Дельфис

Синтез идей и знаний, пожалуй, изначально был заложен в развитие практически всех научных отраслей. За последние 300 лет победоносного шествия науки, ставшей коллективным завоеванием человеческого сознания, синтез наук определил качественно новое направление научного познания. И именно понятие сознания стало осевым в этом неизбежном процессе, о каких бы науках и аспектах исследования ни шла речь.

Предмет истории «в точном и последнем смысле – сознание людей», – писал французский историк Марк Блок ([1], с.86). Как представляется, к такому пониманию не только исторических, шире – гуманитарных и естественных научных дисциплин присоединились бы исследователи под разным углом зрения, опираясь на присущие каждому научному направлению методики и научный инструментарий. И все же невольно в воображении возникает древнейший архетипический ритуал расчленения человека для принесения его в жертву божеству. Или стоящему в центре мироздания микромира, словно пытающемуся осознать императив Сократа «познай самого себя», или, прислушиваясь к Кантовскому «познаешь человека – познаешь мир». А современность, будто, беспомощно разводя руки, вопрошает: «Кто я есть на самом деле, здесь и сейчас?».

Философская рефлексия создала целую портретную галерею человека, пытаясь раскрыть, быть может, самую главную тайну мироздания – человека: его субъективное Я, Самость, Атман, душу, дух, наконец – сознание. Но все эти понятия высветила вышедшая из шинели философии психология, без которой проблема сознания, а стало быть, целостного человека вовсе не поднималась. Кто бы вообще поставил её, если бы не было человека сознательного?

C лёгкой руки Иммануила Канта родилась философская антропология, а вслед за ней и целый ряд дисциплин: культурология, историческая антропология, социальная антропология и пр., изучающие человека как целостность, создателя и одновременно продукта культур, носителя сознания, присущего тому или иному времени. Ещё представители романтизма, подвергшие критике прагматический взгляд И.Канта на феномен человека, спроецировали внимание на внутренний мир человека. Они открыли в нём существо, своим воображением раздвинувшего пределы видимой реальности, его окружавшей. Они обнаружили в человеке нечто невидимое, но становящееся зримым под пристальным взором человеческой души. Философия романтизма стремилась познать сущность человеческой индивидуальности. Внутренний мир главных героев Эрнста Теодора Амадея Гофмана наполнен предчувствиями необычного; он полон видений, которые материализуются в реальном мире, вызывая в них сильнейшие эмоциональные переживания любви и утраты, творческих взлётов и разочарований, сомнений и страха. Они живут, словно, в стране грёз и сновидений, на грани сознательного и бессознательного. Возможно, такой глубины видения человеческой души Гофман достиг, занимаясь психологией, хотя до времени новой психологии бессознательного З.Фрейда и К.Г.Юнга оставалось более половины столетия. Но, как известно, в определённом смысле, наука – коллективное творчество, и должен пробить час Х, чтобы появился учёный, раскрывший новое направление. В психологии бессознательного, как известно, их было двое, но каждый них оставил величайший след в познании человеческого сознания.

Аналитическая психология Юнга по определению манифестирует о феномене идей, научного синтеза¹, в противном случае она не сложилась бы как научное, эмпирическое знание и не была бы так основательно востребована не только в психологии, но и в других областях знания, даже в квантовой физике, раскрывающей новую научную картину мира.

Разрабатывая идею бессознательного, Юнг серьёзно относился к сновидениям, исключительно метко названным Фрейдом «царской дорогой в бессознательное». С пациентами он проводил сессии, включая анализ не одного, а серии сновидений. Да и сам он раскрыл для себя путь к изучению бессознательного, увидев несколько снов, осмыслить которые он сумел по прошествии времени. Вот один из них.

