Дельфис

Иванов Вячеслав Иванович (1866-1949)

Известный русский поэт, драматург, переводчик, философ и теоретик русского символизма. После окончания гимназии, где он особенно увлекался древнегреческим языком, И. занимается на историко-филологическом факультете Московского университета. В 1886 году уезжает в Германию, чтобы работать в семинаре у знаменитого историка Теодора Моммзена. За границей И. проводит более десяти лет. В эти годы он жил в Италии, Афинах и Париже, совершил путешествие в Палестину. Наиболее значительным событием зарубежного периода жизни И. в духовном и творческом развитии было знакомство с философией Ф.Ницше. Важное влияние на И. оказала идея Ницше о «духе музыки», составившем, по мнению немецкого философа, основу эллинской культуры и придавшем ей цельность. В своей работе «Эллинская религия страдающего бога» (1904) И. развивает такие понятия, как сверхличное, всенародное, вселенское. Здесь же он делает важное для своего философского мировоззрения определение соборности как религиозной общности людей. И., как поэт, получил известность уже с первыми своими сборниками стихов: «Кормчие звезды» (1903) и «Прозрачность» (1904). Позднее выходят «Эрос» (1907), «Cor ardens» (1911-1912), «Нежная тайна» (1912).

И. принадлежит решающая роль в разработке и обосновании литературно-эстетической теории русского символизма. Он призывал символистов к образному отражению действительности: «Истинному символизму свойственнее изображать земное, нежели небесное... Истинный символизм не отрывается от земли... Он не подменяет вещей, и говоря о море, подразумевает море...» («Мысли о символизме»). И. провозглашал реальность двух миров — «земного и небесного». За миром реальных, доступных чувственному опыту явлений существует мир «ноуменов», т.е. мир духовных сущностей, недоступный ни чувственному, ни рассудочному познанию и постигаемый лишь путем откровения. «...Дело художественного гения, — писал И., — являть ноуменальное в облачении феномена» («Лев Толстой и культура»). И. считал, что большую свободу для выражения мистического содержания в поэзии символистам представляет лирика, а само слово является единственным символом, способным соединить предельное с беспредельным. Но для этого оно должно стать «специфическим словом», «только намеком», «неадекватным внешнему слову» («Поэт и чернь»), «тайнописью неизреченного», «первым и смутным воспоминанием о священном языке жрецов и волхвов» («Заветы символизма»).

И. разрабатывал теорию преобразования драмы в мистерию, которая имела своей целью создание не театра, а религиозного действа. Такое действо, по мнению И., отвечало не эстетической, а религиозной норме: театр-мистерия «внеположен эстетике» («Эстетическая норма театра»).

Особое место в культурной жизни Петербурга заняла «башня» И. В квартире, где он поселился в 1905 г. по возвращении из-за границы, собирались художники, поэты, философы, ученые всех направлений, чтобы обсуждать новые произведения, доклады.

Со своими религиозными идеалами И. не мог принять революции, и после недолгого лояльного сотрудничества с властью он в 1924 г. эмигрирует в Италию, где в 1926 г. принимает католичество. Но до конца 30-х гг. И. сохранял советское гражданство и советский паспорт. В 1925 г. он опубликовал «Римские сонеты», а незадолго до смерти закончил работу над сборником своих стихов 1914-1944 гг. «Свет вечерний».

Ильин Иван Александрович (1883-1954)

Русский философ, правовед, религиозный мыслитель и общественный деятель, проводник и проповедник идеи русского православия.

Представление о содержательной и качественной стороне философских взглядов И. дает книга «Путь к очевидности» (1957). Она была издана уже после смерти философа. В ней раскрывается главный аспект философских воззрений И. — учение об очевидности. В этой работе был специальный раздел «Что есть философия», в котором излагается суть понимания предмета и метода философии. И. не считал необходимым в творчестве философа осуществлять целенаправленную работу по созданию философской системы. Он выдвигал на первый план практические запросы жизни. Для И. философия — всегда ясный и честный взгляд, жизненное исследование духа и духовности, неотделимое от предметно-обоснованных выводов. Главный порок современной философии он усматривал в стремлении разума навязывать жизни законы человеческой логики, подчинять саму жизнь умозрительным схемам.

Саму возможность философского познания И. не отделял, а, напротив, тесно увязывал с потребностью человека в духовном обновлении и возрождении. Для ее реализации необходимо отыскать верную дорогу и сделать это можно единственным способом: «Единственным, который вообще дан человеку: углублением в себя. Не в свою личную, чисто субъективную жизнь; не в свои колеблющиеся, беспредметные "настроения"; не в праздную, гложущую и разлагающую рефлексию. Но в свое сверхличное, предметно-насыщенное, духовное достояние. Пусть оно будет невелико; пусть оно будет подобно искре. Но в искре есть уже сила искренности, ибо искра есть пылинка вечного, божественного пламени...»

