Дельфис

Юрий Ключников

Об основных вехах его пути можно было прочитать в одном из последних наших номеров, где Юрий Ключников давал интервью нашему корреспонденту. Невозможно в столь кратком предисловии сказать о Ключникове-писателе, Ключникове-философе, Ключникове-духовном водителе.

Можно только едва коснуться границ его мира, чтобы ощутить огненность этого мира, понять почему люди, избравшие его своим Учителем, так спокойно проходят сквозь огонь. Проходят в самом прямом смысле слова. Это наблюдал потрясенный зал Центрального Дома Литераторов, где демонстрировался фильм о «ключниковских огненнопроходцах»! И там же, в зале, буквально была сметена книга стихов Юрия Ключникова «Небесная Россия». И вот его новые стихи. И опять, что ни слово, то четко определенная позиция, то огненно-очерченное духовное пространство. И при этом умение быть ироничным и самоироничным. Свойство истинного поэта! И безусловный высокий художественный дар, без которого нет поэта, как бы красиво он ни говорил.

Леонид Володарский

* * *

В сердечной книге не желтеть страницам,

Пока в ней дни без страха шелестят.

Мы любим в пятьдесят сильней, чем в

тридцать,

И в семьдесят смелей, чем в шестьдесят.

Повсюду раздается: «Кайся, грешник,

Страх Божий да приидет в жизнь твою!»

А я чем ближе к смерти, тем сердечней

Земную жизнь и всякую люблю.

Страшиться ли загробных адских вихрей,

Когда их здесь немало перенес?

Я выносил у сердца этот тихий

Цветок любви. Он очень трудно рос.

Под небом, то лихим, то нежно-синим,

В болотах, на песке и на горах —

Цветок любви к измученной России,

Которой никакой не ведом страх.

* * *

Храню в душе торжественно и свято

Благодаренье Родине Огня —

Все, чем земля родная таровата, —

Не обошло, не минуло меня.

И ласк любовных розовые тени,

И до сердечных приступов разгул,

И даже радость лжеприобретений,

Что обращалась в смертную тоску,

И поражений частые зачеты —

Как пропуск на экзамены побед,

И долгие слепые переходы

В кромешной тьме

На свет, на свет, на свет.

И невозможность лоб склонить к подножью,

И неслиянность тяжкая с толпой,

И наконец, соизволенье Божье —

За Истину пойти на правый бой.

Каким закатом осиянна осень,

Когда судьба такой откроет путь,

Чтоб в час урочный, оболочку сбросив.

Ты мог Огонь Источнику вернуть!

* * *

Однажды летом, на рассвете,

Встречая первые лучи,

Я вдруг обрел ключи к Ригведе,

Ее священные ключи.

А было так: из темной дверцы

В аквамариновый дворец

Скользнуло солнышко —

и сердца

Запел ликующий скворец.

И разрешилось напряженье

Минувших дней, молитв и снов,

И все во мне пришло в движенье,

Зажглось, зашлось от слез и слов.

Я понял — деревенский схимник,

Что йоги долгая игра

Вдруг может разом вспыхнуть в гимне,

В порыве кратком

к лику Ра.

* * *

Не за тем, чтоб с грехами расстаться,

Не для праздных томлений души —

В оны веки к пустынникам — старцам

Наши гордые прадеды шли.

И какой-нибудь грозный воитель,

Весь в былых и в грядущих боях.

Перед тем, кто жука не обидит.

На коленях смиренно стоял.

Темнота? Суеверье? Юродство?

Или мудрый завет старины —

Напитаться святым благородством

Перед варварским делом войны.

Чтоб любовь и во мраке дышала,

Чтоб в жестоких трудах бытия

Возвышалась, добрела, мужала

Дорогая Россия моя.

Подражание древним

Сначала в меру кровь пролита,

Чтоб дух в разбеге не упал,

И ты твердишь свою молитву:

— Держи удар! Держи удар!

Потом ты сам (все по порядку) —

Центурион и раб удач —

Терзаешь яростно тетрадку:

— Держи удар! Держи удар!

И наконец, любимец Зевса.

(Но Мойра рядом, как удав.)

Ты заклинаешь только сердце:

— Держи удар! Держи удар!

