Дельфис

Николай Кузанский (1401-1464)

Настоящее имя — Николай Кребс, выдающийся мыслитель раннего Возрождения, воспринявший наследие античной и средневековой метафизики и предвосхитивший главные черты философии Нового времени. Он был епископом Бриксенским, кардиналом и «легатом всей Германии», генеральным викарием при папе Пие II. На Базельском соборе (1432) представил историософско-политический трактат «О католическом согласии», проект замены юлианского календаря. Стремился к упорядочению социальных и церковных структур вокруг единого духовного центра, строил планы объединения религий во всеобъемлющем католичестве («О согласии веры», 1453).

Основная мысль, сформулированная в названии первой большой работы Н. — «Знающее незнание» («De docta ignorantia», 1440 — русский перевод «Об учёном незнании», 1937, 19/9): в сознании непознаваемости высшей истины «свёрнутым» образом содержится знание о ней. В непознанном сказывается изначально известное; отдельное свидетельствует о предсуществовании целого: разнообразие говорит о лежащем в его основе единстве. При этом пестрота чувственного отсылает к его рациональным закономерностям; сложность рациональности — к простоте ума; различие умов, как единяще-собирающих начал — к единству первопричины. Отсюда универсальный путь восхождения у Н.: «Соединяй видимые противоположности в предшествующем им единстве». Достоверность всего конкретного для Н. каждый раз заново обеспечивается возведением его к божественному началу. Начало проявляется во всём, оставаясь непостижимым именно потому, что оно всему предшествует: источник всякого «движения», естественного и человеческого, оно же и его конец. В отличие от абсолюта, универсум — единство «определившееся», «стяжённое» и потому неизбежно ограниченное этой определённостью. Всякий вещественный центр относителен, центром и пределом бесконечного мира является творец. В качестве единого мир определяется собирающим смыслом. Через принадлежность к универсуму каждая вещь пребывает в каждой; максимальное различие вещей совпадает с их минимальным различием (отсутствием такового). В трактатах «О предположениях» (1340—1341), «Богосыновство» (1446), в диалоге «Простец об уме» (1450) развёртывается учение об уме как богоподобии. Это не эманация первоначала, а воспроизведение его творящей способности в доступной человеку сфере. Богопознание тоже открывается человеку «на нём самом». Высшее имя божественного начала в поздних произведениях Н. — «возможность-бытие», «не-иное».

К сожалению, крайняя индивидуальность стиля, недоступность понимания латыни, на которой писал философ, обособленность его в философии Возрождения привели к тому, что Н. не был принят вполне ни ближайшими учениками (Бруно, Этьен д'Этапль), ни практическими продолжателями (Декарт, Лейбниц). Однако важнейшие для Н. понятия метода априорного предвосхищения реальности, точности и строгости познания, человеческого творчества так или иначе оказываются в центре новой европейской философии.

Ницше Фридрих (1844-1900)

Выдающийся немецкий философ, основатель направления «философия жизни». Родился в прусской провинции Саксонии. Отец его был протестантским пастором. В 1869 г. получил кафедру филологии в Базельском университете. Долго жил в Италии — в Сорренто и Риме, но здоровье его ухудшалось; в 1879 г. окончательно оставил профессуру и уединённо жил в Италии и Швейцарии. Следующие годы, несмотря на тяжкие страдания, были самыми плодотворными для Н. В 1880 г. болезнь его усилилась, и с тех пор он жил до конца своих дней сначала в лечебнице в Иене, затем у своей матери в Наумбурге.

Развитие философских взглядов Н. проходило по трём этапам: признание метафизики Шопенгауэра, затем отрицание её во имя рационализма и, наконец, создание собственного оригинального мировоззрения. Среди ранних трудов Н. выделяется книга «Рождение трагедии из духа музыки» (1872). Он выводит начало искусства из взаимодействия двух противоположных эстетических элементов в природе — дионисийского и аполлоновского. Дионисийским он называет начало оргиазма, сказывавшееся в восторженных телодвижениях, в сочетании радости и скорби, наслаждения и ужаса, когда стираются обычные пределы бытия и человеческая личность сливается с природой. Этому началу соответствует музыка. Противоположность дионисийскому началу составляет стремление к созиданию форм; Н. видит его в Аполлоне, боге созидательных сил. В нём соединяются свобода от разных необузданных порывов и мудрое спокойствие. Самое возвышенное воплощение меры в эллинском значении слова. Сила этого созидательного стремления проявляется в прекрасном искусственном мире сновидений. Ему соответствует пластическое искусство. Стихийное дионисийское начало Н. ставит выше всего, так же как и вышедшее из него искусство, то есть главным образом музыку. Культура аполлоновского, рассудочного характера, Н. считает, начинается от Сократа, «основателя диалектики и теоретичности».

