Дельфис

Нельзя забывать, что древнейшие храмовые традиции всегда связывались с небесами и звёздами. Египтяне верили, что их сакральная «книга планов Храма» опустилась с небес к северу от Мемфиса (Померанцева И.А. Эстетические основы искусства Древнего Египта. М.,1985. С. 56). Шахты Великих пирамид ориентированы на созвездия Медведицы, Дракона и Пса, а совсем недавно обнаружили, что сами три Великие пирамиды расположены точно в соответствии с тремя звёздами пояса Ориона. Учёные предполагают, что пирамиды и древние священные города Южной Америки также согласованы со взаимным расположением светил звёздного неба. Французские исследователи обнаруживают в гигантской фигуре на карте Франции, образуемой соборами Нотр-Дам, соответствие с контурами созвездия Девы. Не исключено, что храмовая традиция тамплиеров также запечатлена в продуманной географической последовательности появления текстов о Святом Граале. Гигантский неровный многоугольник действительно напоминает созвездие. Если искать аналоги ему в ночных небесах, то им может оказаться созвездие Льва. Во всяком случае, если мы обозначим на карте Европы такие места, как Толедо и Сантьяго де Компостелла Испании, Труа и Прованс (на Прованс настойчиво ссылается Вольфрам фон Эшенбах) Франции, юг Англии, Швеции и Германии, а также Флоренцию, то получающаяся фигура будет напоминать именно созвездие Льва. Причём Флоренция будет соответствовать звезде Регул, альфе Льва. «Регул» означает «царственный». Второе название звезды — «сердце льва». Не мудрено, ибо именно с Флоренцией связано самое значительное из храмовых произведений, венчающее и максимально раскрывающее мистерию Ордена Храма. Труа, содержащее в корне цифру три — «тре» может соответствовать третьей звезде Льва — гамме Льва, именуемой Альгиеба, что на арабском означает «лоб». Именно в этом месте расположено поместье Гуго де Пейена, первого Великого магистра Ордена, имя которого как «Пен» может означать «голова».

Безусловно, это сходство может оказаться совершенно мистическим, но даже очень приблизительное, оно есть. Тем более, что в определённом смысле это действительно Небесный Иерусалим — как Ариэль, Гариаль, Грааль — «Лев Божий»! В Древнем Вавилоне это созвездие именовалось «Ургула», что, возможно, связано с латинским названием альфы Льва, Регула. Однако в Вавилоне это слово значило «Великий Пёс» (Саплин А.Ю. Астрологический энциклопедический словарь. М.,1994. С. 250). А если мы вспомним, что Данте своего таинственного Вождя, Мессию именует «Славный Пёс», то это не может не показаться ещё одним многозначительным совпадением. Арабы именовали Регул «Малики» — «царственной звездой». Также именовал её Птолемей — «Базилискос». От названия этой звезды произошло слово «регулировать», что указывает на особую важность её для древних. Полагают, что в старину с помощью этой звезды египтяне определяли сроки полевых работ, то есть регулировали их. Некоторые исследователи даже полагали Регул вообще древним «регулятором года», считая, что именно эта звезда управляет всеми звёздными явлениями. Впрочем, как мы уже говорили, эти мистические соответствия могут оказаться просто поэтической мечтой, но сам факт возможности подобного сопоставления указывает на его концептуальную значимость в рамках теменологически ориентированного сознания.

