Дельфис

Если ваша кошка родила в прошлом году двух котят, а в этом — четырёх, то всякому ясно, что следующий год обрадует вас восемью котятами, а по прошествии ещё трёх лет вы станете обладателем шестидесяти четырёх пушистых близнецов. Так не бывает? Но ведь история не знает повторений, она творится каждый день заново. Пусть не было — будет.

Примерно так рассуждают футурологи, предсказывая будущее развитие нашего общества. А как ещё можно угадать, что нас ждёт впереди, если не путём экстраполяции уже наметившихся тенденций?

Футурологи не любят возвращаться к своим прогнозам по прошествии десятилетий, когда можно проверить, насколько они оправдались. Прямо скажем, плохо оправдываются. Почти всегда жизнь оказывается хитрее, сложнее, подкидывает нам такие повороты, которых ни один мудрец мира не предвидел заранее. Беда предсказателей в том, что общество наше — система, как говорят математики, существенно нелинейная. Мы же владеем пока лишь методом линейной экстраполяции. На этой трудности споткнулся и Карл Маркс, построив картину близкого коммунистического будущего. В теории труда и капитала, теории классовой борьбы у него всё правильно, но практическая реализация общества всеобщей справедливости даже отдалённо не напоминала того, что было обещано. Посему реформаторы дёгтем нарисовали на коммунизме жирный крест, объявили Маркса утопистом и вернулись к более надёжной рыночной кормушке.

Многих последователей красивой идеи неудачный советский эксперимент поверг в смущение. Среди прочих разочарование постигло американского коммуниста Элвина Тоффлера. И вот, ещё до того, как с грохотом рухнула первая коммунистическая империя, он предложил своё объяснение случившегося, а главное, попытался предложить новое видение нашего будущего, положив в основу нелинейную концепцию развития. Прогноз его называется: «Третья волна».

В наш просвещённый век человечество не может жить без перспективы. Растительное существование, лишённое смысла и понимания «куда нас несёт», оборачивается блужданием в потёмках, смутой, духовным упадком одних, агрессией других. Именно такой кризис переживает сейчас построенная нашими руками, но вышедшая из-под нашего контроля земная культура. По тому, насколько глубоко удалось проникнуть в существо происходящего Элвину Тоффлеру, можно предполагать, что его образ третьей волны завладеет умами части думающей массы и некоторых лидеров человечества и, не исключено, станет новым маяком в период преодоления кризиса.

Понимание происходящих с человеческим обществом перемен, основанное на Учении, преподанном Махатмами через Е.П.Блаватскую и Е.И.Рерих, даёт знание Пути, уверенность, исключает панику и метания. Незыблемость законов, открытых людям Учителями, ещё раз проявилась в том, что многие положения материалиста Тоффлера неплохо ложатся на канву эзотерической доктрины. И не менее поучительно рассмотреть те повороты, где существуют разногласия. С этим и отправимся в путь.

1. Волны цивилизации

Первобытная община — рабство — феодализм — капитализм — социализм — коммунизм. Рост производительных сил меняет производственные отношения, количество переходит в качество. Завораживающе просто и... неполно. Не в том неполно, что в теории упущены какие-то формации, а в том, что не форма собственности определяет главные различия. По мысли Тоффлера, более важная граница проходит там, где начинается разделение производства и потребления. Пока человечество кормилось в основном трудом земледельцев, главной формой деятельности была работа на себя, точнее, на своё племя, свою семью, своего рабовладельца и феодала. Не на рынок, не на продажу. Это названо первой волной цивилизации. Где производили, там и потребляли. Беспокойство о том, чтобы запасти на зиму достаточно хлеба, корма для скотины, дров и льна для ткацкого станка определяло весь строй жизни работников. Им незачем было далеко ездить «за семь вёрст киселя хлебать», хватало забот дома. Незачем отселять каждую молодую семейную пару, жили кланами: числом рабочих рук определялась жизнеспособность крестьянской семьи. Женщины наравне с мужчинами участвовали в полевой и домашней работе. Каждый земледелец был, по возможности, универсалом: и скотоводом, и плотником, и рыболовом, и ткачом, и воспитателем детей. Не было нужды в покупных товарах, кроме таких, разве, как соль. Не очень нужны были деньги. Жили замкнуто, знали жителей своей деревни, да может быть кое-кого из соседней. Политика была заботой сеньоров. Трудолюбие украшало характер людей первой волны, но пунктуальность, дисциплинированность не входили в число их достоинств. Прокормить семью можно было без этих «изобретений» новейшей истории.

