Дельфис

Наверное, суть характера и творчества Леонида Володарского могли бы выразить слова, сказанные им в предисловии к его последней книжке: «Я счастлив, что попал в такую эпоху. Потому что только такие эпохи (тем более Армагеддон!) оттачивают сильный дух, резко продвигают его вперед по пути космической эволюции, как откидывают они назад слабых, погрязших в злодействе и стяжательстве».

И вполне закономерно, что поэт стал активным участником теософского и рериховского движения, а в литературе предложил назвать метод современных поэтов-космистов «светореализмом», о чем читатели «Дельфиса» могли узнать из прошлого номера журнала, прочитав статью «Поэты светореализма».

Леонид Володарский является также председателем независимой писательской ассоциации «Лютня Ориолы», проводящей интересные вечера в Центральном Доме Литераторов.

Он член Союза российских писателей, автор трех поэтических сборников. В 1996 году стал лауреатом премии Международного Литературного Фонда им. Милана Фюшта при Венгерской Академии наук.

В нашем журнале поэт ведет отдел литературы.

***

Один обол... другой обол...

А не идет ладья Харона.

Венерианский луч оплел

Весло.

И нет страшней урона

Для тех, кто любит асфодель,

Где все окрашено тенями.

Кричит Харон в испуге: «Мель!»

...И брезжит свет в огромной яме.

Свет, многоцветный, молодой,

Веселый, грозный, многомерный.

Летит над черною водой

Звезды утра воитель верный.

Ладья от носа до кормы

В бегущих без оглядки крысах.

И больше нету сил у тьмы

Принять последний этот вызов.

Чинтамани

В Священном Зале бдение ночное.

На постаменте Камень напряжен.

А мир живет. И действие чудное

Не может и представить даже он.

И если о камнях его заботы,

То лишь о тех, что в сундуках лежат.

Мир верит, что найдет в огне он броды,

Побольше было б связей и деньжат.

Мир верит... И свои ночные клубы

Предпочитает бдениям ночным.

К его услугам лучших грешниц губы

И благовоний разложенья дым.

И если б он увидел на мгновенье

Фигуры в белом, Камень, постамент,

Решил бы, что дурное сновиденье

Затмило удовольствия момент.

***

Ночь прошита запахами фрезий —

Радуйся такому покрывалу.

Завернись в него среди созвездий

И доверься лунному бокалу.

Выдержке вина такого сколько?

Тыщи лет, а может, миллионы?

Пей его, космическая Сольвейг,

Песню пой — она осилит стоны.

Рвется сокровенное наружу —

Не препятствуй. Нынче смерть запретам.

Фрезий, подаренные в стужу,

В небе распустились вечным летом.

***

Давайте зажжем благовонные палочки.

И пусть к нам слетятся влюбленные парочки

Из Тонкого Мира, из Вечного Бала,

Из Лета, которому Вечности мало.

Для них, для стряхнувших песчинки веков,

Дымок ароматный заменит «Клико».

Они нам расскажут чудесные вещи.

И плотного мира старинные клещи

На нас разомкнутся и грохнутся с лязгом.

И каждый из нас будет счастлив и ласков.

И каждый из нас мир иной ощутит.

И каждый ударит в заветный свой щит.

И в каждом щите народившийся звон

Раскроется, как благовонный бутон.

И в каждый цветок устремится пчела.

И тонкими станут и наши тела.

***

Во времена мистерий элевсинских

когда, при обнаженье наших тел,

мы постигали истин наготу,

и встретил я единственную ту,

которая в пылании экстаза

ждала с небес Высокого Приказа.

И световой поток ее одел.

И не было уже далеких, близких,

а было единенье чистотой.

И слился я с единственною той

всей мощью обнажившегося духа.

История народов, словно муха,

потом через события ползла.

А мы летели сквозь завесу зла,

поодиночке рвались в день, когда

воскреснет вновь мистерий череда.

Они воскресли. Голос сокровенный

теперь венчает нас пред всей Вселенной.

Меняемся не кольцами, венками.

И даже не венками, а веками.

***

Мы больше не великая держава...

Писал такое, и рука дрожала.

Быть может, автор «Слова о полку...»

С подобной дрожью выводил строку.

Мы больше не... И все же только здесь.

У нас. В России мир узнает весть

О том, что он и впрямь зовется Новым!

И в нашем вечном венчике терновом

Вся нежность Неба оживет вот-вот...

И Русский Век стремительно придет.

Целители

Целители работают за плату.

Поэтому, искусные, они

И не страшны Иуде и Пилату.

Их жизнь не увенчает крик: «Распни!»

Хорошие квартиры обставляя

Всем, что сегодня требует престиж,

Цитируют Христа, чтоб воля злая

Не тронула чужих сердец и крыш.

А в собственных сердцах комфорт и ровность,

Под собственною крышей денег счет.

Но как они запрыгают, коробясь,

Когда блаженный встанет у ворот!

И скажет, что врачует всех бесплатно,

И мзда его — жизнь ближних без греха.

На ровных лицах проступают пятна,

И аргументов сыпется труха.

Что, дескать, нынче времена иные,

Что должен быть оплачен всякий труд!

А времена все те же!

И больные

Все также вереницею идут.

К целителям идут с надеждой скорой

И думают, готовя гонорар,

А вдруг найдется Тот. Один. Который

Не деньги, а любовь захочет в дар?!

Матерь Агни Йоги

Сестра Неопалимой Купины,

Пока мы все неверием больны,

Ты разливаешь пламя в наши чакры

И делаешь их полными, как чары,

Которые гуляют на пиру.

Поэтому я больше не умру,

А лишь узнаю блеск Преображенья.

Пусть этот мир трещит от напряженья,

Треск перейдет в мелодию Миров.

Она собой зальет старинный ров,

Мгновение и Вечность разделявший.

***

Есть первая власть и четвертая власть.

Но вот над землею звезда поднялась

И прежние власти за миг отменила.

И лотос, рожденный средь грязного ила,

Пророс за мгновенье сквозь толщу воды.

И все лепестки слил с лучами звезды.

Не видел никто, как свершается действо.

И только, за миг позабывшая детство,

Неспящая девочка в небо смотрела.

И было ее обнаженное тело

Сияющим, как и небес глубина.

И девочка знала: царица она.