Дельфис

Единственная причина, почему я, находясь вне христианской традиции и не обладая специальными знаниями о ней, пишу об одном из её наиболее священных текстов, — это моя любовь к нему. Впервые, когда четверть века тому назад мне случилось познакомиться с Евангелием от Иоанна, я был глубоко потрясён. С тех пор я прочитал это откровение множество раз; оно неизменно вызывает возвышенное состояние духа; и я чувствую себя призванным таинственным голосом свыше.

^{Книга «Йога Христа (в Евангелии от Иоанна)». (1990г.)}

В нашем современном плюралистическом мире, где межкультурное общение становится всё более настоятельной необходимостью, сегодня рождается новое сознание. Одна из важных черт его — несектантская духовность. Всеобщая, универсальная духовность коренится во всех религиозных традициях, но постоянно теряется в теологической исключительности, схоластических пристрастиях или евангелическом энтузиазме, её надлежит открывать и представлять снова и снова. Каждый, кто будет рассматривать фундаментальный текст религиозной традиции в глобальной перспективе и пытаться раскрыть универсальные истины, поможет развитию нового сознания человечества в правильном направлении.

Поскольку я вырос в Индии, психический склад моего существа в основе, естественно, индийский, хотя пояснить это в настоящем контексте я не имею возможности. Когда я читаю Евангелие от Иоанна, то с удивлением нахожу много сходного с индийскими традициями и, конечно, много различного. Но не это составляет предмет данной книги; здесь я стремился дойти до сердца Евангелия, с тем, чтобы оно само раскрылось передо мной. Пытаясь вникнуть в Евангелие, я находил некоторые индийские тексты особенно полезными, поскольку они предлагали новый путь рассмотрения метафоры, помогали расширить понимание уже познанного. Я убеждён, что главное разделение в психической организации человечества не горизонтальное или региональное, декларирующее отличие так называемой восточной души от западной, но, скорее, глобально-вертикальное, отличающее некоторых от многих, отличающее духовный, внутренний, символический способ постижения от материалистического, внешнего и буквального — как в сфере культуры, так и в каждой человеческой душе. Тем не менее, уместно отметить, что моё видение было сформировано до некоторой степени индийской традицией, хотя никакая личность не может быть целиком детерминирована своими культурными корнями.

Исходным пунктом в понимании традиции индуизма для меня является её нацеленность на санатана дхарма (вечный порядок), выражением чего она и является в своём высшем проявлении: эта традиция получает воплощение, только если приводит личность к Истине, лежащей вне индуизма и вне самой этой личности, позволяет ощутить То (Абсолют) и слиться с Ним воедино. Человек рождён пракрита (естественным, обыкновенным, неоформленным); человек должен попытаться умереть самскрита (искусно «сваянным», культурным, образованным). Истинно образованная личность, формирование которой есть действительная цель и смысл любого духовного пути, любой йоги — это та, что правильно упорядочена внутри и, по словам «Бхагавадгиты» (6:29), «видит Себя в каждом и каждого в Себе, взирая на всё с беспристрастностью». Повсюду единая Истина и единая Сущность, или же просто Одно, проявляли себя во многих истинах, в мириадах сущностей и человеческих «я», соответственно различным временам, местам, культурам, религиям и потребностям. Все языки обладают гениальной уникальностью, позволяя излагать некоторые вещи способом, не имеющим себе равных по глубине и доходчивости. Однако ни один из них не обладает монополией на адекватное выражение истины и не исчерпывает все возможности коммуникации. Фактически, язык достигает наивысшей цели, если приводит нас к безмолвию, по ту сторону всяких слов, как это можно ощутить в любви, а также в высказываниях мистиков и святых. Аналогично, каждая религиозная и духовная традиция отличается особенной красотой и проникновенностью, и определённые истины формулируются в них с особой, быть может, непревзойдённой глубиной. Тем не менее, ни одна традиция не представляет всех воплощений Бесконечности, и ни одна сущность не воплощает всех возможностей существования.