В сочинениях, посвящённых пониманию истории, Н. пишет, что история полезна лишь до тех пор, пока, увеличивая знания, она не делает душу пассивной воспринимательницей прошлого, лишённую созидательного, пластического элемента. «Неисторическое», то есть непосредственное творческое начало должно оставаться сильным; только сочетая историческое с неисторическим, человек становится великим: обладая великим наследием прошлого, он в то же время не подчинён ему. Н. возводит в идеал людей, унаследовавших гений прошедшего, способных из настоящего объяснить минувшее и самое отдалённое будущее. Он называет их «людьми несвоевременными», то есть людьми, не подходящими данному времени. В наиболее известных своих работах конца 80-х годов — «Так говорил Заратустра», «По ту сторону добра и зла», «Генеалогия морали», «Воля к власти», Н. признаёт всякое знание и мышление условным и возвращается к своему первоначальному возвеличению стихийной силы. Идеалом его является сверхжизненный образ человека.

В этике и эстетике Н. Бог, человек и мир сливаются в одно сверхчеловеческое существо. Этика Н. основана на его понимании упадка, который создаётся вмешательством разума, ограничивающим стихийное творческое начало. Этот упадок начался для человечества вместе с культурой, сделав из человека больное существо, отрицающее самого себя. По Н. оправдание упадка, сопровождающего человечество во все времена, заключается в том, что человек — только переходная ступень к более совершенному существу. Цель человечества — преодолеть себя во имя более высокого идеала; чтобы достигнуть этого, нужно развивать все свои человеческие качества до апогея и в них пережить самого себя. «Сверхчеловек», для которого человек приготавливает путь самоотречением, является созданием его самого, но этот мистический идеал недостижим при жизни, он же лежит в основе контрастов, составляющих трагическую красоту души. Когда естественно-человеческое доведено до апогея, тогда пробуждается жажда божественного; чем гуще тени на человеческом, тем ярче сияет божественное — и человек сам создаёт божество, как противоположность человеческому. Философия Н. в сути своей обращена к далёкому будущему; сложным образом в ней переплелись отчаяния и надежды, вера и безверие, любовь и ненависть. Переживая трагедию современной европейской цивилизации, Н. всей душой стремится к будущему возрождённому миру и человеку. Он мечтает о сильной великой личности, но сам не может расстаться со старым, разрушающимся миром и его культурой, и в этой трагической раздвоенности, в неизбежных страданиях Н. видит смысл существования человека.

Новиков Николай Иванович (1744-1818)

Выдающийся русский просветитель, журналист, общественный деятель. Родился в семье помещика, обучался в Москве в университетской гимназии, но в 1760 г. был исключён. В начале 1762 г. Н. поступил на службу в Измайловский полк и, как часовой у подъёмного моста измайловских казарм в день воцарения Екатерины II, был произведён в унтер-офицеры. Уже во время своей службы в полку Н. проявил «вкус к словесным наукам» и склонность к книжному делу: издал две переводные французские повести и сонет. В 1767 г. Н. был в числе молодых людей, которым в Комиссии депутатов для сочинения проекта нового уложения было поручено ведение протоколов. Поручение это императрица считала делом высокой важности и предписала «к держанию протокола определить особливых дворян со способностями». Участие в работе Комиссии ознакомило Н. со многими важными вопросами, выдвинутыми русской жизнью, и с условиями русской действительности. В 1768 г. вышел в отставку и стал издавать ежедневный сатирический журнал «Трутень» (1769—1770). Он вступил в борьбу с господствовавшей тогда в русском обществе галломанией. Журналы Н. дают яркие изображения львов и львиц тогдашнего большого света, щёголей и щеголих. «Трутень» проводил мысль о несправедливости крепостного права, выступал против злоупотреблений помещичьей властью, бичевал продажное правосудие, взяточничество и т.п. Журнал Н. вступил в полемику со «Всякой Всячиной», печатным органом самой императрицы. В этой полемике принимали участие и другие - журналы, разделившиеся на два лагеря. «Всякая Всячина» проповедывала умеренность, снисходительность к слабостям, осуждая всякое «задевание особ». «Трутень» стоял за смелые, открытые обличения. борьба, однако, была неравная, «Трутень» сначала вынужден был умерить тон, совершенно отказаться от обсуждения крестьянского вопроса, а затем и совсем закрыться, не по воле издателя.