И нахлынула волна вторая. У руля встал Рынок. Примерно 300 лет назад, с поправкой плюс-минус 50 лет, делание для себя перешло в делание на продажу. Недолгое сопротивление одиночек-ремесленников было сломлено мануфактурами, которые без большого напряжения перешли в крупное механизированное фабрично-заводское производство. Перешагнув фабричный порог, человек как бы воплощался в новой жизни. Производство требовало коллективного слаженного труда, следовательно, дисциплины, а значит, строгого соблюдения сроков, умения ценить время. Процесс создания вещей разбился на множество простых операций, стал для каждого участника однообразным, запретил творческие вольности. Пришлось подстроиться под эти требования и системе образования. Школы организовали выпуск грамотных, но стандартно мыслящих людей, послушных и терпеливых к любому труду. Стандартизация товаров отозвалась на стандартизации не только работников: были приведены к общему знаменателю большинство мер и весов, установлены эквиваленты национальных валют, по одному образцу стали строиться парламентские системы управления, церковные приходы. Рынок потребовал усовершенствовать средства сообщения, и невиданным темпом стали развиваться железные дороги, почта, автотранспорт, телефонная связь. Обработкой мозгов занялись газеты, радиовещание, кино, телевидение. А то, что было не нужно или мешало рыночному строю жизни, безжалостно отбрасывалось: патриархальная семья, строгая нравственность, самобытность национальных культур. На фабрику приходили не семьёй, а поодиночке, поэтому, в пику соборности, кланам, стал расцветать индивидуализм. Сформировался стандарт малой семьи: отец, мать, дети. Глубокие трещины прошли и в этой минимальной ячейке общества. Мужской, женский и детский труд был востребован на разных производствах и по-разному оплачивался. Возник устойчивый образ мужчины-кормильца, главы семьи, бригадира, руководителя производства. Женщинам были отведены вторые роли и на фабрике, и дома, где они выполняли не оплачиваемые хозяйственные и воспитательные функции. Бесплатный непрестижный домашний труд женщин стал социальной основой усиления неравенства, бытовой формой эксплуатации. Ответственность, социальное значение домашней работы — как бы для себя — не волновала лидеров второй волны. Зачем поддерживать то, что материнский инстинкт всё равно выполняет задаром.

Победный марш нового строя жизни опирался на шесть неотвратимо действующих правил, неписанных заповедей рыночной эпохи, названных Тоффлером кодом второй волны. Вот они:

Стандартизация вещей, структур управления, норм личной и общественной жизни, денег, языка, учебных программ, философских взглядов, ценностей и многого другого.

Специализация. Происходило дробление профессий на всё более узкие, частные, изолированные друг от друга специальности, дробление производств — по типам продукции, территорий — по выпускаемым товарам, неважно — промышленным или сельскохозяйственным.

Синхронизация сложных цепных производств, событий личной жизни людей, транспорта, всего, что прямо или косвенно обслуживало рыночный строй второй волны.

Концентрация. Логика конкуренции и усложнения технологий привела к объединению масс людей в заводских цехах, в мегаполисах, слиянию фирм, безудержному накоплению капитала в одних руках, концентрации энергии и сырья.

Максимизация. Убеждение в том, что крупное производство экономит на издержках, породило стремление к гигантизму предприятий, фирм, мелиоративных сооружений, к погоне за ростом валового национального продукта как эквивалента благополучия наций. Даже гражданское строительство и монументальное искусство испытали на себе искус гигантомании.

Централизация. Всё предыдущее логично требовало сложно организованной оперативной и, значит, централизованной системы управления людской массой. Накат второй волны оформил государство как основной уровень власти. Предельной централизации всех жизненных функций народа — политических, военных, экономических, культурных, вплоть до интимных — достигли тоталитарные государства коммунистического и национал-социалистического толка.