Никакие из двух духовных путей не могут совпадать по всем параметрам, даже при наличии между оными бесчисленных параллелей и областей соприкосновения. Каждый путь имеет свой собственный центр притяжения. И самое главное, с точки зрения религиозной практики, — это находиться в состоянии поиска пути, следовать по нему в направлении внутренней интеграции; лишь это ведёт нас к спасению, или освобождению, или истине. Всё же и практика пути, а не только его теория, может осветиться светом, идущим от другой традиции. Важно понимать, что ни единый духовный путь не бывает истинным, если он изобретён здесь, внизу, человеческим рассудком. Истинный путь зависит от Воли Неба; он начинается Сверху. Путь отсюда Туда не существует, если он не проложен Оттуда сюда (выд. ред.). По этому поводу правильнее, чем где бы то ещё, сказано в Евангелии (Иоанн 3:27), что «не может человек ничего принимать на себя, если не будет дано ему с неба».

Путь Иисуса Христа лежит через самого Христа, иными словами, через Я, которое есть «единородный Сын Бога», которое есть «одно с Отцом», которое есть «Слово, что было в начале, и было у Бога, и было Бог» (Иоанн 3:16; 10:30; 1:1). Опустошив себя полностью, устранив себя из себя, так что слово, которое мы слышим, не есть его, но Слово Отца, его пославшего (Иоанн 14:24), став передающим каналом, свободным от личностных помех, он мог сказать «Слова, которые говорю Я вам, говорю не от Себя; Отец, пребывающий во Мне, Он творит дела» (Иоанн 14:10). Лишь такое Я, в высшем единстве с Отцом, способно произнести: «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Иоанн 14:6). Воплотился ли Отец сам в теле Иисуса из Назарета, достиг ли Иисус единства с Отцом, решать это здесь для нас необязательно, особенно, если мы вспомним Евангелие, провозглашающее, что «никто не восходил на небо, как только сшедший с небес...» (Иоанн 3:13).

Важно, однако, остерегаться заниженности уровня понимания: значимая истина, единственно способная привести нас к вечной жизни, покоится скорее в лишённой эго «высшей идентичности», где «Отец и Я одно», чем в исключительной идентичности Отца с тем или иным конкретным лицом. В индийской традиции, в частности в Упанишадах, глубочайшая сущность каждого человека, самая сердцевина личности — Атман считается свободной от любых ограничительных особенностей и идентично слитой с Брахманом, Абсолютом, сутью всего сущего. Более того, путь к Брахману лежит через Атмана. Это также верно и для «Бхагавадгиты», где общая манера рассуждения вокруг теистической метафоры подходит гораздо ближе к манере Евангелической: Кришна, инкарнация Бога, неоднократно повторяет, что он пребывает в сердце каждого и человек может познать Его и стать частью Его существа, следуя своей собственной неотъемлемой сути. Каждый, кто говорит от этой своей сердцевины, что возможно лишь, если человек отказался ото всех своих относительно поверхностных личин ради служения этой единой Сути, устанавливает мост, путь отсюда Туда.

Хотя путь не есть цель, человек может легко и слишком крепко привязаться к определённому пути или учителю. Особенно, если он активно не приемлет других учителей или другие пути, то совершает грех по отношению к Святому Духу, сводя Его возможности к какому-то одному способу выражения, с которым этот человек соприкоснулся по какой-то причине, обычно благодаря случаю быть рождённым в определённой культуре. Таким образом, люди всё равно практикуют идолопоклонство в изменённом виде, даже если они воюют против идолов других людей. Всегдашнее чувство исключительности касательно пути и Спасителя, пронизывающее христианство, проистекает, по моему мнению, из неправильного понимания священных текстов при поверхностной трактовке того, что сказано из глубины, это чувство недостойно Иисуса Христа, который полностью отверг свою самость и устранил из себя какое бы то ни было чувство особенности, равно как и отдельности от Бога. «И спросил Его некто из начальствующих: Учитель благий! Что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную? Иисус сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог» (Лука 18:18-19).

* * *

В дополнение к обозначенной выше точке зрения замечу, что я исхожу из некоторых предположений и принципов, которые в комплексе можно назвать «методом вертикального рассуждения».