Современные учёные допускают, что сфинкс Великих пирамид также соответствует созвездию Льва и может указывать на зодиакальную эпоху Льва. Это время отдельными исследователями связывается с последней глобальной катастрофой Земли, описанной в древних священных книгах как Потоп. С другой стороны это время исторического Золотого Века, «царства», в котором люди как никогда были связаны с небесами и могли «видеть Бога». Как бы то ни было, при чтении медитативных текстов о Святом Граале и «Божественной комедии», словно написанной на языке ангелов, не покидает ощущение, что мы имеем дело со сверхчеловеческим разумом. В золотом сечении поэмы Данте мы оказываемся в Земном Раю, и автор намекает нам, что это место связано с Золотым Веком человечества. Здесь же перед нами появляется символическая фигура Христа в виде льва с орлиной головой и крыльями грифона. Сфинкс — также крылатый лев, только с человеческой головой. Сходство этих фигур однозначно, в Древнем Египте и сфинкс и грифон символизировали объединение львиной формы проявления царя с образом сокола бога неба Гора. И у Данте грифон символизирует объединение Божественной и человеческой природ Христа. Грифон является символом победы и справедливости. Грифоны в Древней Греции именовались также «собаками Зевса».

^{Рис. 1. Основатели Ордена тамплиеров.
Характерная закрытость лица Великого Магистра свидетельствует о его световой природе и святости.}

Многозначная символика, но она лишь подчёркивает те идеи, которые мы обнаруживаем в посвятительных текстах. Всё время возникает чувство, что мы имеем дело с умами, владеющими почти всей суммой знания Древнего Мира. Словно все тексты, когда-либо прочитанные человеком, отобразились в по-детски простых и божественно мудрых книгах, связанных с идеей иерусалимского Храма. Кажется, с нами говорит древний Израиль, воплотившийся в «Новом Израиле». Словно эти люди вступили в личное общение с Богом, стали с ним лицом к лицу, стали служить Ему не как пассивное орудие, а как деятельный союзник. Словно через очищение своей материальной природы они подготовили среди себя чистую и святую обитель для Мессии, первосвященника и царя. Ведь нельзя забывать, что основная отличительная черта авраамических религий — иудаизма, христианства и ислама — постулирование идеи Священной Истории, которая воплощает в себе величайшую парадигму духовного опыта человечества. В её рамках Ветхий и Новый Израиль, Ветхий и Новый Завет образуют единое семантическое поле, и мы не имеем права не пытаться постичь подлинный замысел Творца о нас. Ибо постигнув хотя бы вектор этого замысла, мы можем оказаться способными вновь включить нашу культуру в невидимый, но неиссякаемый поток Священной Истории.

Грааль вечен. Сохраняется томительная неопределённость относительно его временных и пространственных координат. Но тамплиеры открыли его великую тайну, и она — в том, чтобы служить чему-то более высокому, чем ты, стать вторым, а не первым. Тайна Грааля — это правда, и скрывали её именно потому, что принимали всерьёз! И мы ощущаем, будто видим наяву — сияние, мистическую одухотворённость, высокий аристократизм легенды о Святом Граале, о существовании в профанном бытии божественного посланца, поддерживающего в таинственных жреческих ритуалах непрерывный контакт нашего мира со Всевышним. В поэмах о Святом Граале явственно ощутим высочайший пыл религиозной чести, искренность и достоверность религиозного опыта. С нами беседуют умы, видевшие смерть, небеса и престол Господень лицом к лицу. Если выразить этот опыт и этот пыл одним словом, то этим словом окажется «Любовь». Мы не можем себе представить, что любовь небесная столь же реальна, как любовь земная, что она ещё прекраснее связи влюблённых! Но именно словом «Любовь» определяют свои взаимоотношения с Богом просветлённые раввины, отцы церкви и суфии ислама. То, что наши герои ощущали этот опыт главной движущей силой бытия и духовного роста, главным условием приближения к Творцу, подтверждается тем, что финалом, квинтэссенцией путешествия Данте является его сгорание в пламени любви, в последнем созерцании Божественного истока Бытия. И сколько чистоты в мистическом, сердечном призыве в книге тамплиеров, с которым они шли в бой: «Vive Dieu Saint Amour» — «Здравствуй, Бог Святая Любовь!» Дугин А. Конец Света. М., 1998. С. 237).