Всё это стало реальностью не по желанию вождей или философов, а в силу эволюционной необходимости. К.Маркс предположил, что двигателем всей жизни общества является развитие производительных сил. Элвин Тоффлер в целом согласен с ним, возлагая вину за перемены на развитие технологий. Но во времена Маркса экономика виделась как единственный мотор развития, и казалось, что производственные отношения дают ключ к управлению процессом. Оказалось иначе. Переход к общественной собственности на средства производства не отменил рыночных кодов. Так называемый социализм следовал всё тем же шести заповедям второй волны, отличаясь, скорее, лишь внешним оформлением. Правильнее определить его как государственный капитализм.

2. Кризис второй волны

Волей судьбы Россия оказалась второгодником в школе рыночного хозяйства. Пока мы с трудом повторно осваиваем азы добропорядочного бизнеса, отличники учёбы всё острее чувствуют болезненные симптомы распада сложившегося уклада второй волны.

Если живёт среди нас в новой инкарнации Карл Маркс, он безусловно понял, что не только развитие экономики двигает развитие общества. В его время экологические проблемы лишь смутно маячили в туманной дали, и несостоятельность грозных предупреждений Томаса Мальтуса была «доказана» идеологами коммунизма. В такой же степени казалось, что среди социальных конфликтов только классовая борьба влияет на равитие общества. Переход к бесклассовому строю должен был автоматически разрешить главное противоречие предыдущих формаций — между антагонистическими классами, а заодно с ним снимались и все прочие затруднения: национальные, религиозные, нравственные, проблемы занятости, творческой свободы и пр. И, наконец, чего уж совсем не мог предвидеть создатель теории коммунизма, так это революционной роли, которую стала играть в нашей жизни информация. С неожиданным усилением роли этих новых факторов всё пошло не по марксову плану.

Прежде всего, экономика стала не эффективной и, более того, оказалась носителем смертельной опасности для человечества. Благополучие миллионов стало зависеть от крепости нервов у владельцев «ядерной кнопки», от непредсказуемых цен на валютных биржах, от сговора стран-производителей нефти. В один момент зыбкое международное равновесие может быть нарушено, например, при потоплении корабля в Ормузском проливе, на выходе из Персидского залива¹. Истощение запасов жидкого ископаемого топлива грозит близким хаосом мировому хозяйству. При всех благах, которые принесла промышленная цивилизация человечеству—комфорт, скорость передвижения, продление жизни — она задала такой темп жизни, которого не выдерживает нервная система среднего человека. За удобства жизни приходится расплачиваться ростом генетического груза (наследственных заболеваний), неуправляемым расползанием опасной для здоровья городской среды, ростом числа рукотворных катастроф. В условиях беспрецедентного увеличения разнообразия выпускаемой продукции перестал оправдывать себя принцип стандартизации, так же как и принцип концентрации. В конкурентной погоне за разборчивым покупателем возникла тенденция рассеивания производств по специализации и по территории. Сложность управления крупными компаниями невероятно возросла, вызвав «бумажную бурю». Порождённое индустрией ускорение смен в жизни людей, в требованиях потребителей, модах создало проблему мгновенной переориентации производства, с чем устоявшаяся организация промышленности перестала справляться. Предприятиям и фирмам всё больше приходится заниматься не свойственными им делами: заботой о жилье, здоровье, социальной защищённости своих работников и пенсионеров, обеспечением детей школами, лагерями отдыха и пр., проблемами безработных, экологией. Соответственно растёт штат служащих, что ложится грузом на себестоимость продукции. Экономика отвечает на это децентрализацией производства.

