Дельфис

Эзотерическая традиция и российский серебряный век (из предисловия книги)

Представленный очерк российского теософского движения отражает стремление автора восстановить важную недостающую часть мозаики в сложной композиции Findesiecle¹ российской культуры. Серебряный век (1890-1914), широко признанный критическим переходным периодом истории российской культуры, пользуется заслуженным вниманием российских и западных исследователей в области литературы, истории, искусства и философии. Обращаясь в этом сложном периоде в большей мере к глубокому интеллектуальному брожению и социальному перевороту, учёные неизбежно осознавали существование в своей научной мозаике некоторых лакун. Одна из таких лакун — это страсть Серебряного века к оккультизму и мистицизму как в утончённых, так и вульгарных формах. <...>

Эта книга намечает в общих чертах историю теософского движения в России, выявляет его ведущих деятелей и кладёт начало документальному подтверждению роли Теософии² в качестве общественной и интеллектуальной силы в российском обществе в годы пленительного периода российского findesiecle ([1] ,3). <...>

Накануне первой мировой войны только в С.-Петербурге помимо более чем 35 оккультных кружков, имеющих свой устав и прошедших официальную регистрацию, действовали сотни неофициальных и неформальных кружков. Подобные кружки были зарегистрированы в Вязьме, Благовещенске, Тифлисе, Усть-Каменогорске и во многих других местах. За период с 1881 по 1918 год в России насчитывалось более 30 оккультных журналов и газет. Учитывая высокий уровень неграмотности и строгость российской светской и церковной цензуры, эти данные представляют значительный интерес для исследователя. Старейший из этих журналов «Ребус» выходил еженедельно в течение 37 лет; к 1905 году он имел свыше 16 тысяч подписчиков. Страсть к тайным знаниям была повсеместной.

Теософия и спиритуализм были двумя наиболее важными оккультными движениями в findesiecle России. Они имели наибольшее число последователей и доминировали в журналах и других изданиях. Из этих двух Теософия была более значима и влиятельна в философском и культурном отношении, хотя спиритуализм обладал большим числом сторонников и пользовался большим вниманием прессы.

Теософия не случайно появилась в конце прошлого столетия; она была вызвана к жизни крушением надежд и неудовлетворённостью растущего числа мыслящих людей, которые чувствовали себя брошенными на произвол судьбы, не желая или будучи не в состоянии делать выбор между бесплодностью научного позитивизма и бессилием униженной церкви. Они стремились к поиску вечных истин, к утверждению достоинства человека, а находили грязные фабрики, отчуждённых рабочих, преступность, мещанство и общий упадок. Этим обделённым искателям Теософия предлагала разрешение мучивших их вопросов на основе высокоорганизованного мировоззрения и строго нравственной этики ([1], 5—6).

<.. .> Нельзя сказать, что значительное влияние Теософии недооценивалось современниками. В 1915г. известный историк и литературный критик Иванов-Разумник (1878-1946) писал: «Будущий историк литературы несомненно должен предпринять раскопки в многотомной «Теософии» нашего времени; без этого ни Андрей Белый, ни Вячеслав Иванов, ни многочисленные «Жоржи Нулковы»³ символизма и псевдосимволизма не будут всесторонне освещены. Психолог и историк найдёт много интересного при изучении этой секты, характерной для нашего времени; историк литературы не может себе позволить пройти мимо этого явления».

Предложение Иванова-Разумника, сделанное так много лет назад, заслуживает, чтобы к нему прислушались.

Великое множество страниц уже написано в США и Западной Европе о Теософии и теософских обществах, но практически ничего не было сказано об истории Теософского общества и его деятельности в России. Между тем, Теософия (и её христианизированная ветвь — антропософия) была здесь много большим, нежели поддержкой и утешением в жизни для чиновников, докторов, юристов и уважаемых общественных деятельниц в их личном кризисе веры; она также преобразила мысль, искусство и судьбы многих представителей «творческой интеллигенции», ведущих писателей, музыкантов, философов и художников российского Серебряного века. Не будет преувеличением предположить, что некоторые аспекты этого периода не могут быть поняты вне измерений Теософии и родственных ей теорий, сколь бы тайными они ни казались нам сегодня ([1], 6).<...>