Он оказался в незнакомом двухэтажном доме; во сне это был его дом, чему он очень удивился. На верхнем этаже была прекрасная старинная мебель в стиле рококо, на стенах висели картины в богатых рамах. Спустившись на нижний этаж, он обнаружил интерьер XV или XVI века. Переходя из комнаты в комнату, он решил осмотреть весь дом, открыл массивную дверь и увидел ведущую в подвал каменную лестницу, спустившись по которой оказался в сводчатом зале, принадлежащем римскому времени. В одной из каменных плит пола было кольцо; он дёрнул за него, плита поднялась и открылась каменная лестница, ведущая вниз. Юнг спустился по ней и оказался в пещере с низким сводом. В толстом слое пыли лежали кости, два черепа и керамика. Пройдя весь путь, он проснулся ([1], с.161).

Многие видят во сне неизвестные помещения в будто бы своих квартирах, но просто не знали об их существовании и с радостью относятся к этому открытию. К.Г.Юнг по этому поводу пишет о раскрытии в себе части личности, ещё не осознанной.

В другом сне он увидел флигель, расположенный рядом с его домом. С удивлением, что до сих пор не видел его, он зашёл туда и обнаружил прекрасную библиотеку с книгами, в основном XVI–XVII веков. Открыв некоторые из них, он рассмотрел странные гравюры с изображением символов, которых прежде не видел. Лишь позже он узнал, что это были алхимические символы. Но он испытал очарование, исходящее от библиотеки.

Флигель с библиотекой указывали на алхимию, которой он стал заниматься. В другом сне перед ним предстал замок, к которому он подъехал со своим возницей через ворота; они тотчас закрылись, на что его спутник отреагировал так: «Теперь мы заперты в XVII веке». И вновь Юнг стал перелистывать книги в библиотеке, толстые тома по философии, истории, религии и алхимии. Так сновидение указало путь, ведущий к изучению бессознательного, и, вспомнив этот сон, он осознал его значение. Расшифровка алхимических трудов потребовала целых 10 лет. В них Юнг обнаружил исторический аналог аналитической психологии бессознательного. Эти сновидения, выполняя компенсаторную роль, буквально указали путь, пройдя по которому Юнг раскрыл длительную духовную традицию, предшествующую, как он полагал, естественной науке – аналитической психологии. «Эта параллель, а также восстановление непрерывной духовной традиции, – писал Юнг, – идущей от гностиков, давали мне некоторую опору. Когда я вчитался в средневековые тексты, всё встало на свои места: мир образов и видений, опытные данные, собранные мной за прошедшее время, и выводы, к которым я пришёл. Я стал понимать их в исторической связи. Мои типологические исследования, начало которым положили занятия мифологией, получили новый толчок. Архетипы и природа их переместились в центр моей работы. Теперь я обрёл уверенность, что без истории нет психологии – и в первую очередь это относится к психологии бессознательного. Когда речь заходит о сознательных процессах, вполне возможно, что индивидуального опыта будет достаточно для их объяснения, но уже неврозы в своём анамнезе требуют более глубоких знаний; когда врач сталкивается с необходимостью принять нестандартное решение, одних его ассоциаций явно недостаточно» [2]. «Подлинная история человеческого сознания хранится не в учёных книгах, она хранится в психологической организации каждого из нас» ([3], с.153). Подвергая критике современную установку рационального сознания, горделиво глядящего на прошлое как тьму предрассудков, – отмечал Юнг, – она сама того не осознаёт, что наш ум повис бы в воздухе без этих нижних этажей. «Долг науки, – писал Юнг, – сделать доступным прямой путь к мифологии, который она сама же заблокировала своими толкованиями и объяснениями» ([4], с.6).