Написано множество исторических трудов и монографий, в которых обосновываются экономические и захватнические предпосылки безудержного порыва Крестоносного движения. Да и хроники полны описаниями грабежей, насилия, тупости, преступного небрежения к святыням. Но разве всё это может опровергнуть чистоту помыслов и искренность устремления в Святую Землю всей Европы того времени? И разве в беспредельной массе вершащегося зла не должен даже в силу физических законов вспыхнуть огонь подлинной святости? Разве, например, дефицит справедливости в современном мире дискредитирует идею справедливости? Если мы верим текстам Ветхого и Нового Завета, вещающим нам о непреложности Священной Истории, мы должны согласиться с мыслью о том, что Иерусалим во все времена был и будет не только источником святости, но и мощнейшим магнитом, притягивающим к себе и вбирающим в себя святые души всех концов земли. Он — наша духовная столица и останется таковой до последнего, эсхатологического сражения невидимой войны, которая ведётся под небесами и в наших сердцах с каждым биением пульса.

Ибо когда, вспоминая Крестовые походы и тамплиеров, мы допускаем, что человек может стать животным, он вдруг оказывается более достойным удивления, чем если бы его признали ангелом! Раз за разом мы вынуждены убеждаться в том, что рыцари Храма уходили из каменных замков Франции и других стран Европы в неведомые пустыни Святой Земли не за золотом, властью и славой, а в искренних поисках Бога и Его подлинного наместника, потомка Христа, Мессии. Там, на Святой Земле, тамплиеры прежде всего столкнулись с живой христианской традицией, находящейся в нерасторжимой связи с традицией ветхозаветной. Культура Иудеи наложила неизгладимый отпечаток на мировоззрение рыцарей Храма Соломона. Но кроме христианской и иудейской культуры они столкнулись и с ещё одной и родственной и враждебной, чуждой культурой. Это — культура ислама. Несмотря на то, что храмовники сражались с безумной храбростью, они были и искусными дипломатами. У них всегда бывали союзники среди мусульман, бывали и подлинные друзья. Причём некоторые факты позволяют предполагать, что религиозная культура ислама должна была стать неотъемлемой составляющей будущего государства со столицей в Иерусалиме. Потомок Христа и Давида должен, согласно пророкам, примирить земных царей вокруг Иерусалима.

Так, например, известный поэт и воин Усама ибн Мункыз, живший в XII веке, находился в весьма неформальных отношениях с рыцарями Храма. Усама владел библиотекой из четырёх тысяч книг и сам знал наизусть более двадцати тысяч стихотворений доисламской поэзии. Сам султан Саладин постоянно возил с собой сборник стихов Усамы. О крестоносцах Усама выражал мнение, пожалуй, общее в мусульманском мире: «У франков (да покинет их Аллах!) нет ни одного из достоинств, присущих людям, кроме храбрости» (История Крестовых походов. Оксфорд, 1995. М.,1998. С. 270-271). В Иерусалиме Усама часто останавливался у тамплиеров. Вот его собственное свидетельство, характерно рисующее необычайно терпимое и благородное поведение рыцарей Храма: «Во время посещения Иерусалима я вошёл в мечеть Аль-Аксар. Рядом находилась маленькая мечеть, которую франки обратили в церковь. Когда я вступил в Аль-Аксар, занятую тамплиерами, моими друзьями, они мне предоставили эту маленькую мечеть творить там мои молитвы. Однажды я вошёл туда и восславил Аллаха. Я был погружён в свою молитву, когда один из франков набросился на меня, схватил и повернул лицом к Востоку, говоря: "Вот как молятся". К нему кинулись тамплиеры, схватили его и выгнали. Я вновь принялся молиться. Вырвавшись из-под их надзора, тот же человек вновь набросился на меня, и обратил мой взор к Востоку, повторяя: "Вот как молятся!". Тамплиеры снова кинулись к нему и вышвырнули его, а потом извинились предо мной и сказали мне: "Это чужеземец, который на днях прибыл из страны франков. Он никогда не видел, чтобы кто-либо молился, не будучи обращён к Востоку"» (там же. С. 77-78). Усама рассказывает ещё об одном случае: «Я увидел одного тамплиера, подошедшего к эмиру Муин-ад-Дину (да будет милостив к нему Аллах), когда тот находился в Соборе в Скалах. "Ты хочешь, — спросил он его, — увидеть Бога (в тексте — Аллаха) ребёнка?" — "Да, конечно", — ответил Муин-ад-Дин. Тамплиер шествовал перед нами до тех пор, пока не показал нам образ Мариам с Мессией (да пребудет спасение с ними!) в её лоне. "Вот, — сказал тамплиер. — Бог-ребёнок"» (там же. С.78). В этих эпизодах мы видим живые сцены времени, в которых участвуют те люди, которых поэты описывали как «рыцарей Святого Грааля». Мы видим, что это поведение вполне соответствует поэтическому представлению о них.