Впрочем, усиливающаяся конкуренция одновременно стимулирует и обратную тенденцию: рост транснациональных компаний, монополий, не поддающихся государственному регулированию. Их возможности подчинять себе интересы развивающихся наций и политику развитых государств в огромной степени возрастают. Государственные чиновничьи конструкции, и без того захлёбывающиеся в потоке новых проблем, требующих срочных решений, перестают выполнять свою главную функцию — согласование интересов разных слоёв населения. Демократия становится фикцией, утешительным ритуалом для трудящихся, ещё не поражённых вирусом скепсиса и цинизма. Коррупция дополняет кризис государственного устройства. Управляющий аппарат государств-наций испытывает растущее давление не только со стороны транснациональных структур, но и снизу, от поднимающих голову местных властей, территорий, требующих большей свободы действий. Тоффлер утверждает, что центробежные силы действуют по всему миру, на всех уровнях. Государства, их лидеры, включая «избранников» народа, потеряли перспективу, выпустили из рук власть над умами и судьбами своих народов. Становясь у руля, религиозные фундаменталисты и просто авантюристы ищут выход в создании образа врага, в военных приключениях.

Децентрализация охватывает все сферы жизни. Воспитанный под покровительством рыночной экономики культ индивидуализма, с одной стороны, освободил огромный творческий потенциал народа, с другой — начал подкоп под самый фундамент второй волны, под стандарт. Кризис устоявшейся семейной ячейки сопровождается возникновением обществ защиты сексуальных меньшинств, всевозможных феминистских организаций. То и дело возникают и рассыпаются эфемерные спортивные, природоохранные, религиозные, военизированные политические, культовые, националистические объединения, профсоюзы, «невидимые колледжи» в науке, союзы деятелей искусства и литературы, ветеранов войны и инвалидов, противников абортов, смертной казни, генной инженерии. Каждое объединение требует к себе внимания, заявляет о своих правах, подчас противоречащих правам других союзов. Власть уже не может отмахиваться от этих проблем, но оказывается совершенно неспособной быстро и квалифицированно разрешить их.

Со всех крыш несётся крик: дальше так нельзя. Вторая волна, волна индустриализма, сама себе выкопала яму.

3. Зарницы третьей волны

Кони понесли, нет средств остановить их. Если применить метод прямой экстраполяции, то для мыслящего человека выход один: бросаться с Бруклинского (вариант — с Крымского и др.) моста, чтобы не присутствовать при крушении цивилизации, погрязшей в неразрешимых противоречиях. Эта невесёлая шутка, похоже, находит своих последователей: частота покушений на самоубийство растёт по экспоненте. Также растёт число «пророков», возвещающих конец света и нередко преуспевающих в организации коллективного суицида. Слепых охватывает паника. Иные бросаются в безудержный разгул, пируют в окружении чумы.

Вот тут боевым горном звучит трезвый голос Тоффлера: всмотритесь глубже в события наших дней и увидите выход. Каждый цикл эволюции не только готовит свою гибель, но и рождает средства преодоления кризиса. Сумейте их применить.

Среди всех человеческих видов деятельности на первое место выходит производство информации. Бумажный вихрь ещё продолжает бушевать, но электронные средства коммуникации уже принимают на себя основную нагрузку. Это техническое нововведение начинает оказывать всё большее влияние на всю нашу жизнь. Оперативная двусторонняя связь позволяет рассредоточить управленческий аппарат предприятия, государственного учреждения по разным помещениям и даже городам. Многие производства в этих условиях допускают переход на более свободный, рассинхронизированный график посещения рабочих помещений. Часто и само производство оказывается возможным частично перестроить на работу на дому. Ещё легче к работе в домашних условиях приспосабливается сфера услуг. При этом естественным образом вовлекаются в работу взрослые члены семьи и дети. Не столь обязательным, как раньше, становится посещение учебных классов школьниками и студентами, восстанавливается забытый метод домашнего обучения. Облегчается учёба по индивидуальным программам. Научные и производственные совещания могут проводиться без отрыва участников от рабочего стола или даже от любимого дивана. Соответственно сокращается расход денег и времени на транспорт. А работающие отцы и матери получают возможность больше времени уделять детям и друг другу, больше заниматься домом и собираться в клубах по интересам по месту жительства.