Самый нижний этаж бессознательных содержаний, которые осознаются лишь при интеграции с расширяющимся за счёт этого процесса сознанием, уходит в мифопоэтическое творчество. И первое из приведённых сновидений буквально направило Юнга в сферу изучения мифологического сознания. Примечательно, что, когда в юности он стоял перед выбором «кем быть», археологом или психологом, и, избрав последнее, археология всё же не оставила его. И прежде чем изучить труды гностиков и алхимиков, Юнг обратился к сравнительной мифологии, спустившись к самим истокам коллективного бессознательного, воздействующего на психику даже современных людей посредством инстинктуально действующих архетипов, мостиков, соединяющих сознание с бессознательным. Архетип Самости является центром целостной личности, воплощающийся в видениях, сновидениях в виде многообразных образов, важнейшими из которых являются геометрические фигуры круга, квадрата, креста. Эти фигуры предстают и в древних картинах мира. Мифология, – отмечал Юнг, – это исток, то, «что возвращает человека к его собственным началам, когда возникает нечто первоначальное в форме первобытных образов, мифологем и церемоний» ([4], с.20). Вот почему так важен мифологический образ Божественного Младенца, в аналитической психологии символизирующий Самость – регулирующий центр психического, архетип целостности, глубочайшего человеческого потенциала и единства личности [5].

В древнеегипетской традиции роль Божественного Младенца, спасителя целостности мироздания, а в погребальном обряде – жертвователя своему отцу Осирису, восстановителя целостности, играет Хор – младенец Харпократ. Одна из его иконографических версий – дитя с пальцем у рта, сидящее на раскрытом цветке лотоса, в смысловом отношении тождественная и другому солярному божеству Ра, изображавшемуся в виде круга с точкой в центре. Центральная точка, равно как и сама окружность символизирует свет первотворения. И это архетипическая идея отождествления в различных древних и традиционных культурах света и сознания, о чём повествует мифопоэтическое творчество на образно-символическом языке.

В Древнем Египте основным символом светозарного начала являлось Солнце и его персонификации. Собственно говоря, двойственный образ, сочетающий Солнце – бога творца и солнечного ока – его дочери, в роли которой выступали богини Маат, Сехмет, Тефнут, Урей, увенчивающий чело бога. Она выступала как защитница демиурга Ра, Атума от врагов, и в образе огнедышащей кобры или свирепого льва уничтожала их, будь то боги или люди. В одном из мифов посланная отцом против восставших людей, богиня уничтожила почти всех. Бог магических знаний Тот, советник верховного божества, функцией которого было снятие конфликтов и установление равновесия, космической гармонии, был направлен к рассвирепевшей богине, чтобы расправа над людьми была прекращена. Напоенная пивом, она успокоилась и вернулась на своё место, воссоединившись с богом-отцом. В другом мифе она, поссорившись с отцом, покинула его, что опять-таки угрожало целостности мироздания. Тот вновь исполнил свою роль, восстановив единство мира. Но подчас и самому солнечному оку требовалась помощь. Оно испытывало страдания от прикрывшего его волоса, и вновь на помощь приходит бог-маг Тот.

В наиболее развёрнутом виде персонификация представлений о восстановлении космического порядка, целостности – бога Тота, проявились в Осирическом цикле мифов, свидетельствующим о приходе в мир зла, смерти, ужаса из-за Ока Хора. Бог Сет, близнец Осириса, претендуя на его египетский трон, убил и расчленил тело брата. Его останки были найдены супругой Осириса Исидой и её сестрой, а также женой Сета, Нефтидой. Они восстановили целостное тело Осириса, не найдя лишь детородный член. Тем не менее, Исида зачала и родила сына Хора, ставшего великим воителем и спасителем. Его борьба с Сетом, символизировавшим силы тьмы, сексуальный инстинкт, противопоставлен светоносному, солярному богу Хору, в пользу которого завершилось противостояние персонификаций инстинкта и сознания. Тем не менее, в процессе борьбы, за которой наблюдала Исида и Тот – покровитель Хора, Сет вырвал Око Хора, расчленил его, иначе говоря, убил его. Магическими средствами Око Хора было восстановлено Тотом, стало целостным, полным, здоровым и должно было продолжить свой путь. Хор передаёт своё око Осирису, чтобы мёртвое тело трансформировалось, возродилось. Собственно говоря, этот мотив связан с самым важным переходным обрядом – погребальным, мумификацией тела умершего, подготовкой к его трансформации, его второму рождению. В терминологии аналитической психологии человек, прошедший индивидуацию в наиболее радикальной форме символической смерти, в идеале восстанавливает целостную личность – Самость.