В течение всего этого эстетически богатого периода в России господствовала образованная русская элита, воспитанная на литературе французского декаданса, испытавшая влияние возрождения французского оккультизма и сведущая в немецкой идеалистической философии (с глубинным течением буддистской мысли, внесённой в неё Шопенгауэром). В этот период все интеллектуальные стремления (в литературе, философии, истории, теологии, музыке, живописи, танце и театре) взаимодействовали друг с другом и расцвели в великолепии целостного произведения искусства (gesamtkunstwerk), каким был русский Серебряный век. Перед ликом расколовшегося мира, неуклонно маршировавшего к мировой войне и революции, российская творческая интеллигенция стремилась к предельному синтезу культуры, в котором искусство отождествлялось с религией, а эстетическая теория преобразовывалась в метафизическое мировоззрение. Поиск основательного онтологического фундамента вёл её мимо ослабленной церкви к метафизическому идеализму и теософской мысли. Результатом был не только подлинный расцвет искусств, но также и ренессанс религиозной и идеалистической философии.<...>

Трагедия состояла в том, что этот прекрасный, но деликатный цветок Серебряного века России расцвёл над бездной. Его появление знаменовалось не только кульминацией художественных достижений, но также и крайними явлениями коррумпированного общества; общества кафе, безумного монаха Распутина, шампанского за завтраком... салонов сатанизма и моды на наркотики. Серебряный век был не только идиллией утончённой символистской поэзии, любимых сборищ и ностальгической живописи «Мира Искусств»; это был также период разгула порнографии, вульгарности, претенциозного секса, преступлений, антисемитизма и политического терроризма. В этом перевёрнутом мире, парящем на краю катастрофы, творческая интеллигенция искала вечные истины везде, где могла бы их найти; и Теософия обещала удовлетворить их духовный голод ([1], 7).

Теософия без больших усилий нашла свою собственную нишу в культуре российского Серебряного века по простой причине: несмотря на свою экзотическую окраску, Теософия, в российском варианте, разделяла главные заботы и язык творческой и богоискательской интеллигенции. Теософия отвергла физическую реальность и её теряющий силы позитивизм и повернулась к миру духа; Теософия была захвачена историей религиозной мысли, особенно тайными культами и древними ритуалами; Теософия верила и стремилась к осуществлению культурной миссии России в мире и подписывалась под «Русской идеей». Теософия с живым интересом отнеслась к российской сектантской и мистической теологии с их сильным неоплатоническим и гностическим подтекстом. Голос Теософии (ныне безмолвный и забытый) был неотразим в страстных религиозных диалогах российского Серебряного века.

Личности Серебряного века, чьих жизней коснулась Теософия (для лучшего или худшего!), входят в число наиболее прославленных представителей творческой и богоискательской интеллигенции. Это религиозный философ Владимир Соловьёв; его брат, писатель-романист Всеволод Соловьёв⁴; филантроп Анна Философова; поэты Константин Бальмонт и Николай Минский-Виленкин; критик и философ Дмитрий Мережковский и его жена, поэтесса Зинаида Гиппиус; писатель-символист и мыслитель Андрей Белый; писатель и переводчик Лев Кобылинский-Еллис, Алексей Петровский, Павел Батюшков, Михаил Сизов, Николай Киселёв (из кружков аргонавтов и «Мусагета»); Анна Минцлова, двойник м-м Блаватской, которая «теософизировала» знаменитого учёного, писателя и критика Вячеслава Иванова; журналист и философ П.Д.Успенский, который, прежде чем вышел на свой мистический путь, объединился с другим российским мистиком Георгием Гурджиевым; писательница Ольга Форш; признанный религиозный философ Николай Бердяев; поэты Макс Волошин и его жена, художница Маргарита Сабашникова; актёр и режиссёр Михаил Чехов; композитор Александр Скрябин; художники Николай Рерих и Василий Кандинский; здесь названы имена наиболее видных личностей из творческой интеллигенции, которые принимали Теософию. Даже Максим Горький и Анатолий Луначарский, оба преданные социалисты и коллеги Владимира Ленина, были в числе тех, кто в то или иное время своей жизни интересовался Теософией и оккультной мыслью.