Поражающие успехи в развитии техники связи привели к созданию общеземной инфосферы. 10 лет назад Тоффлер ещё не имел представления о паутине Интернета. С каждым днём усиливается информационная, а с ней — экономическая, политическая взаимозависимость территорий, стран, организаций, в том числе, удалённых друг от друга. Обратной стороной того же процесса оказывается децентрализация, разъединение. В этом соревновании интеграции и дифференциации особенно взрывоопасной, по мнению автора «Третьей волны», становится вторая тенденция. С ростом информационных и производственных мощностей как сфера услуг, так и изготовление вещей всё больше ориентируются на адресное удовлетворение индивидуальных потребностей, выполняет персональные заказы. В ногу с усилением координации человеческих действий идёт демассификация всех сфер жизни. Возникают новые научные направления, новые увлечения и виды спорта, религиозные объединения, направления живописи, музыки, новые виды искусства. Постоянно увеличивается разнообразие журналов и газет, видеофильмов, записей музыки, каналов теле- и радиовещания. Всё это не может не сказываться на демассификации сознания — на переходе от стандартных вкусов и мыслей толпы к сообществу неповторимых личностей с неповторимыми потребностями, причудами и заблуждениями.

Становится фактом ещё одно массовое явление. Власть, как сухой песок, высыпается из рук организаторов жизни. Если они желают остаться на верхних этажах пирамиды, им приходится отказаться от старых приёмов управления и встретиться с тремя принципами, в корне меняющими искусство руководства.

Первый принцип Э.Тоффлер назвал властью меньшинства. Считающийся достижением демократии мажоритарный принцип, подчинение меньшинства большинству, стал удобным формализмом для власти элит и на деле давно не отражает интересы большей части населения. Нередко вполне официально выборы считаются состоявшимися, если к урнам придёт всего четверть зарегистрированных избирателей. Механический подсчёт процентов голосов при принятии ответственных решений ущемляет интересы национальных меньшинств, женщин и многих других групп, вызывает их на борьбу непарламентскими методами, наращивает беспорядок и скандалы. Между тем, настоящее большинство в наши дни рассеяно по тысячам меньшинств, временных, локальных некрупных групп. Следует признать законность их представительства в общественных и государственных структурах. Роль центральной власти в этих условиях в большой степени должна будет сосредоточиться на согласовании разнородных интересов этих пёстрых собраний между собой и с долгосрочными интересами всего общества. Политики неизбежно превратятся в какой-то мере в дипломатов и даже воспитателей. Пример нового политического мышления показала Швеция, когда перед референдумом о размещении в стране атомных электростанций (в середине 70-х годов XX столетия) провела повсеместный двенадцатидневный ликбез, разъяснивший людям преимущества и опасности этого вида энергетики. Многие вопросы могут решаться не кучкой избранников, зачастую некомпетентных или лично заинтересованных в однобоком решении, подкупленных, запуганных, а массовыми представительными опросами населения. Уровень современной электроники позволяет превратить домашний телевизор в канал двусторонней связи, что сделает постоянные консультации со зрителями повседневной нормой жизни. Лоббирование решений в парламенте кучкой монополистов станет невозможным. Методом консультаций нетрудно обеспечить сменяемость политиков и чиновников, что предотвратит накопление народного недовольства, а также грязную предвыборную возню претендентов, правительственные кризисы. Может быть, где-то решат выбирать чиновников по жребию. Конечно, возникнут свои трудности, но достоинством общественных деятелей третьей волны станет открытость к диалогу с представителями разных мнений и готовность к бесконечным экспериментам для нахождения наилучших конструкций.

Второй принцип можно обозначить как полупрямую демократию. Свои преимущества имеет как избрание представителей, так и прямое участие в решении важнейших вопросов с помощью кнопки на телевизоре. Каждый народ найдёт свой способ, как использовать ту и другую процедуру. Удачные решения позволят переключить внимание от партийной борьбы за мягкие кресла на Олимпе, от идеологических аргументов, от устаревших моделей общественного устройства к реальным проблемам, важным для общества.