В аналитической психологии К.Г.Юнга – это центр целостной, четырёхчастной психики человека. Она содержит древнейшие, унаследованные от всех предшествующих поколений человечества слои психики, о которых человек может не знать, но которые обнаруживаются в изменённых состояниях сознания, в том числе в сновидениях, в виде символических архетипических образов, рождённых коллективным бессознательным. Их осознание, осмысление осуществляется при интеграции сознания с бессознательными пластами психики. И эти символические образы трактуются в соответствии с психическими установками человека, принадлежащего той или иной культурной традиции.

В заупокойном культе Око Хора занимало центральное место. Кульминационным был момент подношения бога-сына Хора отцу Осирису Ока Хора, воскресившего его. В Текстах Пирамид этот мотив раскрывается в сложных ритуалах приготовления тела умершего царя для перехода в загробный мир и вечной жизни среди богов. Они связаны с многочисленными священнодействиями, направленными на символическое восстановление жизнедеятельности умершего, функционирования пяти органов чувств: зрения, обоняния, вкуса, осязания и слуха. И во всех ритуальных действах воспроизводится мотив наделения умершего Осириса имярек Оком Хора. Око Хора как символ воскресения актуализируется в многочисленных синонимических образах и манипулированием ими, как правило двух-, но чаще четырёхкратным: поднесением умершему различных священных предметов, обхождением вокруг тела, а также чтением молитв и произнесением магических формул.

Во время мумификации тело, освобождённое от внутренних органов, помещалось в натриевый раствор, в котором оно содержалось в течение 70 дней. Египтянам были известны свойства раствора натрия – очищать, высушивать, закреплять. Погружение тела в этот раствор предотвращало тление, разложение, сохраняло его целым. Раствором натрия пропитывались льняные пелены, которыми заполнялась брюшная полость и оборачивалось тело, опять-таки чтобы сохранить его целым. Все эти операции, целесообразные с точки зрения практических знаний, осмыслялись религиозно-мифологическим сознанием на образно-символическом языке. При этом в ритуале развёрнутые действа могли замещаться манипулированием предметами (при произнесении заклинаний), символизировавшими целую процедуру. Так, во время ритуала «отверзания уст и очей» в рот покойного клали кусочки натрия, что в редуцированной форме представляло процесс мумификации. Символический смысл этого действа проистекает из реальных свойств натриевого раствора предотвращать разложение, связывать, склеивать. Это соотносится с моментом соединения частей тела Осириса в мифе. Все процедуры реконструкции телесной целостности Осириса имярек символизированы Оком Хора, которое раскрывается в синонимических образах, запечатлённых в заклинаниях Текстов Пирамид [6].

Процедуру «отверзания уст и очей» у умершего, Осириса имярек совершал жрец, играющий роль Хора. Ритуал сопровождался подачей хлеба, пива, задней ноги быка и воды. Эти жертвоприношения, символически возвращающие умершему способность дышать, говорить и видеть, семантически тождественны целому, полному, здоровому Оку Хора, которое он передаёт Осирису имярек (Т.П. 20-26). Око Хора наделено очистительными функциями. Заклинания сопровождались воскурением благовония snTr – ладана, распространяющего божественный запах на Осириса имярек, и возлиянием воды (Т.П. 25.18с-32.23b), символизирующих очищение, исходящее от Ока Хора:

Осирис имярек, возьми свой натр (bd) бога твоего (Т.П. 33.25а).

Натр, натр(smin, smin). Открой свой рот (Т.П. 34.26а).