Интерес этих выдающихся представителей российской культуры к теософской доктрине влиял на их труды, их философию и в наиболее крайних случаях даже выливался в цельное мировоззрение. Как ведущие культурные и литературные деятели, имевшие свою образованную и преданную им аудиторию, они сами распространяли некоторые аспекты теософской мысли ([1], 8). <...> Значение роли Теософии в культуре Серебряного века России кристаллизовалось в работах Андрея Белого, которого философ-идеалист Николай Бердяев назвал «наиболее характерной фигурой этой эпохи». Бердяев уточнял: «Белый — типичен для различных направлений начала века, так как он был не в состоянии оставаться в пределах чистой литературы и эстетического сознания; его Символизм носил мистический и оккультный характер, он отражал все духовные настроения и поиски этого периода» ([1], 8-9).

Одарённый, влиятельный, приводящий в восторг и глубоко чувствующий страхи, неврозы и надежды, которые мучили его поколение, Андрей Белый в своей личной жизни и в своём искусстве явил символику духовной драмы своего времени. Белый разделял символизм на две области: эстетическую школу и мировоззрение. Он пошёл так далеко, что определял символистское мировоззрение в теософских терминах как «новую религиозно-философскую доктрину», синтетическую по своей природе и основанную на идеалистической религиозной и эзотерической философиях. Современному учёному довольно легко увидеть в мысли Белого элементы идей Вл.Соловьёва или неокантианства, но опознать третью линию — эзотерически-философскую более проблематично. В философии Белого эта линия ведёт в различных направлениях, но, главным образом, в сторону теософии и её «вестернизированной» модификации —антропософии (или «христианизированной Теософии») и их влияния на мысль Серебряного века. Белый вёл всё поколение молодых, хорошо образованных россиян в этом направлении; воздействие их на русскую культуру не прекратилось в 1917 году, а продолжилось вплоть до 30-х годов; утончённым зрением это можно увидеть даже в сегодняшней России.

<...> Сегодня многие учёные не подозревают о той степени, в какой теософский словарь и образность языка оставляли свой утончённый след в искусстве и литературе Серебряного века. <...> Знание эзотерического подтекста на метафорическом и семантическом уровне открывает новые перспективы, которые приведут к возможностям новых интерпретаций ([1], 10).

<...> В то время Теософия обращалась к европейцам по трём главным направлениям. Во-первых, она предлагала разрешить противоречие между наукой и религией, знанием и верой; этим она лечила психическое безумие, последовавшее за эпохой Просвещения, непосредственно вызвавшей кризис культуры и сознания. Во-вторых, она обходилась без отчуждающего материализма, просто называя его «иллюзорным», и вместо него предлагала современному человеку вечную духовную жизнь. И в-третьих, она заменила тускнеющую угрозу христианства о нестерпимых и вечных мучениях в аду (или в её современной альтернативе в виде пессимистического экзистенциализма) более мягкими концепциями кармы и реинкарнации, продолжая тем самым существование души и являя мир космически прекрасным и справедливым.

К русским, образованным в европейском духе, Теософия обращалась с теми же основными положениями. Русские также испытывали кризис культуры и сознания. Они также стремились замостить пропасть между наукой и религией. И, конечно, русские преломляли Теософию через призму своего собственного национального видения, в результате чего российская Теософия развивалась под мессианистским, сугубо славянским покровом ([1], 11-12).

Теософское общество в России в 1901-1917 годы (из главы 3). Первые кружки (1901-1908)

<...> Итак, Теософия распространялась в России благодаря отдельным энтузиастам, таким, например, как г-н Цорн из Одессы, который в 1880-х собрал одну из первых теософских библиотек в России; как м-м Мария Рабинович из Владикавказа, которая в 90-е годы заинтересовалась работами Блаватской и была вдохновлена встречей с Анни Безант во время своей поездки в Англию, а также благодаря другим русским, которые, увлёкшись Теософией во время пребывания за границей, делились затем своими открытиями и книгами дома, со своими друзьями и коллегами.

Попытки распространения новой доктрины в России были не всегда успешными. Усилия М. Рабинович служили тому предостерегающим примером. По возвращении из-за границы она попыталась организовать кружок во Владикавказе, но немедленно столкнулась с препятствиями, чинимыми местными властями: те усматривали в её действиях не только еретическое нарушение прерогатив Русской Православной Церкви на духовную гегемонию, но и политическую неблагонадёжность её самой. Её усилия остались в кругу домашних; она увлекла своих детей и мать. Мария Рабинович была в числе первых переводчиков теософской литературы на русский язык. В течение многих лет эта литература распространялась в России через нелегальную доставку книг (главным образом на английском и французском языках) либо в рукописных переводах ([1], 54).