Третьим принципом должно стать разделение решений по местным группировкам, по срокам и по уровням иерархии. Самое трудное здесь, очевидно, состоит в том, чтобы отказаться от национального уровня принятия решений как базового, отчасти национального суверенитета. Всё очевиднее становится беспомощность государственных чиновников перед лицом необходимости срочно принимать горы слабо осмысленных неэффективных решений. Неэффективных потому, что власть над деятельностью крупнейших компаний, также как и над активностью местных деятелей, всё больше становится иллюзией. Жизнь заставляет передать (модное слово — «делегировать») часть функций «наверх», в международные органы. Они сформируются по новым принципам, чтобы не быть похожими на современные ООН, Всемирный банк. Всемирный валютный фонд, НАТО, уже прошедшие свой путь до бюрократическрй стагнации. Нужны эффективные структуры для решения экологических вопросов, борьбы со своевластием транснациональных компаний, с голодом, международным взяточничеством и бандитизмом, для управления ценами, торговлей оружием и дефицитными ресурсами и т.п.

Вместе с тем, назрела проблема предоставления дополнительных прав местным властям в соответствии с увеличившейся самостоятельностью местных экономик. На этом пути, конечно, нас подстерегает опасность дать волю стихии местных князьков, замкнутых в себе современных феодальных режимов. Процесс этот мучительно идёт во всём мире, но нигде не обострён в такой степени, как в современной России.

Может показаться, что Тоффлер предлагает нам ещё одну модель мирового устройства, которых мы знаем немало. Но он осторожен. Он наблюдает проклюнувшиеся уже сегодня ростки неизвестного нового растения, названного им третьей волной. Наблюдает несоответствия между существующими стандартами жизни и ушедшей вперёд реальностью. Пытается собрать в один букет требования, которые формулируют уже вошедшие в обиход нововведения. И останавливается у этого порога, понимая опасность выдать желаемое, созданное собственной фантазией, за будущую реальность. Как показывает опыт, такие промахи вызывают лишь презрение обжегшихся на очередной утопии потомков. Оптимизм Тоффлера основан на другом — на знании нелинейности развития. Ни радужные предсказания, ни мрачные прогнозы в тупиковых ситуациях не исполнялись буквально на протяжении нашей бурной истории. Жизнь находила своё решение, почти всегда неожиданное, пусть не всегда желанное. Поэтому реально мыслящий социолог доверяет не прогнозам, а лишь способности человечества повлиять на собственную судьбу в желательном направлении. Способность — ещё не необходимость. Требуется борьба. Сейчас она поднялась на уровень борьбы за выживание. Нетрудно предвидеть, что схватка будет жестокая и не скоро кончится. В обществе всегда присутствуют силы прогрессивные и силы консервативные. Мы их называем началом ян и началом инь. В эпохи кризисов, поворотов, противостояние между этими силами принимает драматический характер. Мало кто желает поступаться своими привилегиями, подаренными уходящим порядком. Нужно давление образованных масс, понимающих неизбежность смены. Всё зависит от творческого воображения идущих на борьбу. От бесстрашия перед будущим. От недоверия к демагогам и лжепророкам. От решимости отстоять «свободу ереси». Если давление окажется достаточно сильным — можно будет обойтись без новых кровавых революций. Но смуты не избежать. Тоффлер видит свою задачу не в том, чтобы указать на конечную точку движения, а лишь обозначить направление реального выхода из существующего сегодня кризиса. Куда приведёт эта дорожка, решит история.