Первое предположение — это что Святое благовествование от Иоанна не подвергается здесь испытанию. Если кто или что-либо подлежат испытанию, то лишь мы сами и наша восприимчивость. Текст себя уже доказал: много раз, во многих местах и перед многими умными, глубоко чувствующими людьми. Он представляет собой один из наиболее священных текстов великой религии, предоставлявший духовную пищу целой культуре в течение многих веков. Если он ничего не говорит нам — увы, тем хуже для нас! Не зря столько великих учителей говорили по поводу того, что «вы имеете уши, но не слышите, имеете глаза, но не видите». Если мы не можем слышать, то наше сердце, наверное, ожесточено, закрыто и поставлено в защитную позицию ментальной ограниченности. Есть ряд людей, в ком такая позиция сформировалась, как реакция на агрессивный напор некоторых ораторов, проповедующих приверженность Евангелию и его миссии, либо противодействие оным. И всё же, если хоть немного освободиться от подобных реакций, красота Евангелия откроется каждому.

Вторая посылка — что Евангелие пришло к нам от разума более высокого, чем наш. Если оно содержит нечто, чего мы не понимаем, то трудность коренится в нас самих и нашей ограниченности. Нельзя игнорировать тот факт, что в некоторых местах поздние комментаторы, составители, толмачи и так далее, из различных соображений, добавляли слова либо истории к тексту, что изменяло первоначальный смысл или намерение. Это делалось иногда машинально, иногда ввиду возникшего доктринального диспута. Исследования обнаружили такие нарушения и дополнения, и их полезно довести до сведения читателей, облегчая тем самым проникновение в суть текста. В остальных случаях, когда мы пытаемся понять Евангелие и ставим вопросы относительно его идейной ценности, не стоит сомневаться, что текст происходит из высшего, нежели человеческий разум, источника. В действительности, именно там, где наши лучшие усилия не приносят удовлетворительного понимания, есть возможность слушать тихо и смиренно — чтобы услыхать то, что мы слышать не привыкли — и позволить свершиться магии Евангелия, состоящей в поднимании человека над самим собой. Я убеждён, что Священное писание и Учителя даны нам не для того, чтобы мы оставались такими, какие есть; напротив, я верю, что они существуют в нашем мире, чтобы мы возвысились над обыденностью. Всевозможные религии утверждают повсюду, что мы не живём в соответствии со своим высшим началом. Мы живём в грехе или печали, в иллюзии или как бы во сне; а не в благости и радости, не в реальности и не в состоянии бодрствования. Данные Свыше учения, пример чему Священное писание, не могут иметь целью добавить знания или комфорта, или сновидений к нашему дремотному состоянию; мы допускаем, что они могут слегка подтолкнуть нас к пробуждению, если мы не испортим дела попытками опустить учение до своего уровня, на котором мы способны выиграть или проиграть теологический спор, обратить других в свою доктрину и осуществлять над обращенными контроль.

Третье предположение — это то, что Евангелие принадлежит всему миру и, в частности, тем, кто чувствует себя им призванным и находит в нём некоторую помощь, если даже люди эти не являются номинально христианами и не имеют нужды в данной религиозной принадлежности. Это великое классическое произведение всемирной духовности, и оно слишком важно, чтобы предназначаться для исключительно сектантского чтения. Я подмечаю временами недоумение тех христиан, с которыми встречаюсь, в том числе учёных, которые находят немного странным, что кто-то вне христианской веры всерьёз увлечён чтением христианских текстов. Им понятно, что человек может читать эти книги для того, чтобы стать христианином или чтобы вступить в полемику с христианством, но он, по их мнению, должен сделать выбор и принять какую-то сторону. По-видимому, преданность Христу означает для них противостояние, с различной долей энтузиазма, другим учителям и учениям, или некоторая степень терпимости и согласие на сосуществование по отношению к другим религиям, и они далеки от мысли, что эти другие религии могут быть полезны для их собственного спасения. А те христиане, которые нашли нечто ценное в других учениях, часто считают своим долгом низложить христианство и отрицать свою принадлежность к нему. Может быть, это отношение или-или возникает из-за слишком буквальной интерпретации одного фрагмента из высказывания Иисуса Христа: «Кто не со Мною, тот против Меня...» (Матфей 12:30) <...>

Четвёртая посылка — что существует духовная природа, которая имеется, возможно, у всех людей в рудиментарной форме и в высокой степени развита у некоторых. Это духовное чувство способно воспринимать идеи, предположения и феномены на тонком плане, недоступные для других чувств или рационального мышления. По моему мнению, учёность, эрудиция, ментальная проницательность сами по себе недостаточны для восприятия Священного писания, хотя они играют важную роль в процессе постижения. Всё же этот дополнительный параметр духовной восприимчивости является куда более необходимым условием. Выражаясь языком другой традиции: как осёл, несущий груз сандалового дерева, знает его вес, но не аромат, — так и учёный может знать текст писания, не постигнув его смысла. С другой стороны, ясно, что незнание научной интерпретации писания не может быть гарантией духовной восприимчивости! Мой интерес к Евангелию не является чисто доктринальным или догматическим, и мне глубоко понятны слова Иисуса Христа: «Кто хочет творить волю Его, тот узнает о сём учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю» (Иоанн 7:17).

