Дельфис

Время административно насаждаемого обессмысливания в литературе и философии, а отчасти и в науке, приближалось к концу. В 60-е годы XX века в нашей стране повеял ветерок вольности, сначала в стихах известных поэтов, потом в «неприличных» (по прежде принятым меркам) откровениях моды... Последнее обстоятельство не прошло мимо эстонского академика Г.И.Наана, склонного к юмору. Как-то в аудитории он пошутил: «Вселенная расширяется; юбки укорачиваются»...

Стереотип «ученого сухаря» никак к нему не относился. Также, как к астрофизику ГАИШа А.Л.Зельманову, который почитался мною космологом номер один.

Когда я ближе познакомился с Абрамом Леонидовичем, он поведал мне, что в юности выбирал между литературой, историей и физикой. Почти как Парис между богинями Герой, Афиной и Афродитой... Но выбрал музу астрономии — Уранию. Ей безраздельно посвятил Зельманов всю свою творческую жизнь.

Однако наряду с астрофизикой, как «законной женой», была у него и «тайная страсть» — сочинение афоризмов, записываемых им в заветные тетрадки. Эту страсть унаследовал он от отца, который был заядлым острословом и передал сыну любовь к лаконичной словесной отточенности.

Афоризмы А.Л.Зельманова, услышанные мною в беседах с глазу на глаз и в разговорах (зачастую длительных) по телефону, я записывал в мой дневник с тем большей заинтересованностью, что сам издавна грешил этим занятием... Иногда изречения А.Л. были предельно краткими.

Например: «Феи и корифеи» (Зельманов в «корифеях» не значился, но в научной среде хватало «звезд» и их поклонниц). Иногда его афоризмы походили на сентенции:

«Относительно прошлого. У нас нет иллюзии, что мы можем на него повлиять, но есть иллюзия, что мы можем его знать.

Относительно будущего. У нас нет иллюзии, что мы можем его знать, но есть иллюзия, что мы можем на него повлиять.

Настоящее — это неуловимый момент смены иллюзий».

Восточной философией Зельманов не увлекался. Но не следует ли отсюда, что он был несознательным буддистом? Будда учил, что жизнь земная есть Майя (иллюзия)...

Вот пример проницательной наблюдательности А.Л.:

«Все хорошее происходит своевременно или несколько позже; все плохое — своевременно или несколько раньше. И это может служить определением хорошего или плохого».

Здесь содержится неограниченный простор для истолкований, но в одном аспекте автор солидаризируется с поговоркой: «Тише едешь — дальше будешь». Зельманов в словах и делах был необыкновенно обстоятелен, строго, но справедливо взыскателен и, неизменно, мягко-деликатен. Придерживался правила: «сто раз отмерь — один раз отрежь».

Как действует это правило, я убедился на собственном опыте, когда, несколько самонадеянно для любителя астрофизика, обратился к А.Л. — авторитетному специалисту-профессионалу с моей первой космологической статьей 1962 г. «Как расширяется Вселенная». В статье содержалась заявка на неоднозначную модель Вселенной (Расширяющейся и Нерасширяющейся), и долгожданный ответ мэтра также был неоднозначно-неопределенным...

А сколько дней и недель я всерьез надеялся, что сделал некое открытие?! Но сначала мне требовалось претерпеть молчание. Я звонил не раз и не два. Переговоры со мною вел учтивый ученик мэтра — И.Д. Новиков. Однажды он, сочувствуя мне, откровенно сказал: «Вы не знаете Зельманова. Вот он такой!»

Внесу ясность: ни тогда, ни потом я не обижался на А.Л., вручал ему последующие статьи на космологические темы и, невзирая на призрачно-малую долю признания моих трудов, с большим удовольствием беседовал с ним в ГАИШе о проблемах Мироздания.

Мало-помалу официально-дистанционное отношение А.Л. ко мне сменилось на достаточно благожелательное и доверительное. Я посвящал Зельманову дружеские полушутливые (приветственные и полемические) стихи, из которых принципиальное, на мой взгляд, значение имеет четверостишие:

Нить размотал пространства Бог.

