Дельфис

Пусть же из далёких пушкинских времён, когда молодые соратники поэта Отчизне посвящали «души прекрасные порывы», когда просвещённые умы свято верили в гуманную миссию научного прогресса, не омрачённого нынешними страхами перед экологическим и нравственно-этическим тупиком, в какой загоняет нас теперешняя техногенно-информационная цивилизация, из тех времён, когда хорошим тоном общества считались высокие и благородные чувства, прозвучит светлый голос поэта. Прозвучит и поможет в наших размышлениях найти хотя бы крупицу истины.

О, сколько нам открытий чудных

Готовит просвещенья дух!

И опыт — сын ошибок трудных,

И гений — парадоксов друг...

С парадокса начнём статью и мы. А состоит он в следующем: в чём все люди, от первого до последнего человека на земле, абсолютно одинаковы? И чем, в том же самом качестве, совершенно различны? Этот парадокс занимает людей с тех самых пор, как они начали себя осознавать. Но не только. Чаще всего он мешает людям понимать друг друга. И отсюда конфликты. А заключается парадокс вот в чём: все люди одинаковы в стремлении своём к счастью, но каждый видит счастье по-своему. И путь к нему выбирает сам. Цель одна, пути и способы разные. Ну что ж, скажете вы: единство в многообразии — диалектика, а значит развитие. И будете правы. Но правы и в том случае, если всё-таки попытаетесь найти некую общую константу в решении этого парадокса. Даже такую, на первый взгляд, отрицательную, как известные строки Пушкина:

На свете счастья нет, но есть покой и воля.

И дальше:

Давно завидная мечтается мне доля.

Давно, усталый раб, замыслил я побег

В обитель дальнюю трудов и чистых нег.

Вот она, эта константа, то, для чего так нужны поэту «покой и воля»:

И пробуждается поэзия во мне,

Душа стесняется лирическим волнением.

Трепещет и звучит, и ищет, как во сне.

Излиться, наконец, свободным проявлением...

Константа эта, основа счастья — творчество. Возможно, вы согласитесь, но скажете: не каждому дано быть поэтом. Не каждому. Но всем нам дана возможность творчества. Всем дано чувство поэзии творчества, в чём бы оно ни проявлялось. Это может быть любая работа, вернее, всякое дело, где есть любовь. Любовь к делу или человеку, а может быть к тому и другому вместе. Найти её, эту любовь, значит сделать себя счастливым, значит понять, в чём смысл твоей жизни. Получается, что между счастьем и смыслом жизни можно поставить знак равенства.

Разве, перефразируя известную пословицу, нельзя прийти к заключению: «Скажи мне, в чём твоё счастье, и я скажу, кто ты»? Ведь ты таков, каков твой выбор. И наоборот. Всё упирается в тебя самого, в человека. Казалось бы, круг замкнулся. Но нет, начался другой круг — круг познания. Познания человека — себя в человечестве и мироздании.

Возвращаясь к мысли о том, что твоё счастье и смысл жизни тождественны, невольно вспоминаешь один афоризм. В советской школе он употреблялся слишком часто. Но, повзрослев, вспоминаешь его не как навязший в зубах штамп, а понимаешь вдруг, какая это точная и ёмкая формулировка: «Человек создан для счастья, как птица для полёта» (В.Г. Короленко).

А ведь действительно, для чего-то человек создан. По Учению «Живой Этики», приходит он на землю для решения своих кармических задач и задач своего народа, для служения общему благу. Кто из нас не помнит строк поэта из стихотворения «Памятник», ставшего своего рода итогом жизни Пушкина.

И долго буду тем любезен я народу,

Что чувства добрые я лирой пробуждал.

Что в мой жестокий век восславил я свободу

И милость к падшим призывал.

Так, незадолго до своей гибели, понимал поэт главную задачу своей жизни. Значит, следуя ему, можно сказать: если счастье человека — в достижении им какой-то благородной цели, возможно, не всегда и не сразу им осознанной, то именно для осуществления её он всё-таки пришёл в мир и создан для этой цели, а значит — для своего счастья.

Только вот почему в мире так много несчастных? — спросите вы. Бился над этим вопросом и Пушкин. Помните его стихотворение?

Дар напрасный, дар случайный.

Жизнь, зачем ты мне дана?

Иль зачем судьбою тайной

Ты на казнь осуждена?

Кто меня враждебной властью

Из ничтожества воззвал.

Душу мне наполнил страстью,

Ум сомненьем взволновал?..