Молитва Льва Толстого

Господи,

Какие святотатства

Ни свершались именем твоим!

Так трудны в миру законы Братства,

Так угоден церкви всякий грим.

Потому, уничижаясь в малость

И вериги лживые влача.

Мы твою испрашиваем жалость,

Забывая сердцем отвечать.

Так легко перед иконой ахать —

Он велик, он выручит в беде...

Да, велик, но Ты — Великий Пахарь.

Где твои помощники в труде?

Господи!

В глухие рабьи норы

Не полезу жалкий и босой.

Я тебе не раб,

Но мы партнеры,

Ты — большой, я — малый, вот и все.

Фрагмент из Гераклита

Обежав этот мир по параболе,

По священным законам Огня,

Луч своим возвращеньем порадует

И его, и тебя, и меня.

Но не ждите, что он потеряется

В чечевичной похлебке мирской.

Все меняется,

не повторяется,

Кроме глупости разве людской.

* * *

Когда распятый на ливанском кедре

Спаситель мира с телом расставался,

И уксусом подсушенные губы

Вскричали:

— Отче, в руки предаю

Тебе мой дух!

И солнце помрачилось,

И страх сковал легионеров грубых,

И утонченных книжников.

Умолкли

Когда апостолы в великой скорби,

В тот звездный час ликующего зла

Заплакал первым темный победитель.

О, сколько бы отдал он, чтобы чаша

Сия его могла бы удостоить!

Чтобы воловьи петли бичевали

Предательством подломанные крылья.

Чтоб эти, им обманутые толпы.

Плевали в полузрячие глаза.

Но плакал он недолго, потому что

Его ждала телега, на которой

Он в ад влачил ученых фарисеев,

Всех присных и грядущих негодяев,

Завидуя из них любому, ибо

Никто на дно ЕГО не упадет.

В долине Кулу

Биас под нами прочертил излуку.

Вверху орел очерчивает круг.

Мы знали до сих пор одну Белуху,

А здесь мы видим сразу семь Белух.

Семь светлых глав на нас глядят

бесстрастно:

— Зачем пришли? О чем несете весть?

Высокое безмолвие пространства

Нас просит не пятнать и пяди здесь.

— Вы праха горсть, вы — стебли чахлой

травки

В сравнении с величьем этих гор.

— Пусть будет так.. Но мы хотим на

равных

Вести с тобой. Пространство, разговор.

— Мы не травинки и не пыль земная,

Которой безразлично, где кружить.

В долину из далекого Алтая

Пришли мы мост надежды проложить.

Мы братья этих склонов темно-синих,

Свидетелей бесчисленных эпох.

Хребты Ариаварты и России,

В борьбе объединимся! С нами Бог!

Наггар. 1997

Зинаида Палайя

Зинаида Палайя пишет, стихи сравнительно недавно. Это было следствием ее духовного поиска. Большая часть из написанного вошла в сборник «Зов судьбы иной». Чтобы повысить свое литературное мастерство, она пошла в литературную студию, которой руководит известный критик и литературовед Вадим Кожинов. Как считает, сама поэтесса, жесткий разбор ее творчества очень помог ей в дальнейшем становлении. Впрочем, лучше всего судить об этом читателю.

Лиловое солнце

Спина — к березе, а лицо — к лучам,

Еще февральским, но уже приветным.

Сочится тихо зимняя печаль

Сквозь поры бересты.

В мечтах о лете

Деревья замерли в полуденной тиши.

Снег полинял, но все еще бодрится.

Случайный лыжник яростно спешит

До мартовских ручьев лыжнею насладиться.

Мне не до лыж.

Назойливая грусть

Шумит волной цветного океана.

Глаза закрыв, читаю наизусть

Главу из сокровенного романа.

Как солнце синее на желтых небесах

Вдруг вспыхнуло зеленым на бордовом,

А, погуляв в сиреневых лесах,

В конце концов становится лиловым.

В романе вместо слов — одни цвета,

Но их язык, до нежности знакомый, —

О рае неизбывная мечта,

Сон человечества многовековый.

Из бесконечности струится серпантин

Сюжетов дивных в пластике и цвете.

А в глубине причудливых картин

Все та же тайная мечта о вечном лете.