Контакт с мусульманским миром не мог не оказать влияния на мировоззрение храмовников. Тем более, что в культуре ислама они столкнулись со взглядами, поразительно напоминающими их собственные взгляды на «скрытого Мессию». Дело в том, что в исламе существовало (и существует до сих пор) мощное движение, считавшее только родственников Мухаммада имеющими право на власть во всех областях человеческой жизни. Семья Пророка была вырезана, но шииты, так называлось это движение, сохраняли верность потомкам Али, невинно убитого родственника Мухаммада, считавшегося единственным законным наследником Пророка. Шииты полагали уже тогда, что среди людей обитает «в сокрытии» таинственный потомок Мухаммада и Али, так называемый «Двенадцатый имам». Он — «скрытый Вождь», его имя — «Махди», «Ведомый». Он может явиться правоверному в трудную минуту в образе прекрасного юноши. Его обитель — небесный дворец над Каабой, именуемый Хуркалья. Вместе со своими святыми воинами — сподвижниками он восстанавливает справедливость на земле, но его подлинное назначение — подготовка к решающему сражению на стороне сил света в Конце Дней. Тогда к нему с небес спустится Христос во главе семидесяти своих воинов-апостолов. Христос вручит Махди меч, и они вместе будут сражаться против мессии — обманщика. Мы видим здесь абсолютно ту же самую схему, что и в апокалиптических представлениях иудеев и христиан. Присутствуют «два Мессии», один должен нести черты «бен Давида», второй — «бен Иосифа». Например, в Откровении Иоанна Богослова черты «бен Иосифа» несёт Агнец, «как бы закланный», в окровавленных одеждах. Черты «бен Давида» остаются за Христом, как за Верховным Судией. У шиитов Христос также несёт на себе черты «бен Давида». Что касается Махди, то получается, что его фигура соответствует «второму Мессии», «бен Иосифу». Во всяком случае шиитские авторы подчёркивают, что он — «подобно Иосифу не будет узнан братьями». Кроме того, сама его внешность, как прекрасного юноши, ярко соотносится именно с образом Иосифа, имевшего эпитет — «Прекрасный».

^{Рис. 2. Рождение Мухаммада. Распространённое изображение. Если мы вернёмся к фреске Джаноло де Сионе, мы обнаружим там все персонажи этой миниатюры, ибо они свидетельствуют о близких явлениях.}

Вместе с шиитской идеей семьи пророка и «скрытого Махди» существовали в исламе и другие похожие эзотерические доктрины. До сегодняшних дней дожили представления об иерархии скрытых святых. Вождь скрытых святых — «Кутб» — «Полюс» или «Столп». Невидимые соратники «Столпа» поддерживают равновесие справедливости в мире, карая зло и вознаграждая добро. Подобно Шрам, стражам сторон Света, они обходят землю и прислушиваются к человеческим горестям. «Кутб», как и Махди — «скрытый Вождь».Мы видим, что подобные взгляды чрезвычайно напоминают исследуемую нами идеологему тамплиеров, запечатлённую в текстах о Святом Граале и в «Божественной комедии» Данте. Во всяком случае, исторический и религиозный контекст наших текстов, и только, позволяет понять их и воспринять адекватно. Повторим основные характерные взгляды Ислама на существование «скрытого Вождя» и его святых воинов:

Он — прекрасный юноша, похожий на Иосифа.