Приносились жертвоприношения в виде кусочков, зёрнышек или кристаллов натра. Натр наделался божественной природой, он принадлежал богам. И умерший, омывшийся натром (в натриевом растворе), вкусивший натр для очищения своего тела, укреплялся среди своих братьев – богов (36.28 с, 29 а). В этих заклинаниях буквально смыкаются два плана – физический и духовный.

Вложенный в рот кусочек натра есть Око Хора (39.31 а), даруемое Осирису Хором. На него переносятся очистительные, вяжущие свойства натра как преобразующего вещества, использовавшиеся для укрепления тела умершего, что необходимо для его трансформации. Он переходит из состояния смерти к воскресению после наделения его Оком Хора, которое является синтезом, связывающим Осириса и Хора, элементом преобразующим, символизирующим жизненную силу. В контексте аналитической психологии К.Г.Юнга, подобно Святому Духу в христианстве, Око Хора также принадлежит архетипической идее духа жизни. Это нечто связующее, некая духовная, психологически переживаемая субстанция, объединяющая Отца и Сына². Это – манифестация, самооткровение бессознательного, символ, связанный с драмой спасения ([6], с.60–64).

Буквальное прочтение вяжущих, скрепляющих, склеивающих свойств Ока Хора следует из истории рождения этого символа жертвоприношения и посмертного воскресения. Такие представления существовали уже в додинастическое время, когда сложилась многовековая традиция изготовления инкрустированных глаз. Отдельные части глаза изготавливали из различных материалов, а затем склеивали, вставляли в зоо- и антропоморфные изображения, в том числе в скульптурки, которые сопровождали умершего в его могиле. А во время подготовки к погребению инкрустированные глаза вставляли в лики статуи умершего.

После этих приготовлений умерший пускался в путь по загробному миру в сопровождении бога Тота, наделяющего его знанием защитных магических текстов против опасных демонов. Цель Тота заключалась в благополучном переходе новопреставленного через все испытания мира мёртвых (бессознательного) и «выхождения в день», просветления в небесном дворце солнечного бога Атума-Ра, где находился зал правосудия. Здесь бог Тот (или умерший) в роли судьи докладывал богу-творцу о примирении богов Хора и Сета, восстановлении космического равновесия.

В аспекте аналитической психологии бог Тот отражает представления о балансе человеческой психики между сознанием и бессознательным, а в качестве бога-целителя он стоит на страже сохранения её целостности, исцеляя от расщепления. Подобно символу – Оку Хора, Тот принадлежит архетипической идее духа жизни. В психологии древних египтян они воплощают единство, целостность, связующую противоположности, трансформацию, которая происходит в погребальном и других переходных обрядах. Приведённые мифологические материалы и связанные с ними данные о погребальном обряде соответствуют архетипу Самости, единства сознания и бессознательного в психологии Юнга.

Рассмотренные материалы из древнеегипетской культуры содержат важный аспект – изоморфизм материального и духовного, проблему, волновавшую умы философов разных времён и культурных традиций. В Египте, в частности, идея высшего бога-творца с солярной символикой (шире – всех божеств) как в текстах, так и в материальных памятниках связана с золотом. Для статуй богов, обожествлённых царственных особ, высших сановников, оформления интерьера сакральных архитектурных сооружений изготавливались предметы из этого металла, связанного с культово-ритуальной сферой жизни общества. В гробницах сохранились изображения мастерских, в которых изготавливали (в основном этим ремеслом владели карлики) золотые предметы для умерших. Маски, которыми покрывались лики почивших правителей, также отливали из золота. В царской титулатуре одним из великих имён было Хор Золота. Золото–Солнце – эта солярная символика отражала в Древнем Египте максимальную ценность – единство горнего и дольнего как отражение духовно-божественных смыслов в делании на земле.