И. считал, что поскольку человек, намеревающийся исследовать добродетель, должен прежде обладать ею сам, то и «философ, желающий успешно исследовать свой предмет, должен реально-опытно переживать его и тем самым осуществлять его; он должен превратить свою душу и свою жизнь в орган своего предметного опыта. Только ставши сам орудием духа, он сможет испытать и познать сущность духа». Лишь личное переживание, глубокое индивидуальное испытание дает право на рассуждения о любви, радости, долге, добре и зле, силе и свободе. Аналогичным образом приведенные суждения касаются и эстетики, которая не есть следствие лишь одного субъективного вкуса исследователя. В постижении прекрасного философу также необходимо пройти через самовоспитание художественного созерцания и опыт. Главный вывод, к которому пришел И., заключается в следующем: «Основное правило... пути гласит так: сначала — быть, потом — действовать и лишь затем из осуществленного бытия и из соответственного, а может быть, и опасного, и даже мучительного делания — философствовать».

Наиболее важные труды И.: «Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека» (1918); «Религиозный смысл философии. Три речи» (1924); «О сопротивлении злу силою» (1925); «Путь духовного обновления» (1935); «Основы христианской культуры» (1937); «Аксиомы религиозного опыта» (1953); «Путь к очевидности» (1957); «Поющее сердце. Книга тихих созерцаний» (1958)

Иоанн Кронштадтский (1829-1908

Русский святой, родился 19 октября 1829 г. в селе Сура Архангельской губернии в семье псаломщика. В детстве учение давалось ему плохо, это его печалило и толкнуло на особенно горячие молитвы к Богу о помощи. И свершилось чудо. Однажды, во время пребывания в духовном училище, после горячей молитвы, ночью, мальчика вдруг точно потрясло, и будто завеса спала с его глаз, — раскрылся внутренний взор, легко и радостно стало на душе. После этого мальчик начал легко читать, легко все понимать и запоминать. Училище он окончил одним из первых, Архангельскую семинарию — первым и поступил в Петербургскую духовную академию.

В Академии отец И. мечтал о миссионерской деятельности среди народов Северной Сибири и Америки. В связи с этими думами у него повторилось одно из детских видений: он увидел себя священником в Кронштадтском соборе — принял это за указание свыше и понял, что именно в России его место. По окончании Академии в 1855 г. отец И. был посвящен в сан священника. Войдя впервые в Кронштадтский Андреевский собор, в который он был назначен, он остановился на пороге потрясенный: это был именно тот храм, который задолго до того открылся ему в детском видении.

Всю остальную жизнь и деятельность священника отец И. провел в Кронштадте. Многие забыли даже фамилию отца И. (Сергеев), да и сам он подписывался «Кронштадтский».

По окончании Духовной Академии отец И. записал в своем дневнике: «Многое узнал. Слава Тебе, Господи! Но хочу знать больше. Мой дух жаждет знания. Сердце мое не удовлетворяется, не сыто. Учусь и буду учиться». Вступив с такими намерениями на путь самостоятельной жизни, молодой священник настойчиво продолжал учиться. И тогда же, с первых дней священства, отец И. начал свой подвиг дел во имя любви, стремясь при этом сохранять их в тайне. Скрывая от людей свое подвижничество, он был строгим аскетом, и эту науку победы над собой он начал с первых дней приезда в Кронштадт. До конца своих дней он и его супруга оставались девственниками, отец И. говорил ей: «Счастливых семей, Лиза, и без нас много. А мы с тобой посвятим себя на служение Богу».

Он посвятил себя обездоленным людям, всегда искал и находил их, помогал им, принося не только слова утешения, но и живую любовь и свет. Ежедневно он бывал среди бедняков и нищих Кронштадта, беседовал, служил больным, ухаживал за ними и помогал материально по мере своих сил. Правда, часто случалось, что молодой священник возвращался домой раздетый и без сапог, оставленных нищим. Все это вошло в привычку, в правило; такая жизнь вызывала на отца И. нападки со всех сторон. Упрекали его в собственной семье, смеялись посторонние, придиралось духовное начальство. Необычность христианской жизни молодого священника всех почему-то раздражала. Его называли юродивым. Епархиальное начальство запретило выдавать ему на руки жалованье (так как он иногда, получив его, все до последней копейки раздавал нищим), вызывало его для объяснений. Один из церковных иерархов в письме с увещеваниями к отцу И. предсказывал, что такая подвижническая жизнь в миру соблазнов неминуемо должна привести к страшному падению или окончиться ничем. Но все эти испытания отец И. мужественно переносил, ни в чем не изменяя принятого образа жизни. И он победил, и все то, над чем смеялись в первые годы его священства, на что клеветали и за что преследовали, впоследствии стали прославлять, поняв, что перед ними истинный ученик Христа, отдающий свою душу за людей.