Он — потомок Мухаммада по отцу и христианских императоров по матери, возводящий свой род к апостолу Петру.

Он и его соратники обитают в таинственном невидимом замке, расположенном над священным камнем Каабы. Его воины-сподвижники выполняют роль Ангелов-Хранителей, помогая попавшим в беду людям и вознаграждая достойных. Его основное назначение — последняя битва с силами тьмы, в которой он будет сражаться вместе с Мессией — Христом. Он — двенадцатый имам, в девятом колене потомок имама Хусейна, сына Али.

Но ведь главный герой произведений о Святом Граале, потомок Христа и Давида сэр Галаад, несет на себе те же самые черты! Он — прекрасный юноша из рода Христа, карающий зло и исцеляющий недуги больных, воздающий добром за добро. Он царствует в невидимом замке, охраняя величайшую световую реликвию христианства — камень или чашу Христа. Приближаясь к Круглому Столу, он занимает «Гибельное Сидение». А это Сидение связано с традицией Тайной вечери, на которой присутствовало тринадцать человек. То есть сэр Галаад — «Тринадцатый». Но и Махди называется «Двенадцатым имамом» без Мухаммада, а с пророком это число станет тринадцать. У Томаса Мэлори подчёркивается, что сэр Галаад потомок Христа «в девятом колене». Шиитские авторы утверждают, что Махди — «в девятом колене» потомок имама Хусейна. Во всяком случае соседствующие цифры двенадцать (тринадцать) и девять в связи с родословием и предназначением двух прекрасных юношей-воинов в христианстве и исламе не могут не иметь мистического значения. Нет нужды пытаться видеть в Махди только отражение сэра Галаада — мы уже имели возможность убедиться в том, что этот образ глубоко архетипичен.

Идея Мессии и тайная идея «двух Мессий» начала формироваться за пятьсот лет до нашей эры, во времена Вавилонского пленения, и она имеет свои древнеперсидские аналоги. Ибо уже тогда арии Ирана полагали, что в последнем сражении со злом будет участвовать Соашьянт, Спаситель — потомок Заратуштры. И вместе с тем на его стороне будет сражаться последний из рода Кавиев, владельцев сияющего Хварро. Этот Кавий — будучи прекрасным юношей отвоевал когда-то своё царство и впоследствии ушёл в сокрытие. Теперь он сохраняется до конца Света, до пришествия Саошьянта, чтобы сразить зло и воскресить мёртвых. О поразительном сходстве световых характеристик Хварро и Святого Грааля мы уже говорили.

Также точно двоится Мессия и Древнего Египта. Во многих текстах присутствуют два бога Гора, владеющих крылатым диском победы и огненным «Оком». Кроме того, фигура Гора неотделима от образа его умершего отца Осириса, которого Гор воскрешает именно с помощью своего сияющего «Ока». Вновь, вновь и вновь мы упираемся в зыбкие границы одной и той же парадигмы, существующей во все времена у всех народов. В нескольких фразах эта парадигма может быть выражена следующим образом: существуют таинственные близнецы или двойники, один из которых погибает, но затем будет воскрешён. В их владении находится таинственное световое сокровище, которое способно исцелить, даровать победу, бессмертие и связь с Богом. В настоящее время они (или один из них, смертный) существуют в профанном мире, но находятся в сокрытии. Их задача — поддержание правды и справедливости в мире. Их конечное предназначение — участие в эсхатологическом сражении на стороне сил добра и победа.