Есть много уровней качества в понятии «христианин» — от Иисуса Христа до инквизитора Торквемады. Указывая на эту широкую вариативность, я не хочу ни принижать христианство, ни возвеличивать его; подобная шкала качества существует в каждой религиозной традиции. Мой интерес к этой книге обусловлен желанием распознать более тонкий план Евангелия, превосходящий рамки церковной обрядности, который остаётся втуне для многих думающих и восприимчивых христиан, равно как и для не-христиан, лишь потому, что отсутствует понятие о наличии различных уровней существования внутри каждого человеческого существа и их соответствии различным уровням внутри христианства. Когда мы растём духовно, мы естественно и необходимо освобождаемся от уровня религии, которую знаем и в русле которой обретаемся; цепляние за этот уровень означает остановку в развитии. К сожалению, слишком часто люди придерживаются поверхностной догмы в определении того, что есть христианство; и это не позволяет многим, особенно рассерженным экс-христианам, видеть огромное духовное богатство христианства и его динамичную гибкость, адекватную потребностям наиболее развитых душ. Много лет назад в одном из моих классов, при обсуждении интерпретации какой-то евангельской притчи, некий протестантский проповедник произнес фразу: «Мистицизм не имеет ничего общего с христианством; это просто католическая ересь». Позже он сожалел о сказанном, ибо, по собственному признанию, говорил тогда бессознательно. После занятия другой участник дискуссии, мусульманский суфий, а ныне известный профессор религиоведения, заметил со слезами на глазах: «Как печально, что христиане не знают о сокровищах, содержащихся в Евангелии».

Я пишу в надежде помочь процессу роста в нас внутреннего Христа; для меня это форма молитвы и медитации. Я сердечно рад возможности передать то, чем был призван сам и что Ангелус Силезиус, мистик XVII века, выразил в строках:

Христос рождён быть мог

тысячекратно в Галилее —

но это всё вотще,

пока Он не рождён во мне.

* * *

...Евангелие от Иоанна отличается от других евангелических текстов своим всеобъемлющим взглядом в отношении Иисуса Христа и его миссии на Земле. Оно гораздо более космологично по масштабу и мистично по характеру, чем другие канонические евангелия, в силу того, что все они вместе, в противоположность Иоанну, воплощают одно и то же видение. Евангелие от Иоанна долгое время считалось более сокровенным, или духовным, или эзотерическим. Клемент Александрийский (около 150-212 н.э.) сказал о нём следующее: «Последний из всех (после других евангелистов), Иоанн, осознавая, что внешние обстоятельства достаточно полно описаны в других евангелиях, будучи понуждаем друзьями и вдохновляем Святым Духом, создал евангелие духовное».

Нет ясности насчёт того, кто написал это Евангелие. Церковная традиция в течение столетий идентифицировала автора с Возлюбленным Учеником, упомянутым в самом Евангелии, и оного с Иоанном, сыном Зеведеевым. Сомнительно, что оно написано апостолом, непосредственно наблюдавшим ход событий; однако это Евангелие могло основываться на показаниях некоторых очевидцев, имевших хождение в школе раннего христианства десятки лет. Прямое свидетельство как таковое, говоря о времени создания Евангелия, указывает на дату между 80 и 120 гг. н.э., после других трёх евангелий. Однако это не абсолютно точно. Евангелие могло быть написано ещё в 70 году и быть первым по счёту. <...>

* * *

Среди отличительных особенностей Евангелия от Иоанна необходимо отметить следующие две. Так, оно в гораздо большей степени, чем другие, демонстрирует склонность к выявлению контрастов: между Светом и тьмой, между тем, кто Свыше, и тем, кто внизу, между Богом и миром, между добром и злом, между духом и плотью, и так далее. Второе — это, по-видимому, сознательное стремление автора провести во многих местах параллель между Ветхим Заветом и Новым. Например, мы наблюдаем сходный формат и стиль в начальных строках Книги Бытия и настоящего Евангелия, а также полную аналогию между жертвой Иисуса Христа как Агнца Божия и ягнёнком, принесённым в жертву на Пасху сынами Израилевыми; последняя имеет подоплекой физическую свободу от притеснений, жертва Иисуса — духовную свободу от греховности.