Отец И. был замечательным проповедником. Он взял себе за правило за каждым богослужением говорить проповедь. Не искал красивых слов, говорил просто и чаще без предварительной подготовки. Особенно сильно его проповеди действовали на простых людей. Первыми открыли святость отца И. кронштадтские бедняки, и это известие быстро облетело всю Россию. Хотя он всегда просил не говорить о происходивших чудесных явлениях во время исцелений, все же много чудес было записано и сохранено в памяти его почитателей. Молитвою и возложением его рук излечивались самые тяжелые и застарелые болезни, перед которыми медицина была бессильна. Прозревали слепые. Вся верующая Россия стекалась к отцу И. Эта, кажущаяся для многих завидной, слава, явившаяся после пятнадцати лет служения, была новым и, притом, очень тяжелым подвигом. В первую половину своей жизни он сам ходил к народу в пределах одного своего города. Тогда он был свободен, мог распоряжаться временем по своему усмотрению. Теперь, во второй половине жизни, эта небольшая свобода исчезла. Тысячи людей с разных концов России ежедневно приезжали в Кронштадт. Вставал отец И. в 3 часа утра, а ложился в 12 ночи.

Не прекращая исполнения долга служения людям, возложенного на него жизнью, отец И. хотел своими силами, внутренним совершенствованием помогать улучшению окружающего мира. Достигнув высокой степени молитвенного созерцания и бесстрастия, продолжая вести строго аскетический образ жизни, он спокойно облачался в богатые одежды, преподносимые ему почитателями. Вынужденный часто посещать богатые дома, пил и ел у гостеприимных хозяев все, что ему ни предлагали, конечно, в ограниченном количестве, и все покрывал своей любовью.

Будучи чрезвычайно простым и искренним, отец И. имел необыкновенный дар молитвы. Он очень внимательно следил за сердечностью своей молитвы и тотчас прекращал ее на время, если сознавал, что молитва становится только внешней, механической. Он упражнялся в движении своего сердца, считал умственную, поверхностную молитву оскорблением Бога, призывающего к Себе человечество словами: «Дай, сын, Мне сердце твое!»

Он говорил: «Молясь, мы непременно должны взять в свою власть сердце и обратить его к Господу, но никогда не допускать ни одного возгласа к Богу, не исходящего из глубины сердца. Когда мы научимся во время молитвы говорить из сердца только истину — то, что действительно сознаем и чувствуем, то искренняя или истинная молитва очистит наше сердце от лжи, и мы не позволим себе лгать и в жизни». Свой духовный опыт отец И. изложил в книге «Моя жизнь во Христе».

Отец И. скончался 20 декабря 1908 г., заранее предсказав день своей смерти. На похоронах присутствовали десятки тысяч людей, а у гробницы тогда и в последующее время совершилось много чудесных исцелений.

Иоасаф (IV в.)

Индийский царевич. Вместе со своим наставником, пустынником Варлаамом, и отцом, царем Авениром, преподобный И. царевич упоминается в православном месяцеслове; время их жизни отнесено к IV в. Сведения о праведном царевиче, обращенном в христианскую веру отшельником Варлаамом, содержатся в «Повести о Варлааме и Иоасафе», одном из наиболее популярных творений средневековой литературы. «Повесть...» имела хождение более чем на тридцати языках: почти на всех европейских (на древнерусском уже с XI-XII вв.), на арабском, персидском, уйгурском, грузинском, армянском, эфиопском и др.

Имена главных героев «Повести...» порой звучат иначе: Балавар и Иодасаф, Билаухар и Будасаф. Еще в середине XIX в. французский исследователь Э.Лябуле и немецкий ученый Ф.Либрехт предположили, что Будасаф — это искаженное «Бодхисаттва», а вся « Повесть...» является христианизированным вариантом буддийских преданий о Будде Шакьямуни, попавшем таким образом в православные святцы (современному русскому читателю эта гипотеза известна прежде всего в изложении Н.К.Рериха). Действительно, описание юности царевича И. сходно с буддийским преданием: отец безуспешно пытается воспитать сына в изоляции от бед внешнего мира. Однако в дальнейшем сюжетные линии расходятся; в «Повести...» нет буддийских (и индийских тоже) реалий, к тому же в ней огромную роль играет Варлаам — Балавар и его многочисленные притчи. В буддийских сочинениях аналога нет: Будда сам достигает просветления.

Единого мнения о происхождении «Повести о Варлааме и Иоасафе» (бесспорно — сложной и многосоставной) до сих пор нет. Многие ученые склоняются к признанию буддийского происхождения ее первоисточника, однако этот первоисточник в эпоху раннего христианства был, вне сомнения, сильно переработан и дополнен. Анализ имен, упоминаемых в «Повести...», указывает, скорее всего, на какие-то регионы Средней Азии или западной части Центральной Азии, где широко были распространены и буддизм, и христианство. А один из важнейших символов «Повести...» — принесенный Варлаамом И. лучезарный «камень веры» — может быть сопоставлен с сокровенным буддийским образом камня Чинтамани. Не случайно, по-видимому, именно этот сюжет считали главным в «Повести...» древнерусские книготворцы, изображавшие на фронтисписе, «как преподобные отцы наши» Варлаам и Иоасаф беседуют об истинной вере в сиянии чудесного камня.

Литература: Повесть о Варлааме и Иосафе (Исследование И.Н.Лебедевой, подробная библиография и полный древнерусский текст). Л.: Наука, 1985.

Материал подготовили Н.М.Смирнов и Е.С.Лазарев