Цели нет передо мною:

Сердце пусто, празден ум,

И томит меня тоскою

Однозвучный жизни шум.

Или фрагмент из «Стихи, сочинённые ночью во время бессонницы»:

Жизни мышья беготня...

Что тревожишь ты меня?

Что ты значишь, скучный шёпот?

Укоризна, или ропот

Мной утраченного дня?

От меня чего ты хочешь?

Ты зовёшь или пророчишь?

Я понять тебя хочу,

Смысла я в тебе ищу...

Эти стихи были написаны: первое в 1828 году, а второе в 1830 году. Какое значение имеют для нас эти даты? Оказывается, для понимания душевного состояния поэта, для понимания его сомнений и колебаний очень большое. Дело в том, что и «Дар напрасный», и «Стихи, сочинённые ночью во время бессонницы» появились тогда, когда, казалось бы, поэт уже нашёл ответ на вопрос о своём предназначении. Нашёл в стихотворении, которое можно назвать программной декларацией его жизни и творчества. Написано оно было раньше, в 1826 году, и получило название — «ПРОРОК»¹.

Все мы со школьной скамьи знаем его наизусть, но многие ли из нас до конца вникли в его суть? Сложность пушкинской поэзии как раз и состоит в том, что видимая прозрачность его мысли, простота форм скрывают для нас бездонную глубину заложенного в эти формы смысла. Нам, конечно, понятна главная, конечная мысль о предназначении поэта: «Глаголом жги сердца людей». Мысль — великая. Но как, через что поэт к ней пришёл? Это для нас не менее важно, как иногда не менее важен сам ход решения задачи, а не только её результат.

По общему мнению пушкинистов, стихотворение это было создано Пушкиным в трагические для него дни, связанные с известием о казни декабристов, его друзей, его единомышленников.

И в первом варианте стихи начинались словами: «Глубокой скорбию томим...». Казалось бы, именно таким и должно было остаться это начало. Но Пушкин решил иначе и дал другой, известный нам вариант: «Духовной жаждою томим...».

Почему? Может быть потому, что великая скорбь и вызвала неутомимую духовную жажду, жажду познания истины. Познания через муки («и вырвал грешный мой язык»), познания через смерть («как труп в пустыне я лежал»). И эта жажда постижения истины открыла ему смысл человеческой жизни, жизни служения. Служения людям через постоянное пробуждение в них «духовной жажды», без которой человек — просто двуногое существо.

Но при всей своей гениальности Пушкин был просто человеком, которому свойственны и слабость, и усталость, а отсюда сомнения и колебания. Потому позже и были созданы и «Дар напрасный», и «Стихи, сочинённые ночью во время бессонницы». Но именно его сомнения и колебания особенно убедительно говорят нам, как бился поэт над решением извечных этих вопросов о смысле жизни, а значит и о счастье.

Бьётся над этими вопросами всю жизнь и человек, и человечество, хватается то за одну соломинку, то за другую... Вот и в нашей стране была сделана попытка построить всеобщее счастье — коммунизм. А до идеи-то коммунистической, по существу прекрасной, всем нам, всему народу надо было дорасти, выйти на новый нравственно-этический уровень. Не смогли, не сумели. Претворить в жизнь такую идею на страхе, лжи и насилии невозможно. Вот и пришли мы к тому, с чего начинали — к человеку, его нравственно-этическому уровню.

Морис Метерлинк, которого вы, конечно, знаете по его «Синей птице», в своём произведении «Мудрость и судьба» говорит: «Когда человек с низменной душой пытается измерить счастье мудреца, то счастье это от него убегает, как вода сквозь пальцы. Но в руке мудреца оно становится твёрдым и блестящим, как золото».

Оказывается, для счастья необходима мудрость — союз души и ума. Но руководствуясь только умом, человек, хоть и создан для счастья, всё-таки его не найдёт. Потому что умом он ищет его где-то извне, снаружи, а оно — в нём самом, в его выборе. «Мы обладаем только тем счастьем, которое в состоянии постигнуть» (Метерлинк). Постигнуть счастье и понять его как свою задачу. Вспомните, как часто мы слышим: «Он нашёл своё место в жизни — счастливый!». Но, пытаясь найти своё место в жизни, понять свою задачу, мы не имеем права забывать, что каждый из нас — часть целого, творческая единица всей суммы людской, имя которой человечество. Человечество в его настоящем, прошлом и будущем. Помня об этом, приходишь к пониманию, что каждый из нас — носитель не одной своей цели, но и цели всего человечества. А она — в эволюции, не только в земной, но и космической. И задача каждого из нас — найти своё место в общепланетарном потоке эволюции.