В 1772 г. Н. выступил с новым сатирическим журналом — «Живописец», лучшим периодическим изданием того времени. Журнал проводил те же идеи, что и «Трутень»: в ряде статей, из которых одни принадлежали И.П.Тургеневу, другие приписывались Радищеву, он горячо ратовал против крепостного права. Скоро «Живописец» был вынужден изменить тон, а затем и закрыться (1773). Новая попытка в том же направлении была сделана Н. в 1774 г., когда он стал издавать свой новый журнал «Кошелёк», но и он был закрыт после девятого номера. Одновременно с сатирическими журналами Н. выпустил целый ряд исторических изданий, которые должны были содействовать укреплению национального самосознания и дать «начертание нравов и обычаев наших предков», чтобы мы познали «великость духа их, украшенного простотою». Это: «Древняя Российская Вивлиофика, или Собрание разных древних сочинений...» (1173—1175); «Древняя Российская Идрография» (1773); «Повествователь древностей Российских, или Собрание достопамятных записок по Истории и Географии Российской» (1776); «История о невинном заточении боярина А.С.Матвеева» (1776); «Скифская история из разных историков...» (1776). Материал для своих изданий памятников старины Н. брал из государственных, церковных и частных архивов. Много материалов передавали ему Миллер, кн. Щербатов, Бантыш-Каменский и др., а также и Екатерина II, поддержавшая издание «Вивлиофики» щедрыми субсидиями. Отношения императрицы к Н. в этот период отличались благосклонностью.

В масонство (английское) Н. вступил ещё в 1775г. Возможно, это была ложа «Астрея». В 1776г. он уже стоял во главе ложи «Латона», где были членами И.П.Тургенев, А.М.Кутузов, В.В.Чулков и др. В противоположность «Астрее» новая ложа принадлежала к берлинскому масонству, введённому в России бароном Рейхелем.

Некоторое время Н. издавал еженедельный журнал учёной и литературной критики «Санктпетербургские Учёные Ведомости», а с 1777 по 1780 гг. «Утренний Свет». Большая часть журнала содержала переводы из сочинений Платона, Плутарха, Ксенофонта, Сенеки, Вергилия, Геснера, Мозера, Геллерта, Цолликофера и др. Авторами журнала были В.И.Майков, М.Н.Муравьёв, П.Терликов, И.П.Тургенев. Весь доход с издания предназначался на устройство и содержание в Петербурге начальных народных училищ. Уже в ноябре 1777 г. Н. было открыто училище при церкви Владимирской Божьей Матери на 30 или 40 человек, впоследствии названное Екатерининским. В следующем году было открыто Александровское. Устроителей увлекали при этом не только цели благотворительности, но также постановка новых методов воспитания. Н. стремился создать училище, «в котором бы наилучшим и кратчайшим способом дети научались ко благонравию и заохочивались к дальнейшему учению, для собственной своей и отечества пользы». Училища существовали ещё в 1782 г., дальнейшая судьба их неизвестна.

В 1779 г. Херасков, который был куратором Московского университета, предложил Н. взять в аренду университетскую типографию и издание «Московских Ведомостей». Н. переехал в Москву, и здесь начинается наиболее значительный период его жизни, характеризующийся необыкновенной широтой размаха и напряжённостью душевной и общественной деятельности. Для развития просвещения вообще имело большое значение это, по выражению В.О.Ключевского, «новиковское десятилетие». В Москве Н. встретил кружок масонов, людей, преданных тем же интересам нравственного самоусовершенствования и самопознания. Это были И.Е.Шварц, В.И.Лопухин, С.И.Гамалея, князья Трубецкой и Черкасский, И.П.Тургенев, несколько профессоров университета, княгиня Трубецкая. И.Е.Шварц — отличавшийся большим педагогическим талантом, весь проникнутый мыслями о перевоспитании людей, как и сам Н. масон, не мог не остановить на себе внимания Н. Во всех крупных общественных предприятиях этого времени они вскоре стали выступать совместно, и теперь с трудом можно отличить, что принадлежит одному и что другому. В Москве Н. и близкие ему друзья-масоны создали «тайную и сиентифическую» ложу «Гармония», которая через Шварца завязала важные контакты с немецкими масонами.