Постановил: нить бесконечна.

Не спорил Зельманов, конечно,

Но нить смотал в один клубок.

По моему убеждению, великое достижение Зельманова — развитие космологической теории Эйнштейна — недопонято и недооценено.

А.Л.Зельманов показал, что абсолютизация пространственных объемов или временных интервалов в смысле конечности или бесконечности несостоятельна. (ДАН, 124, №5, 1959 г.)

В книге «Агни», происхождение которой от Высочайшего Источника, читаем: «Вмещение конечности Вселенной при осознании беспредельного пространственного Принципа... называется "Сумма Суммарум"... Соответствует степени "Пустынного Льва"» (§91).

Из 12 Степеней Сокровенного Познания степень «Пустынный Лев» 10-я. Над ней только «Сотрудник Начал» и «Создатель». Зельманов был незаурядным ученым и мыслителем. Не преувеличу, назвав его истинным мудрецом, но мудрецом интеллектуального, значит, рационалистически-скептического, а не трансцендентально-духовного склада. Он, образно говоря, «хватал руками звезды», но о принципиально-нерукотворных Звездах понятия не имел. Поэтому, подобно С.Лему, замахнувшемуся на «Сумму Суммарум», А.Л. не был «Пустынным Львом» в эзотерическом смысле...

Я в те годы (познакомился с А.Л. в 1962 году), оставаясь на платформе общепринятой астрофизики, догадывался об ограниченности ее и, при всем моем уважении к трудам Зельманова, не во всем соглашался с ним. Так, справедливо утверждая неоднозначность моделирования «одноэкземплярной» Вселенной по Эйнштейну, А.Л. не сделал вывода о необходимости бесчисленно-модельного подхода к любой картине Мироздания.

«Астрофизик Зельманов

Видел карусель миров,

Но не понял, что модель —

Это тоже карусель!»¹

А.Л. одинаково невозмутимо воспринял и патетическую, и критическую эпиграмму в его адрес, ибо, как надлежит мудрецу, был великодушен и добр. Я никогда не видел его раздраженным, не слышал ни слова упрека, не замечал никакого ученого высокомерия. Впрочем, вообще, снобизм в науке исключался философской этикой Зельманова, как следует из его притчи о самонадеянной букашке:

Некая букашка руководствовалась правилом: двигаться только вверх! Будучи в подвале, она ползла по стене к потолку, но в результате оказалась на полу первого этажа. Это ее немного обескуражило, но продолжая подниматься кверху, она вновь попала на пол — уже второго этажа... И так далее.

А.Л. рассказал эту притчу в банкетном кругу своих коллег. А закончил тостом: «За того, кто ползет вверх!»

Еще определеннее о скромных возможностях человеческого разума свидетельствует афоризм Зельманова: «Процесс познания состоит в опознании собственного невежества».

Внутренне присущие натуре А.Л. скромность и независимость ума от конъюнктурных соображений, не позволяли ему участвовать в гонке за престижные посты и помпезные регалии в виде ученых званий. На протяжении многих лет он оставался доцентом в компании давно опередивших его на этой стезе фаворитов («букашек» и «не букашек»)... В конце концов, сознавая противоестественность такой ситуации, они принялись уговаривать А.Л. подняться еще на одну ступень научной номенклатуры. Зельманов долго не соглашался. Но в 1976 году, неохотно, уступил общему настоянию Тогда он мне сказал (получился афоризм):

«Обычно "защищаются", чтобы выглядеть такими же умными, как другие. А я это делаю по глупости...»

Вот так А.Л. защитил докторскую диссертацию, хотя еще в 1944 году пренебрег сей возможностью. Только очень умный человек (в обстоятельствах к тому не вынуждающих) признается в глупом поступке.

Как можно составить классификацию дураков, не обидев ни одного дурака? Зельманов нашел идеально-приемлемое решение: не упоминать сего уничижительного термина. Его классификация дураков называется «Три степени незнания»:

1. Не знает, но понимает, что не знает.