С 1901 года российское теософское движение было теснейшим образом связано с именем Анны Алексеевны Каменской (1867-1952). Она выросла и получила образование в Швейцарии; вернувшись в Россию, стала частным учителем. Она преподавала в петербургской прогрессивной гимназии Марии Стоюниной в течение 25 лет и в 1915 году вышла в отставку. Вместе с теософом Цецилией Людвиговной Гельмбольдт (ум. в 1936 г.) они недолго вели свою собственную прогрессивную школу. Обладая высокоразвитым общественным сознанием, Каменская была активна и в социальной области (она преподавала на вечерних курсах для фабричных рабочих) и предпринимала усилия по организации женского движения. Эта энергичная женщина, с сильной волей и преданная идее, была движущей силой Российского теософского Общества; она создавала и сохраняла его единство. Под псевдонимом «Альба» Каменская выступала автором огромного числа оригинальных статей и переводов теософской классики, она непрерывно и неустанно вела лекционную работу, редактировала журнал общества «Вестник Теософии» и следила за другими многочисленными публикациями ([1], 55).

^{Анна Каменская, Президент дореволюционного Российского Теософского общества}

Каменская приобщилась к Теософии благодаря знакомству с Марией Рабинович и с другим пионером российского теософского движения — Ниной Константиновной Гернет (ум. в 1932 г.). М-м Гернет была членом Английского теософского общества и работала с филиалами в Германии, Швейцарии, Франции и Италии. Она часто курсировала между Европой и Россией, переправляя запрещённые теософские книги на родину. С ранних лет интересуясь восточными религиями и мистицизмом, м-м Гернет стала ревностным теософом, почувствовав, что теософия дала выход её интересам и стала целью её жизни. Многие русские впервые пришли к теософии благодаря её усилиям. Она пользовалась большим уважением в Английском теософском обществе и печаталась в его главном органе «Теософикал Ревью». Её личное полное собрание теософской литературы со временем стало центральной библиотекой Российской секции.

Анна Каменская и Нина Гернет дружили с детства; они вместе учились в школе в Швейцарии. Однажды, когда Каменская пребывала в бездействии со сломанной ногой, её подруга принесла ей коробку теософских книг. Каменская не интересовалась ими, поскольку верила, что среди окружающих страданий и невежества вся энергия должна быть отдана на борьбу за Свет. Поэтому поначалу она испытывала антагонизм к Теософии, ошибочно считая это учение аристократическим, благом лишь для немногих и опасным, поскольку оно могло отвлечь силы, необходимые для поддержки беспомощных. Обеспокоенная своим безделием, Каменская, наконец, решилась взглянуть на некоторые из книг, оставленных для неё Гернет. «Внезапно я вспомнила о сундучке со "странной" литературой и, взяв первую из книг, увидела, что это была "In the Outer Court" м-с Безант. Уже с первых двух страниц я глубоко заинтересовалась ею, а по мере дальнейшего чтения я так была взволнована и возбуждена, что не могла ни есть, ни говорить, ни спать, пока всю её не прочла. Я читала всю ночь и затем трижды снова. Это изменило всю мою жизнь, и я никогда этого не забуду». (Анна Каменская «Теософия в России», «Теософский посланец», 6 марта 1909; 234) ([1], 55). Интерес Каменской вскоре передался её близкому другу и коллеге Цецилии Гельмбольдт, которая стала её ближайшим сотрудником после образования Общества.

Летом 1902 г. Каменская на две недели отправилась с Гернет в Англию; там они не единожды имели возможность слышать выступления Анни Безант о Теософии. В то время м-с Безант, которая в 1907 г. станет президентом Общества, была одним из наиболее влиятельных теософов. Уроженка Лондона, после неудачного брака с англиканским священником, она увлеклась атеизмом и фабианским социализмом и начала свою профессиональную жизнь как социальный реформатор. В 1889 г., прочитав «Тайную Доктрину» Блаватской, она встретилась с самой создательницей Теософии и вскоре стала её помазанным преемником. Ко времени смерти м-м Блаватской в 1891 г. м-с Безант достигла видного положения в Обществе. В 1893 г. она отправилась в Адьяр, затем обратилась в брахманизм (она утверждала, что во многих своих прошлых воплощениях была индусом, а также Гипатией⁵ и Джордано Бруно).