Для всякого человека эта общая задача подразделяется на несколько частных — таких, как цель видовая и родовая — воспитать и оставить после себя хорошее потомство. Творческая — найти себя в каком-то деле. Гражданская — быть полезным своей стране. Общепланетарная, а это, прежде всего, — нравственно-этическая задача, от неё-то и зависит, удержишься ли ты в общечеловеческом эволюционном потоке.

Но все эти проблемы неразрешимы без одного условия. Условие это — любовь. Любовь к человеку выражается в выполнении родовой задачи, к делу — в творческой цели, к своей стране — в гражданском чувстве, к человечеству — в планетарной задаче.

Ведь не зря, наверное, все великие религии мира учат человека любви к ближнему и всему сущему. Потому что именно на любви зиждется равновесие земной жизни. На любви высших космических Иерархов, составляющих Белое Братство, что управляет нашей планетой и, конечно, на любви человека, коей миру так не хватает. На любви человека, который, в большинстве своём, ещё не научился любить мир в себе, а любит пока только себя в мире. Да и себя-то любить разве научился? Ведь не самое ценное в себе мы обычно любим: не душу свою, не совесть, не достоинство. Любим свои привычки, подчас далеко не лучшие, свой комфорт и страсти, даже страстишки.

Что же касается всего мира, частью коего мы являемся, то вспомните «Красную книгу» исчезающих видов животных, озоновые дыры, изменение климата, отравленные радиацией и химией земли... Не говоря уже об агрессии и жестокости людей друг к другу. Всем нам известно, каким хрупким стало планетарное равновесие к концу нынешнего тысячелетия. В «борьбе с природой» и себе подобными человечество подошло к черте, за которой — угроза гибели нашей планеты.

А ведь это всё результат стремления людей к счастью. Вот как может разрешиться этот вечный человеческий парадокс. Цель одна — счастье, пути и способы — друг друга взаимоисключающие.

Где же выход? Где та константа, что разрешит этот парадокс?

Никуда не деться, мы опять, уже на новом витке спирали, пришли к человеку, его катастрофически отставшему от интеллекта нравственно-этическому сознанию, к низкому духовному развитию. Холодный, любопытный, безнравственный ум и сердце, не способное по-настоящему любить, — вот что пока ещё преобладает в людях. А отсюда и ортодоксальная официальная наука, в самодовольстве своём зашедшая в тупик, упрямо не желающая признать почти очевидный даже для неё факт. А состоит он в том, что существует человек не только в плотном физическом мире и трёх измерениях, но и в других — тонких, невидимых мирах. Нарушение равновесия в них ведёт к такому же сбою и в плотном, физическом мире. Эти миры буквально пронизывают человека, существуя и в нём самом и вокруг него, в иных измерениях, ещё не доступных органам чувств обычных людей. Поэтому равновесие между нашими тонкими телами, представляющими эти миры, необходимо как для физического человека, так и для физического мира. Если ты живёшь сразу в нескольких мирах, а они живут в тебе, то, противопоставив себя им, нанесёшь вред своей жизни, хоть и осознаёшь её только в мире плотном, физическом. Чувствуешь ли себя счастливым или не очень, зависит от равновесия этих самых тонких тел. Ведь счастье — это состояние души человека и оно невозможно без гармонии тонких тел с физическим.

Опять же вспоминаем школьную программу — «Горе от ума» Грибоедова: «Ум с сердцем не в ладу». А они обязательно должны приходить к согласию — наши ум и сердце. Именно их взаимодействие даёт человеку мудрость — то, что способно вывести его на верный путь к самому себе, своей цели, без чего невозможно счастье.

И ещё. Сознание должно контролировать самое импульсивное, самое непослушное тело — астральное, тело наших желаний, чувств, страстей. Утрата контроля над ними ведёт к страшным последствиям, таким как наркомания, алкоголизм, одержимость самыми низкими страстями. Вот почему нам так необходима гармония всех наших тел, всех миров, в которых мы существуем. Как тут снова не обратиться к Пушкину, одному из самых гармоничных поэтов:

Давно, усталый раб, замыслил я побег

В обитель дальнюю трудов и чистых нег...

В этом стремлении поэта к счастью творчества, чистой любви, гармонии семейной жизни противопоставлены всего два слова: «усталый раб». Но как точно говорят они о том, что «на свете счастья нет», когда ты раб своих страстей. А их — страстей — у Пушкина было немало.