2. Не знает, но думает, что знает.

3. Не знает и не подозревает, что есть нечто, что можно было бы узнать.

Чем выше степень, тем чаще она встречается.

Классификация включает, совершенно ясно, весь род человеческий, за чрезвычайно малым исключением — «Посвященных», которые по максимальному, «Беспредельному» счету тоже «не знают», но знают Наиважнейшее, недоступное непосвященным...

В годы бума «Внеземных цивилизаций» (вторая половина 60-х годов), я спросил Зельманова, как он относится к этой проблеме. А.Л. отрезал: «Я люблю кофе, но не кофейную гущу». Красивый афоризм, но общий отрицательный смысл не убедил меня, тогда члена секции «Внеземные цивилизации» в ГАИШе, хотя применительно к методике исследования проблемы, напоминающей гадание на кофейной гуще, реплика А.Л. попадала в цель.

Идея поиска внеземных цивилизаций в ту пору выдвинулась на авансцену теоретической астрономии. Ведущие астрофизики Советского Союза и Соединенных Штатов предполагали, что достаточно «просигналить» в Космос, и послание «на деревню дедушке» от современных Ваней Жуковых дойдет до адресата. Если не в ближайшее время, то когда-нибудь².

Но, как гласят афоризмы Зельманова, не приуроченные к проблеме «В.Ц.», однако большого радиуса действия: «Минуты тянутся; дни летят».

«Жди неожиданности...»

Неожиданность заключалась в глухом молчании Вселенной. Но, может быть, Вселенную не услышали мы — тугие на ухо?

Люди задают вопросы Природе; Природа отвечает не людям, а человеку. А что может доказать избранный Свыше одиночка, будь он ясновидящим или пророком?

Люди самонадеянно уверены, что они (в отличие от представителей прочей земной фауны) — существа разумные.

В этом справедливо усомнились сатирики Аристофан, Джонатан Свифт, М.Е.Салтыков-Щедрин, Анатоль Франс и Марк Твен.

Допускаю, что и суждение космолога А.Л.Зельманова по данному вопросу заслуживает внимания: «Нами управляют эмоции. Рассудок — всего лишь весы, на которых одни эмоции перевешивают другие».

Когда мы обменялись афоризмами о псевдоразумности, выяснилось, что по сути солидарны. Вот как я сформулировал:

«Люди воображают, что в поведении своем руководствуются разумом; в действительности, разум — камуфляж инстинктов и эмоций».

Близких по духу изречений на одну тему оказалось у нас не мало. А.Л., как старший (если не по опыту, то по возрасту), в некоторых случаях вносил коррективы в мои афоризмы, пытался найти более точное или острое слово.

Д-н: «Слово — серебро; молчание — золото; красноречивое молчание — золотая середина».

3-в: «Красноречивое молчание — червонное золото».

Д-н: «Лотерея — кот в мешке. Все мечтают вытащить кота в сапогах, а вытаскивают — хорошо, если кота без сапог, но гораздо чаще — дохлого кота».

3-в: (концовка афоризма)... «но гораздо чаще — рваные подметки».

Д-н: «Остроумный афоризм — не портрет истины, а дружеский шарж».

3-в: «Всякий афоризм есть шарж, но понимаемый буквально, он либо карикатура, либо лесть».

Тематически близкие изречения:

Д-н: «Плюс — это зачеркнутый минус. Множество зачеркнутых минусов — решетка. Последний зачеркнутый минус — крест».

3-в: «Равенство — это всегда равенство двух минусов. Из двух плюсов равенства не составишь».

Д-н: «Красное смещение на Земле и на Небе³... Прекрасная Вселенная!».

3-в: «Красное смущение».

Приходится сознаться, что в данном случае А.Л. оказался дальновиднее меня. Во всяком случае, применительно к концу XX века. Афоризмы А.Л., не лишенные личностного характера:

«Старость не новость»;

«Память изменяет. Память — женского рода». (Зельманов не был удачлив в семейной жизни: дважды разводился).

