаса

долго не могли найти посланцы.

Тот, придя, спросил: «Зачем я нужен?»

И тогда Манзан Гурмэ сказала:

«Я жажду исцеленья Наран Гохон...

Вот ночь пройдет и разгорится утро -

и на краю подсолнечного неба

увидишь ты, как жаворонок белый²³

поднимется и петь самозабвенно

возьмется, и на грудке заблистают

серебряные письмена, на спинке

у птицы — золотые засверкают.

Ты должен так стрелой его коснуться,

чтоб не убить, а захватить живого

отверстьем наконечника — и мягко,

не повредив ни перышка, на землю

доставить из-под неба эту птицу.

Но если не спасем мы Наран Гохон,

то всем нам, тэнгри западного неба,

придется в подчинение к восточным

идти, а это вроде неудобно,

и вроде поруганию подобно.»

Бэлигтэ Манзан Гурмэ ответил:

«Белого где жаворонка мне

отыскать, коль не слыхал о нем?

Белого как жаворонка мне

отловить, коль не видал его?»

Бабушка Манзан Гурмэ сказала:

«Ты расспроси об этом Хан Хирмаса:

он видел эту птицу — он-то знает,

как доставать ее из поднебесья.»

Бэлигтэ поехал к Хан Хирмасу,

и тогда отец поведал сыну:

«Когда я сильным был и молодым,

частенько эту птицу я видал,

да уж давненько что-то не встречал.

На западе, на северном краю

святого неба, ты еще найдешь

крылато-вдохновенного певца.

Едва наступит солнечный рассвет,

тот жаворонок начинает петь

и в поднебесье, возле облаков,

висит на песне собственной своей,

читая золотые письмена,

что у него на грудке, и свистит,

в серебряные письмена смотря,

что у него на спинке, — вот когда

взять эту птицу сможешь без труда.”

На коня отцовского гнедого

наложив седло и приторочив

саадак²⁴, наш Бэлигтэ взобрался

на коня, взмахнул ремённой плеткой —

и помчался в дальний край за птицей.

Вот рассвет от ночи отделился,

и над лугом Бэлигтэ увидел

жаворонка — поднимаясь к небу,

тот сперва, как гнида, чуть виднелся,

а потом, как вошка, чуть чернелся.

Желтый лук-манзан²⁵ из саадака

Бэлигтэ достал и над стрелою

прошептал, как надо, заклинанья

так, что с острия огнем пахнуло

и дохнуло паром с оперенья.

И стрела ушла бесследно в небо

и вернулась, не оставив следа.

Бэлигтэ поймал стрелу и вытряс

пыль из наконечника — и вынул

жаворонка целым и здоровым.

Он домой живой доставил птицу,

и Манзан Гурмэ, по Книге Судеб,

приложила жаворонка — грудкой

к жаркой груди немощной девицы,

а к спине ее — прижала спинкой.

Жаворонок поделился силой

с Наран Гохон: полежал смиренно

и привстал, расправив крылья вольно —

и у хворой прекратился кашель,

и болезнь ушла из Наран Гохон.

И Манзан Гурмэ святую птицу

пенкою молочной²⁶ угостила,

благопожеланьем наградила

и обратно в небо отпустила.

В это время враждующие тэнгри обратились к Сэгэн Сэбдэгу с просьбой присоединиться к ним. Но тот отказался. Тогда разгорелись битвы среди небожителей. И Хан Хирмас победил Атай Улана. Части тела злого тэнгри были сброшены с неба на землю и там, ставши различными чудовищами, начали терзать людей. Тогда-то небожители отправили среднего сына Хан Хирмаса с неба на землю, чтобы он в земном своем рождении покарал силы зла.

Земное рождение Гэсэра

Сколько дней минуло? — неизвестно;

сколько месяцев? — как видно, десять²⁷.

Как-то раз был Сэнгэлэн в отлучке,

и случилось чудо с Наран Гохон:

голос в чреве у нее раздался.

«Мама, ты на голове, молю,

шапку звездно-белую свою

чуть приподними-ка, говорю!» —

голос был младенческий, но властный.