Быстро приведя в порядок и значительно расширив университетскую типографию, Н. менее чем за три года напечатал в ней больше книг, чем вышло из неё за 24 года её предыдущего существования. Наряду с издательством книг, Н. поднял и значение «Московских Ведомостей», к которым стал добавлять приложения разнообразного содержания. Число подписчиков увеличилось всемеро. В 1781 г. он издавал продолжение «Утреннего Света», под названием «Московское ежемесячное издание»; затем следовали в 1782 г. «Вечерняя Заря», в 1784—1785 гг. «Покоящийся Трудолюбец». Издания, печатавшиеся в университетской типографии и распространявшиеся Н., были довольно разнообразны. Среди них попадались и книги беллетристического содержания, такие как «Генриета, или Гусарское похищение». Печатать подобные книги было необходимо, потому что на них был спрос и без них не могла существовать типография. Но не эти книги были характерны для Н.; в небывалом прежде количестве он начал издавать книги учебные (в том числе немецкую и латинскую грамматики) и религиозно-нравственные, частью проповеди и сочинения духовных лиц, частью переводы морально-дидактических, позже мистических произведений.

В начале 1781 г. организовалось то общество филантропов и любителей просвещения, о котором уже в 17.79 г. мечтали Н. и Шварц — «Дружеское Учёное Общество». Значительные денежные средства для Общества были предоставлены П.А.Татищевым, сыном А.Д.Татищева, денщика Петра I, строителя «Ледяного дома» при Анне, генерал-полицмейстера при Елизавете. Основатели общества были: сам Н., Шварц, двое князей Трубецких, князь А.А.Черкасский, М.М.Херасков, П.А.Татищев, В.В.Чулков, И.П.Тургенев, А.М.Кутузов, А.И.Новиков. Позднее к ним присоединились: И.В.Лопухин и С.И.Гамалея; позже в разное время князь К.М.Енгалычев, П.П.Татищев, А.Ф., П.Ф., Н.Ф. и Н.А. Ладыженские, барон Г.Я.Шрёдер, П.И.Страхов, Ф.П.Ключарев, Я.Шнейдер, князья И.С. и Г.П. Гагарины, Ф.П.Баузе, В.И.Баженов, Г.М.Походяшин, О.А.Поздеев, С.И.Плещеев, П.П.Тургенев, П.В.Лопухин и др. Всех членов впоследствии было свыше пятидесяти и большинство из них были масоны.

В 1784 г. Н. и его сотрудниками организовывается типографическая компания, которая затем сливается с «Дружеским Учёным Обществом». Складской капитал компании был 57 500 р., от Н. ей было передано всего книг на 320 000 р. Ежегодный доход компании превышал 40 000 р., достигая в иные годы 80 000 р. После закрытия компании в 1791 г., несмотря на большой сбыт изданных ею книг, их оставалось на 700 000 р., не считая 16 856 книг, сожжённых («как зловредные»), и 7 158 книг, переданных в университет и Заиконоспасскую академию.

С целью удешевления книг, Н. вступил в переговоры со всеми существовавшими тогда книжными лавками, нанял комиссионеров, отпускал книготорговцам на льготных условиях товар в кредит, иногда десятками тысяч экземпляров, устраивал книжную торговлю не только в провинциальных городах, но даже в деревнях. В Москве, где до тех пор существовали только две книжные лавки, с оборотом 10 000 р., при Н. и под его влиянием число их возросло до 20, и книг продавали они ежегодно примерно на 200 000 р. Он же учредил в Москве первую библиотеку. В обществе, где даже звание писателя считалось постыдным, надо было иметь большую решимость, чтобы стать книгоиздателем и книготорговцем и видеть в этом своё патриотическое служение. Люди, близкие к тому времени и к самому Н., утверждали, что он не распространил, а зародил в России любовь к наукам и охоту к чтению.

Наряду с книгоиздательскими предприятиями Н. шла педагогическая и благотворительная деятельность его кружка. Последняя достигла наибольшего развития в голодный 1787 г., когда Н. широко оказывал помощь голодающим. Средства для этого передавал гвардейский офицер Григорий Максимович Походяшин, сын уральского горнозаводчика, который отдал в распоряжение Н. всё своё огромное состояние. Стремясь и умея соединять людей для совместного труда, Н. пробудил самостоятельность русского общества. В этом был источник его успеха, но в этом же, по условиям того времени, была и причина его ареста.