В продолжение этой темы: «Холостяк — вольный сын эфира; жених — агнец, обреченный на заклание; муж — Игорь в половецком стане».

Апологет суфизма (исламского варианта эзотерики) Идрис Шах («Суфизм», М., 1994) приводит пример, по его мнению, превосходства суфиев над буддистами-дзэнами: на просьбы описать высшую реальность, дзэн-мудрец показал гнилое яблоко.

В суфийской версии сего эпизода Насреддин (знаменитый плут!) после демонстрации гнилого яблока разжевывает мораль ученику: в земном гнилостном мире таково совершенное яблоко...

Глубокомысленное разъяснение, но методология герметизма замечательна как раз недоговоренностью!

Безо всякого касательства к изложенному казусу, Зельманов в аспекте лаконизма на стороне Дзэна: «По системе П.О.Короче».

Эти воспоминания писались, в основном, по записям в моем дневнике 1975 года, когда между нами установилось доброе взаимопонимание на почве обоюдной заинтересованности в короткбстрочном литературном жанре. Привожу фрагмент дневниковой записи об А.Л. за 23 сентября 1975 г.:

«Пригласил меня на "Праздник осеннего равноденствия" в ГАИШ — комическую церемонию посвящения новичков... Сказал, что ему предложили на Празднике выступить с афоризмами, но его останавливает близость скорбных дат. (4 и 7 октября смерть родителей; 15-го — дедушки) "Не будет ли это кощунством?" Я ответил: "Жизнь — кощунство?"

(А.Л. внял моему доводу. Вечером я был в ГАИШе)...

Студенческая самодеятельность вроде КВН-а. (Плакат: "Да здравствует феодализм — наше светлое будущее!").

Выступил Зельманов с афоризмами. (Говорил тихо. Рак горла уже давал знать о себе) Аплодировали...»

* * *

В последние годы жизни А.Л. меня поражала его неукротимая воля преодоления неизлечимого физического недуга. Зная, что он обречен, Зельманов продолжал регулярно посещать ГАИШ и вести занятия со студентами. Никогда не забуду этот подвиг служения науке, невзирая ни на что до самого конца!

Однажды, когда я был в холле института и никак не ожидал, что увижу там моего друга-учителя (болезнь уже вынудила А.Л. пребывать дома), перед моими глазами возникла его изможденная фигура. Сделав небольшой шажок, он останавливался и стоял неподвижно, как статуя, некоторое время, набираясь сил; потом делал еще шажок, и снова застывал на месте. Но упорно подвигался в аудиторию...

Казалось, он решил опровергнуть свой афоризм: «В этом мире окончательно только непоправимое».

А имеется ли безнадежно «непоправимое»?

Нынче в ходу поговорка: «Надежда умирает последней».

Неверно. Надежда никогда не умирает. При моем последнем посещении Зельманова я попытался объяснить ему бессмертие духа по закону реинкарнации.

А.Л., выслушав меня, сказал очень тихим шепотом: «Я даже представить не могу, чтобы такое могло быть!»...

Так вот, я надеюсь, что душа Абрама Леонидовича Зельманова, в земных условиях угнетаемая избыточным интеллектом, но творчески порывающаяся к СВЕТУ, в ТОНКОМ МИРЕ оказалась способной воспринять ИСТИНУ...

* * *

А.Л. дарил все сборники, включающие его статьи, с обязательными надписями «на добрую память»...

Хочу завершить воспоминания о нем провидческой цитатой в концовке его статьи «О бесконечности материального мира»:

«Преждевременно гадать, какой новый смысл приобретут понятия конечности и бесконечности пространства и времени, но ясно, что эти понятия обогатятся новым содержанием. А это приведет и к более глубокому пониманию бесконечности мира как его бесконечного многообразия». (Сб. «Диалектика в науках о неживой природе», М. 1964.)

Наши годы — Многообразия не Мира, а Миров; не Космоса, а Космосов; не Вселенной, а Вселенных...

Наши годы — возвращения Бога в Науку:

МНОГООБРАЗИЕ — ЗА БОГОМИРНОЕ!