Мы видим, что эта парадигма одинаково применима и к большей эсхатологии — Концу мира, и к малой — смерти отдельного человека. Ведь и в человеке существуют «два Адама» — душевный и духовный. Душевный Адам обречён на смерть, но «второй Адам» — «Господь с неба!». Вот мы и вернулись к тому изображению, с которого начали наше мысленное путешествие в духовной сокровищнице Ордена Христа. Это — печать тамплиеров, изображающая двух рыцарей на одном коне. Мы, быть может, сумеем понять, что идея «двух Мессий» заложена глубоко в нашем сознании и сверхсознании, она может быть связана с идеей «двух Адамов» внутри нас, в соответствии с тем, как это понимали первые христиане.

В этом смысле идея «второго Мессии» получает настолько мощное обоснование, что мы просто не имеем права не относиться к ней с уважением и осторожностью. Даже если вообще не иметь в виду физический мир и историческое предопределение, мы можем предположить, что «второй Мессия» способен порождаться просто человеческим сознанием, в силу глубочайшего архетипического родства с нашей невидимой духовной структурой. Здесь мы останавливаемся у порога, где наши робкие догадки вынуждены складывать свои ненадёжные крылья. Но даже как обоснованное порождение сознания «второй Мессия» способен столь же мощно воздействовать на материю, как любая физическая энергия. Свидетельство этому — бессмертие легенды о Святом Граале, вот уже восемьсот лет околдовывающей умы образованных европейцев.

Однако вернёмся к тонкой ниточке, связывающей идеи «скрытого Мессии» в христианстве и исламе. Мы уже обращали внимание на то, что существовала тенденция изображать тамплиеров и рыцарей Святого Грааля с лицами, наглухо закрытыми в шлемы. Причём на многих изображениях Средневековья эти лица в железных масках не адекватны окружающей обстановке. Так, Парцифаль и Фейрефиц изображаются в шлемах с закрытым лицом в окружении женщин, в мирной обстановке. Некоторые тамплиерские маски вообще не похожи на шлемы. Иногда с закрытыми лицами изображаются только вожди, а всё остальное воинство своих лиц не скрывает (рис. 1). Что всё это значит? Может ли это иметь какое-то особое значение?

В ветхозаветной традиции символика закрытия лица ассоциировалась с Моисеем. Пророк вынужден был закрывать его, ибо оно сияло настолько, что слепило иудеев, боящихся подходить из-за этого к нему. Это слава Божия почила на его лице, после бесед его наедине со Всевышним.

Так вот, в изобразительной традиции ислама существовало правило изображения совершенно определённых лиц с наглухо занавешенным лицом. Причём завеса или покрытие на лике изображались только у пророка Мухаммада и членов его семьи, а также редких пророков и святых. Чаще всего полностью закрытое лицо символизировало близость Богу, нахождение под защитой божественной «тени», одним из знамений милосердия Господа (Шукуров Ш.М. Искусство и тайна. М.,1999. С. 86). В определённой степени занавешенное лицо означало световую природу человека, взаимное соприкосновение Божественного Духа и праведной души. В этом смысле мы вправе допустить, что и настойчивое изображение тамплиеров и героев, так или иначе связываемых с ними, в глухих шлемах-масках может символизировать их внутренний свет и святость.

Занавесь на лице, как мы уже говорили, соотносится с важнейшим понятием эзотерической культуры ислама — понятием «тени». В мечетях затенённое пространство именовалось «зулла». Словарное значение этого слова связывается с такими эквивалентами, как «навес», «тент», любое затенённое пространство. Метафорически слово «зилл», опорное от слова «зулла» и ряд производных от него слов и словосочетаний прочно связывается с понятием Рая. В Коране основной характеристикой Рая выступает слово и понятие «тень», которое является наиболее предпочтительным местом для общения с Богом. Именно «тень» в её самых разных проявлениях дарована людям милосердием Аллаха, «тень» — «благое», исходящее от Бога, Его укрытие и Его же помощь богобоязненным. Одним из титулов халифов и султанов является выражение Зилл Аллах («Тень Бога») (там же. С. 85-87). «Тень» в определённой степени символизирует «сокрытие». В этом смысле завеса на лицах семьи Мухаммада обозначает, с одной стороны, их присутствие, а с другой, столь же очевидно присутствие утаивается. Однако пустоты лиц оставлялись художниками вовсе не для вопрошания, а для понимания. Отсутствие чего-либо было очевидностью присутствия чего-то более важного, нежели то, чем художник пренебрёг.