Правою приподняла рукою

шапку звездно-белую — и тут же

из макушки Наран Гохон вышла

чья-то чистая душа и к небу

поднялась, не оставляя следа.

Правою рукою придержала

шапку — и сейчас же из подмышки

правой тоже выскользнула чья-то

чистая душа и взмыла к небу.

Левою рукою придавила

шапку к голове своей — и тотчас

из подмышки левой вышла чья-то

чистая душа, взвиваясь к небу.

А потом в пупке защекотало —

и оттуда вскоре вышла чья-то

чистая душа и в небо взмыла.

Наран Гохон все в новинку было.

Снова голос в животе раздался,

с новой силой обещался кто-то:

«Вот теперь по мере золотой²⁸

я рожусь, чтоб долг исполнить свой!»

Оказалось, что у Наран Гохон

прежде из макушки появился

сын — Заса Мэргэн, а из подмышек

и пупка на свет явились сестры —

три сестры, заступницы за братьев²⁹.

А еще поздней у Наран Гохон

кости стали ныть, зудиться стали

волосы — и точно в срок родился

бойкий, с громким голосом младенец.

Спеленали, вынесли ребенка

и у северной стены жилища

положили — мальчик всю полянку,

всю траву у шалаша испачкал.

На восточной стороне, на южной

то же безобразье повторилось.

Наран Гохон попросила мужа:

«Отнеси, поставь его на горку!»

Сэнгэлэн отнес на горку сына

и оставил на траве под солнцем.

Мальчик там поерзал и поплакал

так, что детский плач его донесся

до земли хромых недобрых духов³⁰.

А потом он, всхлипывая, начал

расставлять силки вокруг — и вскоре

семьдесят их, наживив, поставил,

и добычи ожидать оставил.

Услыхала горький плач ребенка,

усмотрела мальчика на горке

черная, с быка-трехлетка ростом,

мышь подземная и так сказала:

«Не простой младенец это хнычет —

с огоньком в глазах³¹ ребенок плачет,

надо бы его мне попроведать —

крови из груди его напиться...»

И пришла, вынюхивая жертву,

но в силки сама же и попалась.

А ребенок взял свой кнут ременный,

тамарисковый, где восемнадцать

острых жил, и начал, иссекая,

черную наказывать злодейку —

всю долину мелкими кусками

той огромной мыши он заполнил.

И сказал: «Отныне и навечно,

мыши, вы не станете крупнее!»

А еще сказал: «Однако, первый

враг повержен!» — и заснул на горке

в колыбели, золотой от смолки.

Все наутро снова повторилось,

все как прежде было: все пеленки,

всю траву за шалашом испачкал

мальчик — и его опять на горку

отнесли, и он силки расставил

возле шалаша, и начал плакать.

Желтая оса величиною

с голову коня тогда сказала:

«Не простой ребенок это хнычет,

надо малыша мне попроведать —

крови из груди его напиться...»

Прилетела, к малышу спустилась

и в силки, запутавшись, попалась.

И опять кнутом своим ременным

мальчик начал иссекать злодейку —

всю долину мелкими кусками

желтой кровопийцы той заполнил.

И сказал: «Отныне и навечно,

осы, вы пребудете такими:

никогда не будете крупнее!»

И еще сказал: «Ну вот, второго

победил врага!» — и в колыбели

мальчик по-младенчески вздохнул

и, забыв о сделанном, уснул.

Все назавтра снова повторилось,

все как прежде стало: от жилища

мальчик отнесен был на поляну,

чтоб в дому не пачкался, не плакал, —

и опять он там силки расставил,

и расплакался с такою силой,

что в земле хромых недобрых духов

плач его перебудил чудовищ.

Там комар величиною с лошадь

так сказал: «Ребенок бойкий хнычет,

надо бы мне полететь к младенцу —

крови из груди его отведать...»

Прилетел и сам в силки попался —

и малыш кнутом своим ременным

кровопийцу искать принялся

Искрошил злодея и воскликнул:

«Комары, отныне и вовеки

больше вы не будете крупнее,

чем вот эти крошки!» — и забрался

в колыбель, и спал — не просыпался.

(Продолжение следует)