Деятельность Н. была в полной силе, когда над ним уже собиралась гроза. Прежде всего, на Н. была подана жалоба московскому генерал-губернатору Н.П.Архарову от Комиссии народных училищ, в которой говорилось, что Н. напечатал без её разрешения несколько учебных книг, которые только Комиссии позволено было печатать и распространять. Из жалобы следовало, что своей перепечаткой Н. повредил казне и нарушил права издателя. Однако, как вскоре выяснилось, печатались книги по желанию прежнего, умершего губернатора графа З.Г.Чернышёва (покровителя кружка Н.) с единственной целью, чтобы в продаже было больше дешёвых учебных книг. Несмотря на это, требования Комиссии были исполнены, т.е. имеющиеся экземпляры конфискованы, а деньги за проданные взысканы с Н. Это дело ещё не было закончено, как началось новое — напечатанная Н., по мнению Екатерины «ругательная», «История ордена иезуитов» была запрещена. В 1785 г. было повелено составить изданиям Н. опись и передать их на рассмотрение московского архиепископа Платона, который должен был также испытать в вере самого Н. В своём донесении о вере Н. Платон писал: «Молю всещедрого Бога, чтобы во всём мире были христиане таковые, как Н.». Отзыв Платона не рассеял подозрений Екатерины. Ещё задолго до истечения контракта Н. на аренду университетской типографии императрица не раз повторяла распоряжение, чтобы типографию больше Н. не отдавать. Потеря университетской типографии (1789) была для Н. очень серьёзным ударом, хотя в распоряжении его и оставались другие типографии компании. В 1790 г. губернатором в Москву был назначен князь Прозоровский, человек невежественный, подозрительный и жестокий. Его доносы повлекли за собой отправление в Москву графа Безбородко для негласного расследования, но он не нашёл повода для преследования. В 1791 г. Н. должен был, однако, закрыть типографическую компанию. В апреле 1792 г. Прозоровскому послан был указ расследовать, не печатает ли Н., нарушая закон, книг церковной печати. Вскоре Прозоровский направляет для ареста Н., серьёзно больного, жившего в своём Авдотьино, гусарскую команду, так перепугавшую детей Н., что они всю жизнь после того страдали нервными припадками. Не находя доказательств против Н., Прозоровский просил о присылке знаменитого следователя того времени Шешковского, замечая при этом, о неудобствах передачи дела Н. обыкновенному суду. Ещё до окончания следствия императрица указом от 10 мая 1792 г. повелела тайно перевезти Н. в Шлиссельбургскую крепость, где продолжал допросы Шешковский. Наконец, 1 августа 1792 г. императрица подписала указ о заключении Н. в Шлиссельбургскую крепость на 15 лет. В указе говорилось, что и это решение было смягчением «нещадной» казни (т.е. смертной), к которой он должен был быть приговорён по силе законов за свои «обнаруженные и собственно им "признанные преступления», «хотя он и не открыл ещё сокровенных своих замыслов». Из сохранившихся документов видно, что Н. обвинялся в «гнусном расколе», корыстных обманах, в деятельности масонской (хотя масонство не было запрещено), в «сношениях» с герцегом Брауншвейгским и другими иностранцами («сношения» эти касались исключительно вопросов масонства и никакого политического значения не имели), в «сношениях» с Великим Князем Павлом Петровичем (все отношения масонов с Павлом ограничились подношением ему нескольких книг, которые он сам пожелал иметь). Все эти обвинения указ 1 августа относил не к одному Н., а ко всем соучастникам-масонам, пострадал же один только Н., хотя он даже не считался главою московских масонов.

Четыре с половиной года провёл Н. в крепости, нуждаясь в самом необходимом, даже в лекарствах. Заключение с ним самоотверженно разделял доктор Багрянский. Император Павел I в первый же день своего царствования освободил Н. Н. был заключён в крепость ещё в полном развитии сил и энергии, а вышел оттуда «дряхл, стар, согбен». Он вынужден был отказаться от общественной деятельности и до самой своей смерти (31 июля 1818) прожил почти безвыездно в своём Авдотьино, заботясь лишь о нуждах своих крестьян, об их просвещении.

В 1829 г. замечательный русский мыслитель И.В.Киреевский писал: «...подивимся странностям судьбы человеческой. Тот, кому просвещение наше обязано столь быстрыми успехами, кто подвинул на полвека образованность нашего народа, кто всю жизнь употребил во благо отечества и уже видел плоды своего влияния на всех концах русского царства, человек, которому Россия обязана стольким, — он умер недавно, почти всеми забытый, близ той Москвы, которая была свидетельницею и средоточением его блестящей деятельности... Память об нём почти исчезла; участники его трудов разошлись, утонули в тёмных заботах частной деятельности; многих уже нет; но дело, ими совершённое, осталось: оно живёт, оно приносит плоды и ищет благодарности потомства».