Работы с золотом указывают на внешнее сходство с алхимическим деланием. В действительности есть все основания говорить о существовании алхимии в древнем Египте не только в эллинистический период, но и в значительно более раннее время и в гораздо больших масштабах, учитывая развитое врачевание с помощью сложносоставных лекарств, изготовление косметики и пр. Собственно говоря, об этот говорит миф, в котором Исида выступает, подобно Тоту, владеющей магией алхимического делания, изготовившей змею из слюны бога Ра, смешанной с землёй. Бросив её на пути бога, она ожидает укуса ею великого Ра, который, испытывая невыносимую боль, просит Исиду освободить его от физических страданий. Коварная богиня соглашается в обмен на раскрытие истинного, сокровенного имени Ра.

Теневая сторона Исиды проявлялась и в отношениях с возлюбленным сыном Хором, даже во время драматических событий противоборства с Сетом. В европейской алхимии, куда имена древнеегипетских богов попали через александрийскую традицию посредством распространения их культов в греко-римском мире, греко-египетской алхимии, Исида упоминается как prima materia, выступающая под разными эпитетами, указывающими на её девственное или материнское качество. В одном из алхимических трактатов эта чёрная вдова становится супругой своего сына (что указывает на источник – древний миф, дошедший от Геродота, об их кровосмесительной связи). Но, как писал автор трактата, этот брак заканчивается горечью печали, «ибо когда сын спит с матерью, она убивает его укусом ядовитой змеи» [7] (ср. с мифом об Исиде и Ра).

Однако светлая сторона Исиды раскрыта в её магической способности к воссоединению целостности, когда она собрала части разрубленного Сетом тела своего супруга Осириса. И в этом качестве «она олицетворяет таинственную субстанцию … aqua permanens, которая соединяет враждебные друг другу элементы в единое целое» [7]. Впрочем, это «вместилище добра и зла» описано в трактатах европейской алхимии, хотя источниками для них служили древнегипетские мифы, по большей части, в изложении античных авторов.

Исследуя психологию образа Меркурия в европейской алхимии, Юнг считал, что его предшественником был не только древнегреческий Гермес, но и древнеегипетский Тот, «который все души заставляет дышать» [8]. Западная алхимия, философский аспект которой связан с интересующими современного специалиста глубинной психологии проблемами, по убеждению Юнга, в основном имеет египетское происхождение. И в плане культурных заимствований он обращает внимание на Гермеса Трисмегиста, изначально происходящего от Тота [9].

Вышеприведённые пассажи из осирического цикла мифов о близости бога Тота с Оком Хора отражают психологическую установку древних египтян на восприятие единства мироздания в его противоречивом многообразии. И подобные выводы также могут служить исторической основой для аналитической психологии К.Г.Юнга, изучавшего философию европейской алхимии, в которой ключевым понятием являлось воссоединение противоположностей в единстве сознания и бессознательного в психике человека. «Только благодаря алхимии, – писал Юнг, – я осознал, что бессознательное – это процесс и что отношения между эго и бессознательным есть, собственно, превращение – или психическое развитие» [10]. Иными словами, речь идёт о расширении сознания за счёт его интеграции с бессознательным, что происходит с современным человеком, серьёзно относящимся к сновидениям и иным проявлениям альтернативного сознания как природным факторам.

Сходные моменты в работе психики проявляются и у современных людей, находящихся в изменённых состояниях сознания, в том числе во время сна. Это иллюстрируют эмпирические исследования К.Г.Юнга, связанные со сновидениями. Люди часто видят во сне символические образы круга, квадрата, прямоугольника. Причём, как в древних мифах, по сторонам или углам квадрата или прямоугольника возникают какие-то персонажи, зоо- или антропоморфные, карлики, гномы и пр. Центр или всё пространство круга или квадрата, в религиозно-мифологической картине мира предназначенный для божества или его символов, воспринимались сновидцами как символизирующие их самих или чего-то в них самих ([3], с.166).

Т.А.Шеркова, кандидат исторических наук;

sherkova@inbox.ru