4. Третья волна и мы

Восемьсот страниц книги Тоффлера прочитываются легко, как увлекательный роман. Глубокие мысли донесены простыми словами (в чём заслуга и переводчиков). При этом маститый учёный, зубр в своей области, не перестаёт по-детски поражаться стремительности нововведений, поражаться наблюдениям того, как поклоняются люди созданной ими технике, как они беспомощны перед наступлением информационного половодья. Автор заставляет читателя переживать повороты истории, как свою собственную судьбу. Вместе с тем, Тоффлер не даёт повода считать себя приверженцем какой-то предвзятой концепции, не высказывает ненависти или неприязни к другим взглядам. И события жизни делятся для него не на плохие и хорошие, а на выражение объективных требований первой, второй или третьей волны. Он изучает нашу жизнь как бы с высоты, но при этом заинтересованно, как истинный сын Земли. Такой взгляд помогает ему многое увидеть из того, о чём не устают повторять Великие Водители. Например, увидеть, как в брожении людских мыслей постепенно пробивает себе дорогу глобальное, а за ним и космическое сознание. Как намечается восстановление давно утраченного равновесия в распределении ролей мужчины и женщины. Как непросто, извилистым мучительным путём идёт человечество к Всемирному Братству. При том, что техника и ставшая глобальной экономика уже настоятельно требуют совсем иных принципов человеческого взаимодействия. Сознание человечества отчаянно сопротивляется переменам, но тут начинает работать метод «адверзы» — от противного. Казалось бы, вопреки логике и необходимости наше переходное время поднимает на щит человеческий индивидуализм, самость, свободу от власти, особенно духовной власти, забывая, что «где начинается моя свобода, там кончается твоя». Это естественная реакция на унификацию мозгов эпохи индустриализма. Но автор «Третьей волны» замечает, что уже начинается откат к обратному. Прелести «свободы личности» неизбежно оплачиваются синдромом одиночества, потерянности в толпе. И вот неслышными шагами двигается смена ценностей: люди начинают уважать простые человеческие отношения. В противоположность рыночной психологии противостояния со всем миром вырабатывается коллективизм, соучастие в трудностях незнакомых людей, взаимопомощь. То, что должно, как мы знаем, закончиться Всемирным Братством. И ещё, как золотой песок на месте отхлынувшей волны индивидуализма, останется импульс к массовому творчеству. Без которого, добавим от себя, не может быть продвижения к грядущей Сатиа Юге.

Объединение человечества в устремлении к будущему отвечает космическому принципу единства всего сущего. Демассификация всех сторон общественной жизни как будто противоречит этому закону. Но логика рассуждений Тоффлера даёт понять, что на этапе второй волны единство достигалось насильственным путём, которым можно получить лишь видимость гармонии, непрочной, временной, внешней. Дисциплина навязанная должна смениться дисциплиной сознательной, и тут мы осуждены пройти искушение разъединением.

Также не прям путь к единой земной иерархии, которая со временем составит один из ярусов иерархии космической. В книге говорится о неизбежности ослабления центральной государственной власти, рассредоточении управленческих функций, падении дееспособности наднациональных представительных органов. Это опять лишь видимое противоречие, возникшее из привычного нам линейного мышления. Нетрудно убедиться, что происходившая до сих пор концентрация власти, которая вроде бы должна привести к конечному объединению государств под крышей мирового правительства, не в силах сделать этот последний шаг. Секрет и здесь в том, что объединение происходило до сих пор не на равноправной основе, а с применением силы — военной или силы денег. Все события последних лет показывают, что применение подобных методов вызывает противодействие, по упорству не уступающее объединительным силам. Недаром XX век стал веком распада колониальных империй, завершившийся крушением СССР. Признать не на словах, а на деле равенство всех народов, право на независимость — труднее, чем одолеть перевал через Гималаи. Но ростки этого сознания видны внимательному взгляду. Неодолимо растёт разветвлённая сеть автономных организаций, выражающих национальные, трудовые, духовные интересы небольших групп людей. Права их постепенно находят признание у юристов и у власти. А дорога от равенства к объединению уже не так далека. При этом объединение произойдёт, очевидно, не на одном уровне — племени, колхоза, феодального княжества, государства, а в меру необходимости на всех уровнях, что и обеспечит гармоничное строение иерархии. Правда, ещё не завтра.

Тоффлер затрудняется в определении причин перехода от одной волны к другой, не находит общего знаменателя. Расцвет индустриализма второй волны он связывает с развитием технологий и разделением производства и потребления. Происходящая в наши дни следующая смена объясняется образованием окутавшей Землю инфосферы. За этими рамками — только неведомый закон развития, которому бесполезно сопротивляться. Осознание этого принципа позволяет автору книги светлым взглядом искать признаки налетающего, как вихрь, будущего, интуитивно чувствуя целесообразность, царящую в мире следствий. Мы обязаны видеть причины более глубокие. Но даже среди тех, кто усвоил эзотерическую истину осмысленного движения согласно вселенскому Плану, не каждый с таким же оптимизмом принимает перипетии нашей переходной эпохи. Переходной от Кали Юги, уже длящейся 5000 лет, к Сатиа Юге.