В целом Иоанн озабочен не действительными историческими событиями в жизни Иисуса, но его духовной проповедью. У него нет ни слова о рождении Иисуса или его детских годах, или о его отце Иосифе. Хотя мать Иисуса упоминается в Евангелии, она ни разу не идентифицирована как Мария. Автора не особенно интересовали такие биографические либо исторические детали. Первая ссылка на появление Иисуса на земле — это момент, когда его видит Иоанн Креститель, распознавший в нём Призванного Господом человека и прозревший жертвенную смерть Иисуса во спасение человечества.

Не может быть сомнений в символическом характере разных событий и чудесных явлений, упомянутых в Евангелии. Два из наиболее важных чудес, свершённых Христом, а именно, воскрешение Лазаря из мёртвых и превращение воды в вино в Кане, в других евангелиях даже не упоминаются. Это особенно удивительно в первом случае: по любым стандартам, религиозным и литературным, возвращение умершего человека к жизни должно считаться самым потрясающим происшествием, которое вряд ли удастся сохранить в тайне от публики... Вероятно, здесь это способ передать идею преображения человека и обретения им внутреннего духовного единства — в смысле, что те, кто были как мёртвые, нашли новую, исполненную смысла жизнь.

То, что подобные чудеса могли иметь место в действительности, указывая на сверхъестественные способности Иисуса Христа, весьма допустимо. Почему нет? Мы едва ли знаем о природе всё; возможно, существуют принципы и силы, доступные лишь для просветлённых состояний сознания, что признано повсеместно во всех культурных традициях. Однако, что мне здесь интересно — это величайшее из чудес: трансформация внутренней сути. Я нахожу более занимательным, чем внешнее превращение воды в вино, тот факт, что посредством действий Христа Савл мог пережить внутреннее преображение и стать Павлом.

Вскоре после того, как Святой Дух низошёл на Иисуса Христа и это духовным зрением увидел Иоанн Креститель, Христос начал проповедовать. Иоанна привлекает именно его учение; и в этом Евангелии мы находим в основном долгие дискуссии и очень мало кратких высказываний или притч. Учение Иисуса Христа существует ради той же самой цели, что и другие оригинальные духовные доктрины — показать человеку путь преображения собственной сути, чтобы центром его жизни был не он сам, а Бог. Истинное учение исходит не от того или иного человека, но только от Бога; и лишь тот, кто одно с Ним, способен раскрыть это учение. «Моё учение — не Моё, но Пославшего Меня» (Иоанн 7:16).

Как говорит индуистская мудрость в Шатапатха Брахмане (1, 7, 2, 1-5), когда человек рождается, с ним одновременно рождаются обязательства по отношению к богам, святым, предкам и определённому сообществу людей. Одно из них — наш долг перед святыми — исполняется в процессе изучения Вед (то есть: священное знание). Мы живём в знаменательное время: впервые в человеческой истории для нас становится возможным освободиться от культурной изоляции, стать наследниками истинной мудрости Христа и Лао-Цзы, равно как Кришны и Будды, если пожелаем. В той «глобальной деревне», где мы существуем, есть доступ к словам и учениям других святых, в связи с чем наши обязательства тоже растут. Я надеюсь исполнить часть своего долга по отношению к христианским святым путём изучения Евангелия от Иоанна, которое представляет собой Христианскую Веду.

Тем не менее, отдавая наши долги мудрецам и святым, мы не должны забывать о ещё более высоком обязательстве: перед Бесконечностью. Это то, что принадлежит святым и чему они принадлежат сами; они показывают нам, что Царство Божие не здесь и не там, но в каждой индивидуальной душе, что сконцентрирована в настоящий момент на том Одном, Кто есть. Как сказал Христос: «Поверь Мне, женщина, что наступает время, когда и не на горе сей, и не в Иерусалиме будете поклоняться Отцу. Настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе. Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине» (Иоанн 4:21, 23-24).