Прима-Любовь

В театре Природы

Под куполом неба

На сцене-поляне

Готовится действо.

Актерами будут

Все звери и птицы,

Ужи и лягушки.

Жуки и стрекозы.

Спектакль о рае

В театре играем,

А что это? — вряд ли

Из нас кто-то знает.

Мы будем экспромтом

Скорее учиться,

И прежде всего

Нужно всем улыбнуться.

И я улыбаюсь

Цветам и деревьям.

Вот только людей

На поляне не видно.

Я выйду из леса,

Пойду по дороге

И там человека

Я встречу, наверно.

Ему я не буду

Рассказывать сказку

О рае земном:

Он ведь мне не поверит.

Я просто ему

Улыбнусь, как родному,

И он мне ответит

Такой же улыбкой.

И в каждом из нас

Непонятное что-то

Чуть слышным созвучьем

В душе отзовется.

И каждый подумает:

Это, наверно,

Нам Ангел из рая

Прислал приглашенье

На новое действо.

Актерами будут

Все души живые,

А примой —

ЛЮБОВЬ.

Валерий Капленко

Валерий Капленко живет в Екатеринбурге. Он автор интересной поэтической книги «Конструктор снежинок», которая свидетельствует о его растущем мастерстве, художественных находках, творческом эксперименте. Два стихотворения автора мы предлагаем вниманию нашего читателя.

* * *

Быть может, с таким же вот чувством

стокрылым

В неведомых высях парит Серафим,

Но то, что восходит во мне, я не в силах

Вместить человеческим сердцем своим.

Отчаливай, сердце, в пустынные дали

Учиться вмещать непосильный огонь.

Мы где-то встречались. Мы вместе

мечтали

Увидеться снова. Свершилось. Отбой.

Не здесь мы знакомы, а в граде незримом,

Высоком, укрытом слоями небес,

Но здесь — возвращаются в нас Серафимы,

И здесь — наше солнце, и жизнь наша —

здесь!

Так трудно быть небом на этой планете.

Что надо вручить необъятный восторг

Кому-то, кто рядом.

Душевные сети

Сплетаются туго, а воздух прогорк

От вечного дыма. И тычутся души,

И слепнут, наткнувшись на родственный

свет,

И молкнет сознанье, в себе обнаружив

Могучий полет нерушимых планет,

Конструктор снежинок, строитель берез,

Вершин покровитель, болот настоятель!

На сломанной арфе земных обстоятельств

Живые аккорды вслепую берешь —

И лишь потому на жемчужной заре

Чуть свет, с неизбежными свалками споря.

Антонимы горя цветут на горе.

Синонимы солнца горят на просторе.

Когда же из наших придет городов.

Сквозь дымный, чугунный оскал технологий,

Не дух безнадежно-угрюмо-убогий,

А тот человек, что повсюду готов

Споткнувшимся травам протягивать руку,

Излечивать арфы от гиблого звука, —

Наследник твоих гармонических грез,

Конструктор снежинок, строитель берез?..

Игорь Муханов

Писателю Игорю МУХАНОВУ, уже известному нашему читателю, необычайно удаются короткие произведения. Один из больших циклов своих афоризмов писатель назвал лирической поэмой — «Хвала засохшему дереву». Конечно, опубликовать в журнале всю поэму невозможно. Но отдельные мысли, которые показались нам особенно интересными, мы с большой радостью помещаем на страницах этого номера. А вдруг, как некогда и поучения древних, некоторые из них станут для кого-то действенными наставлениями на каждый день.

Встретившегося в ночи путника, укрытого непроницаемым пологом мрака, заново открываешь днем.

* * *

Руками деревьев Земля лелеет и холит вестников Неба — птиц.

* * *

Быть может, в мире цветов бабочка — это живое письмо.

* * *

Трижды блажен тот, у кого между старостью и юностью сияет радуга, а не пропасть.

* * *

Ветер — небесный младенец — с увлечением лепит весь день замысловатые фигуры из облаков...

* * *

Прошлое — единственный хищник на земле, нападающий на человека по его собственному желанию.

* * *

Попавшая в глаз маленькая соринка способна затмить небо не хуже горы.

* * *

«Хочу быть великим!» — пожелало Малое.

«Умещусь и в малом», — заверило Великое.