И, с отвращением читая жизнь мою,

Я трепещу и проклинаю,

И горько жалуюсь, и горько слёзы лью,

Но строк печальных не смываю.

Да, поэт не стыдился признаваться в своих страстях и пороках. Не стыдился, потому что понял — самое полное удовлетворение страстей не может быть счастьем. Такое «счастье» ведёт или к пресыщению, или к одержанию. Отсюда и горькое, хотя, нет, скорее спокойно-умудрённое его утверждение: «на свете счастья нет, но есть покой и воля...».

Вот оно! Счастья без душевного покоя, равновесия, гармонии быть не может. И ещё приходят на память строки поэта:

Мой путь уныл, сулит мне труд и горе

Грядущего волнуемое море.

Но не хочу, о други, умирать,

Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать...

«Мыслить и страдать» — просто-таки формула смысла всякой человеческой жизни! В рукописи первого варианта этого стихотворения сказано так: «Я жить хочу, чтоб мыслить и мечтать». Но поэт исправил «мечтать» на «страдать». Здесь слово «страдать» надо понимать в самом широком смысле: чувствовать, сострадать... Важно то, что для поэта хотеть жить, а значит стремиться к счастью, невозможно без страдания, без его очищающей и возвышающей силы.

Именно об этом говорит и один из набросков поэта (а их 18 вариантов). На первый взгляд, набросок этот о другом, но если вдуматься, то о том, о чём и вся эта статья.

Два чувства дивно близки нам

В них обретает сердце пищу:

Любовь к отеческим гробам,

Любовь к родному пепелищу.

На них основано от века

По воле Бога самого

Самостоянье человека —

Залог величия его.

Самостояние человека... Самостояние земное... Самостояние космическое как продолжение земной нашей эволюции... Возможно ли оно без осознания человеком своей цели? Без стремления к ней? Стремления к счастью?

«Счастье — птица не земная, а надземная, и садится она не у всяких окон. Иные живут всю жизнь, так и не зная, что такое счастье», — утверждается в «Гранях Агни Йоги». О счастии неизречённом, о счастии Дальних Миров будет идти наша речь. Ведь там счастье — от духа. Здесь счастье понимается в удовлетворении всего личного, а там — в полном от него отказе. Чем полнее отход от личного, тем совершеннее счастье. Назовём его огненным счастьем, счастьем раскрывшегося и зажжённого сердца. Нельзя его измерить и определить по бедной гамме Земли, но на Земле, именно на ней, руками и ногами человеческими закладывается основание этого величайшего качества. Спокойствие, торжественность — качество, радость — качество... И счастье — тоже качество, высшее качество или атрибут духа. РАДОСТЬ или СЧАСТЬЕ — это то, чем насыщено всё пространство и бытие. Потому и говорим, что радость есть особая мудрость, не от Земли, но от ВЕЧНОГО ДЫХАНИЯ ЖИЗНИ. Всё пространство поёт и звучит радостью на ключе счастия к нему, и Зову сынов Своих, о нём позабывших. ЧЕЛОВЕК ЖИВЕТ ДЛЯ СЧАСТЬЯ. Весь путь его тяжкий, земной — лишь преддверие к счастью Дальних Миров, не земного, но Дальних. Дисгармония и разрушение — основная нота Земли. Гармония, радость и счастье — форма выявления жизни на Дальних Звёздах, на Высших Мирах. К ним мы и готовимся ходом всей эволюции, в них назначение человека. Формы счастья так же разнообразны, как и формы жизни. И счастье одного сознания так же не похоже на счастье другого, как лица людей на Земле. Богат Космос, и беспредельны формы его выявления. В час мрака, сгустившегося над Землёй перед Великим Рассветом, говорим о счастье Надземном, ибо оно идёт к Земле, чтобы воплотиться в ней, насколько невыразимое может проявиться в шершавых и грубых условиях плоти. Новые лучи дадут эту возможность, но сосуды духовные для приятия огненного напитка радости должны быть заготовлены каждым по разумению своему и утончённости духа. Не вливают вино в мехи старые. Не умрём, но изменимся. О преображении духа и преображении плоти Говорится, о Новом Небе и Новой Земле. Радостью будет увенчана новая твердь и земная, и надземная, и счастье, счастье всего человечества будет её основанием. Так среди грозных последних дней битвы подумаем о чертогах Света, наречённого Состраданием, ибо им снизойдёт на Землю Величие Огненное» («Грани Агни Йоги»).