Ещё одним воплощением понятия «тени» в сакральном искусстве ислама является моленная ниша мечетей — михраб. Во множестве мечетей Средневековья михраб воспроизводит в своей структуре фигуру человека, являясь как бы его «тенью». Причём на стилизованных изображениях верхнюю часть михраба часто занимало человеческое лицо, а под ним на цепи рисовали стандартное изображение светильника. Михраб как «тень» и светильник как «свет» являются характерными дополнениями друг друга. Кроме того, и ниша, михраб, и человеческая фигура, и светильник на уровне груди, служили своеобразным визуальным комментарием к суре «Ан-Нур» Корана: «Бог есть свет небес и земли. Свет Его подобен нише, в которой пребывает светильник в стеклянном сосуде. Сосуд тот походит на блистающую звезду. Возжигается он от благословенного древа маслины, что ни с востока, ни с запада. Елей его озаряется, даже если его не коснётся огонь. Свет на свете. Бог ведёт к своему свету, кого пожелает. И поясняет Бог подобиями людям» (24.35).

Традиционная интерпретация этого широко известного текста такова: «...тело правоверного уподоблено нише, а хранящийся в нише хрустальный сосуд — сердце правоверного, связанное с высшим миром. В сосуде том горит огонь познания и руководства в истинной вере. У правоверного, к которому низводится Свет Откровения и Корана, возгорается свет его естества» (там же. С.148-149).

Связь михраба, светильника и пророка явственно можно увидеть на миниатюре 1594 года из «Деяний пророка» стамбульского музея Топкалу, которая представляет сцену рождения Мухаммада (рис. 2). Запелёнутый младенец изображён с покрывалом на лице, а за ним тянется световой шлейф, исходящий из михраба. Для образованного мусульманина данное изображение достаточно однозначно указывает на присутствие «света Мухаммада» или «истины Мухаммада». И пелена па лице младенца призвана обозначить светоносную природу пророка. Рядом изображена мать Мухаммада, Амина, также с покрывалом на лице. Эта миниатюра хорошо поясняет глубинные причины сокрытости ликов в искусстве ислама. За нанесёнными вуалями скрывается не просто истинный образ, но образ, облечённый статусом святости.

В некоторой степени из изображения можно понять, что Мухаммад словно рождается из светильника, расположенного в нише. Причём своеобразная форма светильника не может не напомнить многочисленные изображения столь подробно описываемого нами Святого Грааля. Следует отметить, что в средневековых манускриптах Святой Грааль в своей физической форме не похож ни на чашу, ни на камень, его идентификация в рамках западноевропейского искусства крайне затруднена. Однако он до невероятности напоминает именно изображения светильника в искусстве ислама! И действительно, как только мы задумаемся и вспомним, каким единственным словом можно охарактеризовать Грааль, то характеристика его как светильника предстанет всеобъемлющей. Слово, полновесно определяющее характеристики Святого Грааля — «Свет»! Свет объединяет образы чаши, камня, сияющих людей. Но ведь понятие света объединяет наши образы и с древнеегипетским Оком Гора, имеющим чисто световую природу, и с сияющим Хварро Древней Персии.

Если же образ светильника спроецировать на иудео-христианскую культуру, то немедленно вспомним, что в Писании «светильником» именуется потомство Давида! (3 Цар. 11:36). Таким образом изображение и описание Святого Грааля как светильника, источника света (независимо, что излучает свет — камень или сосуд) также для посвящённых должно быть указанием на тайну Мессии — потомка Христа и Давида, наследника первосвященнического рода Аарона, само имя которого указывало на яркий свет — «Осиянный».

(Продолжение следует)

г. Тюмень