Анни Безант была привлекательной, искренней и полной энтузиазма; она тотчас же покорила Анну Каменскую. «После этого, — писала Каменская, — каждый раз, когда Анни Безант была в Европе, я ездила послушать её. Я присутствовала на всех теософских конгрессах и время от времени сопровождала А.Б. в её поездках... (Анни Безант (воспоминания А.Каменской) «Вестник», Женева 1937, окт. 5). В течение всей жизни Каменская останется личным другом и непоколебимым защитником м-с Безант; она называла её «мой друг и мой гуру». Личная преданность Каменской м-с Безант сыграла определяющую роль в формировании характера Российского Общества и в конечном счёте определила и её собственную судьбу. Именно тогда же и там же, в 1902 г. она приняла решение нести факел Теософии в России ([1], 56).

Анна Каменская, став зарегистрированным членом Английской секции Теософского общества, вернулась в Россию, полная идей, и немедленно начала теософскую работу. Если не оригинальный, то умелый оратор, она читала лекции по сравнительному религиоведению и теософии в избранных частных салонах Санкт-Петербурга. Она очень скоро нашла энтузиастов-единомышленников и, в их числе, Марию фон Штраух-Спеттини (1847-1904), актрису, недавно покинувшую сцену петербургского Императорского театра⁶. Фон Штраух была членом Берлинского отделения Теософского общества и уже обдумывала возможности создания отделения в С.-Петербурге. «Я уже несколько раз встречалась с фрейлейн Каменской, и теперь мы находимся в постоянном контакте», — писала она из С.-Петербурга (31.10.1902) своему близкому другу Марии фон Сивере, которая, работая с д-ром Рудольфом Штейнером, была тогда в Берлине ([1], 56).

<...> После преждевременной смерти Марии фон Штраух в конце 1904 г. её именем был назван первый теософский кружок. Спустя почти 6 лет он стал основой Российского Теософского Общества.

К1905 году кружок Марии фон Штраух настолько разросся, что стало возможным создать ещё один кружок — Гипатии. Отныне теософы смогли развивать свои организационные планы и за пределами С.-Петербурга. Растущее число неофициальных теософских кружков преуспевали в различных городах империи, главным образом, благодаря усилиям Нины Гернет, которая, переезжая из одного места в другое, была объединяющей силой на раннем этапе развития российского движения. Через неё Каменская со временем встретилась с Еленой Писаревой из Калуги, с Ниной Пшенетской и Павлом Батюшковым из Москвы, Елизаветой Радзевич из Киева и многими другими, позднее сыгравшими большую роль при официальном создании Российского общества.

Наиболее выдающимся членом — основателем Российского Теософского Общества была Анна Павловна Философова (урожд. Дягилева, 1837-1912). Влиятельная и независимая женщина, она была матерью писателя и философа Дмитрия Философова и тёткой Сергея Дягилева, организатора общества-движения «Мир Искусства» и русской балетной труппы. Философова родилась в состоятельной дворянской семье. Старшая в семье из девяти детей, она вышла замуж за Владимира Дмитриевича Философова в 1856 г., когда ей было только 19 лет. Философов, государственный деятель, реформатор, старше её на 15 лет, оказал влияние на формирование её характера и интересов. Благотворительница, с либеральными воззрениями, Философова очень скоро была вовлечена в женское движение, работала с крестьянами, основывала школы, миссии и больницы для бедных. В конце 1879 г. за свои прогрессивные идеи и политические настроения, неприемлемые для жены государственного чиновника высокого ранга, она была выслана за границу. В Висбадене она открыла для себя Теософию. В начале 1881 г. ей было разрешено вернуться в Россию и продолжать благотворительную и феминистскую деятельность ([1], 57).

Анна Философова впервые встретилась с Анной Каменской в 1902 г. на одной из её частных лекций. Философова осваивала теософскую доктрину в годы своего пребывания за границей; она «нашла в ней не только полное выражение её собственных, наиболее сокровенных убеждений, но также и ясное объяснение тому активному идеализму, который наполнял всю её жизнь» (Писарева, «Вестник Теософии», 7/8,1912,15). В России она не находила выхода своим устремлениям, но Каменская с энтузиазмом сообщила ей о том, что в С.-Петербурге уже действует небольшой теософский кружок, и вскоре Анна Павловна стала членом кружка Марии фон Штраух-Спеттини; объединённые усилия этих двух динамичных женщин — Каменской и Философовой — весьма способствовали прогрессу российского теософского движения.

Выдающаяся деятельница среди российских теософов, Философова поддерживала их значительными финансовыми средствами, трудилась ради этого дела, и даже в своём престижном салоне, куда часто съезжались сливки петербургского общества и интеллигенции, устраивая там дискуссии и лекции, могла распространять идеи «Тайной Доктрины». Она часто представляла Россию на различных теософских конгрессах и собраниях за рубежом. На родине в 1906 г. она была избрана руководителем делегации теософов на Конгресс спиритуалистов. До самой смерти 17 марта 1912 г. Философова оставалась активным и видным членом РТО. В штаб-квартире Теософского Общества (Адьяр), на представительной выставке, посвященной знаменательному Дню Белого Лотоса (8 мая — день годовщины «ухода м-м Блаватской с физического плана»), портрет Философовой как «пионера движения в России» был присоединён к портретам Блаватской и Олькотта. Её вклад на благо России и, в частности, в развитие российского теософского движения был значительным.

Теософские кружки продолжали свою скромную работу в течение первых лет нового столетия. Обсуждались вопросы создания журнала, официальной регистрации кружков, наконец, объединения их в центральном теософском обществе; но в течение нескольких лет осуществление этого было невозможно. Православная церковь не потерпела бы теософское общество, и ему бы, конечно, отказали в правах. Положение радикально изменилось в связи с революцией 1905-1906 гг.; последовало введение более либеральных правил российской цезуры. В изменившихся условиях главным приоритетом в деятельности теософов было распространение теософских текстов. В числе первых публикаций был журнал «Вестник Теософии» (первый выпуск появился 7 января 1908 г.) и сборник теософских статей «Вопросы Теософии», поступивший в продажу в декабре 1907 года.

Пять разделов первого сборника «Вопросы Теософии» были посвящены почти исключительно переводам и пересказам недавних лекций и статей ведущих теософов; большинство из статей были подготовлены Анной Каменской, Еленой Писаревой, Дмитрием Странден, Павлом Батюшковым и Анной Минцловой. Сюда были включены работы Анни Безант («Искание Бога», «Теософия и Новая Психология», «Противоречит ли Теософия Христианству?» и «Необходимость перевоплощения»), Рудольфа Штейнера («Культуры пятой Арийской расы», «Фауст»), Эдит У орд («Теософия и наука»), Эдуарда Шюре («Дионис и Персефона») и м-м Блаватской («Голос Безмолвия»). Были включены также выдержки из Бхагавадгиты.

Второй сборник «Вопросов Теософии» вышел в 1910 г. и был переиздан в 1911 г.; это собрание было посвящено м-м Блаватской и включало её новую биографию, подготовленную Еленой Писаревой, обсуждение вопроса о миссии лидера, представленное Анной Каменской, и воспоминания о м-м Блаватской её коллег-теософов. <...>

Появление «Вопросов Теософии» было официальным дебютом теософов и подняло их авторитет в образованных кругах российского общества.

Этот дебют не остался незамеченным. «В начале января 1908 года, — писал «Ребус», — в Москве состоялось собрание представителей российских теософских кружков; обсуждался вопрос об их объединении и присоединении к европейскому теософскому движению». <...>

«Участники собрания, — сообщал также «Русский Франкмасон», — пришли к заключению, что такой шаг был бы преждевременным и что вообще нежелательно подчинять теософское движение в России директивам из Англии» ([1], 59).

Дискуссия эта продолжалась на протяжении 1908 года, пока, наконец, представители большинства кружков не решили объединиться; при этом значительное число кружков, особенно в Москве, предпочло оставаться независимыми. Преодолев многочисленные бюрократические препятствия, новое Российское Теософское Общество (РТО) было официально зарегистрировано 30 сентября 1908 года. <...> Торжественное открытие Российского Теософского Общества состоялось 17 ноября 1908 года, в 33-ю годовщину основания общества м-м Блаватской и полковником Олькоттом; предполагалось, что штаб-квартира новой секции будет в С.-Петербурге⁷. Анна Каменская была избрана генеральным секретарём.